Где же третий диверсант, вернее, третья?

Диверсантка в это время находилась в километре от места разыгравшихся событий, неподалеку от горного пастбища. Она была даже довольна, когда парашютисты решили разделиться. В этих местах у нее были родственники, кое-какие старые националистические связи. Хорошо знающей местные условия женщине легче было пробираться, не вызывая подозрений; к тому же пограничники, как она полагала, будут считать, что все парашютисты — мужчины. Дочь крупного кулака, в прошлом активная бандитка-«оуновка», она была готова ко всему. Отделившись от своих напарников, прикрытая скалистым пригорком, она сразу отбежала назад, в густой кустарник, из которого они выходили на вершину перевала, решив отсюда начать запутывать и заметать свои следы. Где-то возле пастбища могли находиться пастушьи хижины-колыбы. Здесь она могла найти временное пристанище.

Выкрики и выстрелы на перевале подхлестнули ее. И вот она уже у пастбища. Выиграть время, пробиться к большой, оживленной магистрали, затеряться в человеческом потоке, улизнуть, пока не поздно, из этих опасных мест — вот в чем был единственный смысл ее существования в настоящую минуту.

Зная, что где-то должен быть еще третий диверсант (Коваль еще не знал, что третий — это «третья», об этом знала только группа Воробьева), капитан без лишних церемоний обратился к «Джону»:

— Где третий?!

С уст «Джона» уже готово было сорваться признание, но слово «третий» насторожило его. Значит, эти пограничники еще не все знают. Стоит ли преждевременно раскрываться? Не лучше ли пока воздержаться.

— Н-не знаю…

— Вы были вместе?

— Да, потом разошлись…

— Где разошлись? Здесь вас двое.

— Раньше… Но трет…ий остался на дороге.

— Какой дороге?

— Внизу…

— Где внизу?

— Надо возвращаться, чтобы показать…

— Пойдем. Но учтите, обман вам дорого обойдется.

Снизу тем временем подходила группа майора Воробьева. Диверсанта ждало разоблачение.

Перед тем, как спускаться вниз, капитан Коваль решил все же «пошарить» в окрестностях. Вскоре один из пограничников, ефрейтор Баканов, заметив с опушки пастбищный луг, направился туда: нет ли там кого?

Между тем парашютистка скрытно, кустами пробралась уже наполовину. На лугу находился мальчик-пастушонок, лет двенадцати, пасший отару овец. Она подошла к нему.

Пастушонок с удивлением посмотрел на внезапно появившуюся незнакомую женщину. Та молча опустилась рядом с ним, поближе к отаре, чтобы выглядеть человеком, имеющим прямое отношение к пасущемуся стаду.

— Тетя, вы откуда?

Вопрос этот не понравился диверсантке. Она уже поняла, что пастушонок может ее выдать приближающемуся пограничнику. Как же быть?

Приветливо улыбнувшись, она погладила по голове мальчика.

— Разве не узнаешь меня?

— Не-ет… — протянул тот, как-то недоверчиво посмотрев на нее.

К счастью, испуганные кем-то овечки, пасшиеся в отрыве от общего стада, побежали к лесу.

— Смотри, хлопец, как бы не убежали!

Пастушонок вскочил, оглушительно щелкнул бичом и устремился в сторону убежавших овечек. Совсем близко вышел из-за деревьев ефрейтор. Он услышал, как женщина кричала вслед убетаншему пастушонку:

— Петро! Петро! Гони их сюды!

Внешне картина не вызывала подозрений. Баканов подошел ближе.

— Брат? — кивнул он в сторону убежавшего пастушонка.

— Так…

«Почему такое небольшое стадо пасут двое?» — подумал Баканов.

Пограничник еще раз окинул взглядом «пастушку»… Одежда местная, украинская, говор тоже, но вот… обувь… — туфли на низком каблуке и чулки… На пастбище в таком виде не ходят… И лицо уж очень бледное…

— Вы откуда, гражданка? — строго спросил Баканов.

— Здешняя…

— Из какого села?

— Не из села, а с хутора Горного.

Баканова этот ответ еще больше насторожил. Жителей хутора он знал наперечет. Такой женщины он там никогда не встречал.

Диверсантка поняла, что ей не избежать проверки. Значит — провал! Она решилась…

Нагнувшись, будто поправить чулок, она выхватила пистолет. В какую-то долю секунды ефрейтор, успев заметить пистолет в руке женщины, отклонился. Пуля просвистела мимо. В тот же миг Баканов ловким, сильным ударом вышиб пистолет из руки диверсантки. Тогда та бросилась на него, пытаясь вырвать автомат и подножкой свалить на землю. Баканов почувствовал в завязавшейся рукопашной, что женщина сильна, натренирована, владеет коварными, специальными способами борьбы. Но через несколько секунд диверсантка была приведена в «чувство» и связана.

Баканов дал сигнал автоматной очередью.

…На перевале встретились группы капитана Коваля и майора Воробьева. Слева подошла еще одна группа пограничников. Самолету, помогавшему в поиске, был дан сигнал возвращаться домой. Помахав крыльями, он полетел на свой аэродром.

Так провалилась шпионско-диверсионная операция «Ястребиная ночь», задуманная иностранной разведкой. Не удалось врагам Советского Союза перебросить через границу в наш тыл своих агентов для шпионажа и диверсий…

А как же самолет, нарушивший воздушные границы Советской страны? Неужели безнаказанно ушел?

Как любит каждый авиатор замечательное слово — воздух, без которого нельзя дглшать и жить; воздух, в котором можно с наслаждением парить на самолетах, летающих теперь со сказочной скоростью! Как надо беречь этот чистый воздух мира, воздух своей любимой Родины.

Но есть и другое слово «воздух» — слово тревоги, когда Родине угрожает враг, посягающий на твое небо, твою землю, счастье твоего родного народа, когда надо смело и решительно защищать их от врага, не щадя — если это потребуется — собственной жизни, — и победить! Обязательно победить!

…В эту ночь в авиаполку дежурил командир эскадрильи майор Бывалов. В тот миг, когда пограничником Павловым был дан сигнал «воздух», воющая сирена тревоги взбудоражила аэродром.

Затем прозвучал приказ:

— Границу нарушил иностранный самолет… Комэску майору Бывалову с ведомым старшим лейтенантом Кочкиным — первой парой по самолетам!

— Снять заглушки!

— Сорок седьмому и сорок девятому — запуск!

Заработали двигатели. Мягкий шелест, через секунду переходящий в звенящий, нарастающий гул.

Закрыв фонарь, Бывалов по радио доложил:

— Герметизирую! Готов! Разрешите выруливать?

— Разрешаю!..

— Взлет!

В воздух высоко ушла зеленая ракета.

Самолет рванулся вперед, с грохотом помчался по плитам взлетно-посадочной полосы… Бывалов потянул ручку на себя, истребитель круто пошел вверх, острым клинком прорезая многослойную толщу облаков.

Ведомый точно следовал за ним, строго придерживаясь интервала. Слаженность, слетанность пары! Как важно это в бою!

По радио Бывалов спросил:

— «Кондор»? Я сорок семь. Уточните задачу.

Голос с земли ответил:

— Слышу хорошо. Пробивайте всю облачность. Курс 230. Высота 8 тысяч. После набора высоты скорость максимальная.

— Понял вас.

Как четок и краток авиационный язык! Да иным он и не может быть, когда на все движения и мысли отводятся доли секунд, мгновения.

Никто из летчиков, идущих на перехват, пока не знал ни маршрута, по которому будет следовать вражеский самолет, для них именуемый теперь просто — «цель», ни высоты его полета, ни маневров, какие он намерен совершать. И надеяться надо на «всевидящее око» — радиолокатор. Даже сквозь густую пелену дождя и тумана видит этот безотказный «глаз».

В тесных кабинах летчиков царил полумрак. И Бывалов и Кочкин с нетерпением ожидали, когда окончатся облака. С выходом на их верхнюю кромку все станет яснее, можно будет увидеть собственными глазами нарушителя.

…Облачность, наконец, стала реже. Еще через несколько секунд истребители летели уже над бугристым морем серо-белых облаков.

Бывалов посмотрел вправо и увидел несколько ниже себя ведомого.

— Находимся над облаками. Высота 7500. Цель пока не видим.