— Право — на сто восемьдесят, — скомандовал Золотов рулевому.

Кренясь и еще больше мотаясь, катер повернул и лег на обратный курс. Командир толкнул рычажки управления моторами — катер рванулся вперед на розыск ребят и… Гогоберидзе доложил о ранении мичмана.

…До квадрата Д-2-И оставалось три с половиной мили, когда радиометрист доложил на мостик, что позади катера обнаружена «цель», движущаяся через границу — к берегу.

Вот тебе и на! Катер оказался между двух целей: неизвестной, которую еще надо разыскать, и совершенно явной, которую необходимо перехватить и проверить. Идти вперед, в указанный квадрат, офицеру повелевали благородная обязанность моряка, обыкновенная человеческая сердечность и распоряжение командования. Идти назад, на задержание выявленной «цели», его обязывали устав, служебный долг и сознание своего прямого назначения. Вопроса, собственно, не было. Капитан-лейтенант обязан идти на задержание явного нарушителя границы. Но возвращаться для поимки какого-то прохвоста, зная, что там, впереди, остаются бедствующие и, возможно, уже гибнущие свои родные советские ребята, — какое же сердце надо иметь, чтобы решиться на это!

Золотову показалось, будто он из Арктики попал в тропики. Рванув «молнию» куртки, он сурово, почти зло, приказал рулевому:

— Лечь на обратный курс!

«А может быть, это и есть лодка с ребятами?» — утешая и обнадеживая себя, подумал он.

Что ж, это вполне могло быть: квадрат Д-2-И дан лишь ориентировочно.

Ударяясь широкой грудью об волны, катер летел на сближение с целью. Радист выстукивал на берег обстановку и решение командира. Внезапно во всех отсеках и рубке погас свет, тут же вспыхнуло аварийное освещение. Из моторного отделения старшина Федяев донес, что вспомогательные двигатели и генератор работают по-прежнему безотказно. Не мудрствуя лукаво, штурманский электрик заглянул в распределительный щит. Так и есть: просто от тряски отдала резьба зажимных колодок, и они вылетели вместе с предохранителями. Это — дело минутное… Ну и трясет, и бьет! И как это только корпус выдерживает такие удары!

Рискуя разбить лицо, командир приник к горловине и прямо с мостика смотрел в рубку на индикатор радиолокатора. Цель приближалась.

Катер быстро сближался с «целью». Выждав время, командир нажал кнопку — прерывисто, будто захлебываясь, разлился звоном сигнал боевой тревоги.

Ни ветер, ни волна, ни продолжавшийся снегопад не помешали морякам мгновенно привести корабль в боевую готовность. Чуть задержались только артиллеристы. Заменяя больного старшину, комендор Андреев уже проворачивал носовую «спарку», когда бронедверца турели раскрылась и кто-то нетерпеливо потянул матроса за рукав:

— А ну, пусти!

— Товарищ старшина!.. — узнав голос, изумился Андреев.

— Да пусти, говорят! — рассердился Гусак, хотя сердиться на Андреева не хотел и не мог: знал, как тому досталось на походе. Но как же тут не разозлиться, когда боевая тревога, — а он ахает и разговоры разводит!

Андреев уже выскользнул из турели, помчался на корму — к своей пушке.

— Первое к бою готово! — доложил на мостик Гусак.

По его голосу командир почувствовал — каких усилий стоило старшине перебороть болезнь и занять свое место по тревоге.

Катер приблизился к «цели» на дистанцию полутора кабельтовых.

— Запросить! — приказал командир.

Сигнальщик направил прожектор вперед, забряцал шторками, — ослепительно замигал луч, озарив во тьме вихрь пляшущих на ветру снежинок.

Эти короткие вспышки показали командиру, что пользоваться прожектором нельзя. Свет его был хорошо заметен издали, но ничего не освещал с катера. Кое-как пробивая тьму на пятнадцать-двадцать метров, луч увязал в свистопляске белых мух и водяной пыли. Чтобы осветить, надо подойти вплотную к «цели».

Прожектор еще мигал, когда в ответ ему тьму пронзила огненная трасса пулеметной очереди. Она прошла высоко над катером, но метила явно в прожектор. Тут уж сомневаться нечего: враг!

«Цель» метнулась в сторону. Катер — за ней.

— Держать цель! — приказал командир радиометристу.

И без того понимая, что сейчас все зависит от него, радиометрист сросся с радиолокатором:

— Есть, держу!..

Началась какая-то дикая скачка по ухабам штормящего ночного моря. Нарушитель резко менял курсы, затем дал рывок и на большой скорости попытался оторваться от катера. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы ТК-812 уступил дозор сторожевому кораблю, — вероятно, пришлось бы тогда стрелять и топить нарушителя. Но сила четырех мощных гребных винтов давала катеру явное преимущество: без особых усилий он как на буксире шел за нарушителем.

— Однако и ход у него! — отдал должное врагу капитан-лейтенант.

По маневрам «цели» было ясно, что она тоже вооружена локатором и отлично «видит» все эволюции своего преследователя.

Конечно, Золотов мог бы настигнуть и подойти к нарушителю почти вплотную. Но командир не спешил с этим. Ринуться, очертя голову, на врага, рискуя людьми, катером, успехом дела, командир не имел ни права, ни желания. Пулемет уже предупредил: надо быть готовым ко всему. А какую штучку может выкинуть нарушитель — поди, знай! Бывали случаи, когда судно — явный нарушитель — специально даже подставляло себя под таран сторожевому кораблю, тонуло, унося на дно все улики, а спасенные «пассажиры» затевали целый скандал, а то еще и так… — Да мало ли как и каких только пограничных происшествий не бывало в море!

Поэтому командир вцепился пока что в хвост нарушителя и висел, приглядываясь к повадкам врага и прикидывая, как его взять.

Бешеную гонку нарушитель вскоре прекратил. Золотов догадался: ход у него отличный, но само судно небольшое, вероятно — легкий катер, не выдерживающий предельного хода на такой волне.

Однако, сделав, вроде как бы для передышки, два-три хитрых маневра, нарушитель вдруг снова рванул во весь дух. И тут же радиометрист доложил командиру, что локатор вышел из строя. То есть аппарат работал отлично, но «цель» на его индикаторе пропала — ее забили яркие по всему экрану вспышки.

Понятно: нарушитель включил специальный аппарат, заглушающий работу локатора, и, став невидимым, спешит оторваться от пограничников.

«Так! — мысленно воскликнул Золотов. — Но ведь его собственный локатор тоже ни черта не видит! Значит, представляется возможность начать серьезный разговор, — эту «заглушку», пожалуй, можно обернуть ловушкой для самого нарушителя. Но…»

Казалось, вся команда думала сейчас то же самое. Как бы в ответ на мысль командира, на мостике показались голова и плечи старшины первой статьи Голубева:

— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант?..

Голубев протиснулся на мостик, в упор посмотрел на Золотова азартными глазами:

— Разрешите, товарищ командир, — «вперед смотрящим»?

Изумительное зрение Голубева славилось по всему дивизиону. Старшина и офицер поняли друг друга с полуслова, — Золотов сам подумал о замечательных глазах этого лихого, смелого и азартного моряка.

— А не того — за борт?

— Что вы, товарищ командир! Ни в коем случае!

— Добро! Только — без фокусов.

— Есть!

Голубев исчез с мостика и, обвязавшись шкертом, пробрался на нос катера.

Как он там держался — никому неизвестно. Но — держался! На отличной морской выучке, на своей смелости, на высоком сознании воина-комсомольца держался он там, куда в такую погоду другой бы и не сунулся.

Только это кошачьи глаза могли разглядеть во тьме сквозь непогодь бурунный след винтов нарушителя на вздымающихся волнах. Это казалось невозможным, но старшина видел след, — видел и фонариком сигналил на мостик, куда держать.

Катер летел по следу врага…

В моторном отсеке царили тот же гул, свет и чистота. Даже капельки крови раненого мичмана были сразу же тщательно подтерты. Так же ревели дизеля, дрожал воздух, и жесткие волны гулко и зло били в днище, сотрясая катер. Так же прыгали стрелки контрольных приборов, вспыхивали сигнальные лампы, рассыпали стальную трель звонки.