Бет больше ничего не говорила про эти тренировки — даже мне, хотя, конечно, видела, что происходит.

Мы посмотрели вслед ребятам, услышали, как в блиндаже кто-то спросил:

— Иван уже ушел? Надо будет ему завтра сказать…

Гвалт голосов и звон гитары перекрыли окончание фразы. Мы медленно пошли через лес в глубь Лэнда, к дому.

Дорожка меж белых стволов без конца петляла, обходя низкие и мокрые места. Мы шли небыстро, чтобы не спотыкаться о корни. Я отмахивался от комаров, Андре они не трогали.

— Зачем они меня едят? — пожаловался я.

— А ты включи щит — и не будут есть, — отозвался Андре. — Так вот… Мы можем поискать их базу: это трудно, но реально. Особенно если нам действительно помогут.

— Можно поискать, — согласился я, — и нужно порасспрашивать людей. Но ведь база — это лишь гипотеза. Не факт, что она существует. Мы что-то упускаем, Санька права. И чересчур легко смотрим на то, что происходит. Вы все как дети: Ференца ругаете, а сами тоже играете в войну. Зато охотники, кажется, не играют.

— Не играют, — согласился он. — Мы с ними как-то раз подрались врукопашную — Санька и я. Их тоже было двое. Это тогда один из них ругался по-английски. Мы забрели в новый квартал за университетом. Там все дома стеклянные: ни балконов, ни карнизов, даже деревьев нет — одни кусты, то есть обзора никакого. Нам бы бежать оттуда поскорее, а мы себе болтали и смеялись — не помню уж над чем — как дураки… Они выскочили очень близко, из-за спины — один на меня, другой на Саньку… Все произошло быстро, в несколько секунд. Я своего хорошо так, удачно бросил, а Санька с тем, другим, сцепилась намертво… Вообще-то в ярости она боец без правил, и ему здорово досталось, но больно силы оказались неравны… Я сразу бросился на помощь, щитом его шарахнул, выхватил Саньку из драки и утащил в ближайший коридор. Но все равно у нее был шок. Она три дня ни с кем не говорила. Сидела тут, на восьмом посту, и если кто совался с расспросами, отвечала: «Уйди, а то буду кричать». Хотя она никогда не кричит — и говорит-то мало.

— Ей сильно досталось?

— Да, в общем, нет. Но Санька всегда старалась быть сильней ребят. Или хотя бы не слабей. Она во всем держалась с нами наравне, и я считал, что так и надо. Ну, то есть, что она лучше всех девчонок.

— А разве нет? — спросил я по возможности без выражения:

— Для меня — да, — ответил он серьезно, — но не потому, что здорово дерется. Я тогда понял, почему девочек нужно охранять и нельзя, чтобы они попадали в такие передряги.

— А из шока ее ты вывел?

— Да, наверно. Я сидел на лестнице и рассказывал ей, какая она — в моих глазах. И мы с ней тогда во второй раз обручились.

— Во второй?

— Да. Но первый — это давно, еще почти в детстве. Я подумал, что, может быть, она забыла или ей кажется, будто это случилось не всерьез. Решил на всякий случай уточнить.

Подробностей он рассказывать не стал, и я не расспрашивал. Не знаю, что было для него важнее: рассказать мне про охотников (без Саньки, чтобы не напоминать об этом шоке) или про обручение. Он никогда не скрывал своего отношения к этой девочке, но, видимо, не хотел, чтобы я истолковал это превратно. Выговорившись, Андре оборвал себя почти на полуслове, быстро простился и поспешил назад своим неслышным, невесомым шагом.

А я дошел до дома и обнаружил, что у нас гости. Вернее, одна гостья — Кэт. Они с Бет мирно и уютно сидели за столом и вспоминали детство. Обе в превосходном настроении.

— Девчонками мы воображали, что мы дочери северного ветра, — рассказывала Кэт. — Сидели каждая в своей качалке, что-нибудь шили или даже штопали и сочиняли небылицы о своем могуществе.

— Мы тебя ждали и не ужинали, — пояснила Бет. — Даже чай не пили.

— Да. Где ты пропадал, братишка? — спросила Кэт с любопытством.

Под чайную церемонию я рассказал им про разговоры на восьмом посту и про нападение на Дени. Бет сразу поймала мое настроение и посмотрела на меня с тревогой. Кэт осталась безмятежно спокойной и, наоборот, постаралась показать, что моя тревога кажется ей чем-то несерьезным.

— Подумаешь, детки немножко побегают! Им полезно.

— Они не могут всю жизнь бегать, Кэтти. Они взрослые люди, им нужно жить по-человечески. Ведь там уже сейчас есть семейные пары — по сути дела.

— Это ты про Лиззи с Тимом? — фыркнула Кэт.

Я посмотрел на Бет, не зная, стоит ли продолжать. Она кивнула и сама вступила в разговор:

— Не только. Я, например, точно знаю, что Андре сделал Саньке предложение по всей форме. И она его, конечно, приняла.

Я уткнулся в свою чашку, а заодно в блюдечко с вареньем, чтобы не заметить реакцию Кэт. Но она молчала лишь секунду и отозвалась тоном легким и пренебрежительным:

— Ну, в данном случае форма, скорее всего, мало что значит. Это просто девочка.

— Слово есть слово, — ответила Бет, — оно очень много значит.

Я еще не поднимал головы от своего варенья, но чувствовал, что Кэт закипает, и подкинул ей повод спустить пары.

— К тому же, — сказал я, изображая глубокую задумчивость «о чем-то другом», — где гарантия, что охотники не начнут гоняться за тобой?

— Ну, это будет слишком! — Кэт взвилась, как я и предполагал. — Такую наглость я не потерплю!

— А то, что они делают сейчас, разве не наглость? — ответил я спокойно. — Если ты знаешь, как с этим покончить, так давай покончим, наконец.

Кэт уставилась на меня в молчаливом негодовании, и я ответил ей таким же нахальным прямым взглядом. Неожиданно Бет рассмеялась.

— Ты чего? — буркнула Кэт.

— Вы сейчас были так похожи — и вправду как братишки!

— Мы? — теперь Кэт вскипела на нее.

— Да, вы. У вас обоих вид упрямый и глаза такие — ярко-синие. Только у Кэт ресницы черные, — добавила она поспешно, предчувствуя бурю.

— А у Ивана белые, — отрезала Кэт и рассмеялась, но не очень весело. — Да ладно, Джонни, ты не обижайся. Наверно, у нас, в самом деле, есть что-то общее.

Я пожал плечами: чего мне обижаться? Понятно же, что я не вила и не могу сиять волшебной красотой. Я даже на «Джонни» не обижался, хотя эту кличку прилепила мне именно Кэт, а с ее легкой руки иногда повторяли и другие.

Мы вышли немного проводить Кэт. Она сначала собиралась ночевать у нас, но теперь передумала и отправилась в свои апартаменты. Мы прошли всего ничего, когда дорогу нам пересекла толпа ребят, возвращавшихся с восьмого поста. В светлой летней ночи мы легко узнали каждого из них, в том числе и Саньку, которую прихватили в свою надежную компанию Ганка и Сьюзен. А нас опять никто не заметил: мы остановились в тени большого куста сирени.

— Ты вроде говорил, что Санька дежурит? — спросила Кэт.

— Она дважды «хлопала дверью» за спиной у Дени. С нее на сегодня хватит.

— Кто же там остался?

— Андре, — сказал я не подумав. — Он собирался додежурить до утра.

Кэт посмотрела вслед ребятам.

— Знаете что, братишки? — сказала она. — Идите-ка вы домой. Поздно уже, а я хочу еще немного побродить.

— Конечно, — кивнула Бет. — Но если соскучишься — возвращайся к нам.

— Хорошо. Вы не обижайтесь.

— Да что ты! С какой стати нам обижаться? — откликнулся я. — Спокойной ночи.

Но меня уже настигло запоздалое озарение. Я посмотрел, как Кэт исчезла меж темных зарослей и зданий, и тихо cпросил:

— Может быть, мне стоит вернуться на восьмой пост? Вдруг я там что-то забыл?

— Не стоит, — вздохнула Бет. — Ты ничего не в силах изменить.

— Но ты же сама говорила, что он еще мальчишка! Не лучше ли развести их сейчас, а там, глядишь, как-нибудь обойдется?

— Не обойдется. Если ты помешаешь ей сегодня, она достанет его завтра. Ему придется с этим как-то справиться. Она от него не отстанет. Я знаю Кэт.

О том, как проходил этот тяжелый разговор, я, как ни странно, все-таки узнал. Гораздо позже и в общих чертах. Деталей ни один из них не захотел бы вспоминать, что называется, под дулом пистолета. Насколько я мог догадаться, Кэт «понесло», и она, видя перед собой растерянного и даже, наверно, испуганного мальчишку, все равно выговорила (если не выкрикнула) свои главные — и ненужные ему слова. Ответ скорей всего звучал смятенно, но все-таки определенно: