Я от души помолился о том, чтобы они знали испанский не лучше моего. Местный житель развернулся и обратился по-французски к ближайшему соседу, который ответил ему с лучшим парижским выговором.

Притворившись непонимающим, я обнажил голову. К счастью, волосы у меня отросли достаточно, и я стал похож на бедуина. Они, в свою очередь, никак не могли определиться, на каком языке со мной общаться. Француз, кажется, предпочитал турецкий, а местный уроженец — испанский, но я решил попытать счастья, заговорив по-английски; всегда лучше держать пару известных языков в резерве.

— Надеюсь, господа, мы не причинили вам беспокойства, — начал я. — Мы, боюсь, немного сбились с курса.

Я собирался представиться, когда крупный француз отбросил назад капюшон, снял кепи и, широко усмехнувшись, протер лоб шелковым носовым платком. Человек оказался лейтенантом Фроменталем, моим знакомым из Касабланки.

— Мне известен этот голос! Я думаю, что узнал вас, месье. Какое замечательное совпадение! Мы все считали, что вы вернулись в Голливуд, сэр! — Он перешел с английского языка на французский. — Ваше высочество, — он сделал формальный жест, — позвольте вам представить человека, о котором я много раз рассказывал. Мистер Макс «Ас» Питерс, звезда кино. Мистер Питерс, перед вами его высочество паша Марракеша эль-Хадж Тами эль-Глауи.

Тупик. Мне ничего другого не оставалось, кроме как поклониться.

— Мы рады вас приветствовать здесь, месье, — сказал паша.

Тогда я принял его странную усмешку за выражение сдержанного гостеприимства. Он нахмурился, как будто чего-то ожидая. На секунду я позабыл о своей спутнице. Теперь я обернулся, чтобы ее представить:

— Мадемуазель фон Бек…

Забыв о других, она в ужасе воззрилась на меня.

— Питерс? — Ее взгляд говорил о предательстве, но голос был острым как нож. — Питерс? Так ты не бедуинский шейх?

— Только иногда, — прошептал я. — Пожалуйста, сохрани это в тайне. Я — Питерс из английской секретной службы. У меня не было другого выбора, и пришлось обмануть тебя. Я также делаю карьеру в кино. Какая удача — оказаться среди друзей! Позволь мне с ними поговорить!

Все мои страхи немедленно улетучились. Я, конечно, думал, что Рози разделит мой восторг от такого счастливого поворота событий, но вместо этого она сдавленным голосом прервала мои излияния и, приподняв вуаль и обнажив застывшее лицо, представилась:

— Роза фон Бек, Королевская итальянская географическая экспедиция. — Она говорила на книжном арабском. — Мне очень жаль, что мы нарушили ваш покой, ваше высочество, и я ценю вашу благосклонность. Спасибо за то, что разрешили мне приземлиться в вашем прекрасном краю. Ваша любезность и гостеприимство известны во всем мире. Я давно мечтала вам представиться. Надеюсь, вы не сочтете это необычное средство, которое я использовала для поисков, проявлением чрезмерной дерзости. У меня, конечно, есть рекомендательные письма от различных покровителей, включая нашего великого дуче, синьора Муссолини, моего руководителя.

Эль-Глауи вроде бы нахмурился, услышав имя Муссолини, но тут же ответил с прежней любезностью.

— Большен и очарован, — пробормотал берберский принц хриплым, взволнованным голосом. — Мистера Битерса я считаю уже старым другом, но вы, мадемуазель, — легендарное сокровище. Такая красота!

Я восхищался находчивостью Розы и непременно похвалил бы ее, если бы не осознавал, что она по каким-то причинам испытывала в этот миг настоящее отвращение ко мне. И потом, всмотревшись в ее глаза, я все понял. Она думала, что раскрывала свои самые тайные желания загадочному восточному человеку, а вместо этого разделила тоску с понимающим европейцем!

Лейтенант Фроменталь пришел в восторг. Его широкое крупное лицо лучилось радостью, когда он подошел ко мне и дружески обнял, едва не сломав мне кости.

— Мой дорогой друг, это просто изумительная удача!

— Вы поедете верхом, мистер Питерс? — Одетый в красное англичанин со старомодными седыми моржовыми усами и острыми глазами-бусинками, единственный с виду настоящий солдат во всей этой компании, явно проверял меня.

— Верхом! — Лейтенант Фроменталь громко рассмеялся. — Да ведь мистер Питерс — опытный наездник! — Он подмигнул мне, словно хотел поделиться забавной шуткой, понятной нам обоим. — После того как мы в прошлый раз попрощались, сэр, я с удовольствием посмотрел «Пропавшего ковбоя». Еще прекраснее, чем «Закон ковбоя», если я могу так сказать. Как только ваши фильмы увидят во Франции, ваш гений удостоится подобающей оценки. Французы по-прежнему чтят великих художников. — Он немного смутился. — Да, сэр, именно так я сразу вас признал, едва увидев. Эти глаза! Они уникальны! И потом я услышал голос — тот голос, из Касабланки! Мое почтение, сэр!

Он распахнул тунику и вытащил аккуратно сложенный листок, оказавшийся вырезкой из газеты — с рекламной фотографией, где я поднимал голову и собирался поцеловать Дафни Лэкосс, склонявшуюся ко мне из движущегося вагона. Я, конечно, стоял на коленях прямо в седле! Это был кадр из «Сражающегося ковбоя», одного из последних значительных фильмов, в котором я снимался у Лессера.

— Мне неловко признаться, но я в течение многих недель возил с собой письмо, адресованное вам. Это просто удивительное совпадение! Я думал отправить вам телеграмму в «Шепардз». Потом я решил, что вы уже вернулись в Соединенные Штаты. Я ломал голову, пытаясь вспомнить название вашей кинокомпании, — и тут вы словно по волшебству появились передо мной!

— Мы видели, как вы спускались, — сказал мне человек в красном. — Мы думали, что вторглись итальянцы! Паша ненавидит шпионов. Вам повезло, что те парни не стали сразу стрелять!

Фроменталь заковылял по песку — туда, где один из охранников паши приготовил для меня беспокойного жеребца. Этот парень, без сомнения, собирался поехать дальше в седле с кем-то из товарищей. Другую лошадь, поменьше, выделили для Розы, но в этом случае паша сам проверил, в каком состоянии животное.

— Так или иначе, вы здесь! — бодро продолжал Фроменталь. — Собственной персоной! И вас обрадуют мои новости, мистер Питерс. Мы отыскали вашего пропавшего черномазого.

— В Марокко? — При виде такой череды неожиданностей и перемен я немного смутился и растерялся.

— Нет, нет! Здесь! В Тафилальте[631]. Сегодня. Он с нами. — Лейтенант энергично указал на своих спутников.

Наконец, когда пыль вокруг нас медленно улеглась, я повнимательнее присмотрелся к пятому закутанному наезднику, зубы которого блестели в тумане, как огни приближающегося локомотива.

— Добрый вечер, полковник.

Это был не кто иной, как мой верный Микс!

Я появился, по его словам, именно тогда, когда он решил, что удача его подошла к концу. Он спешился и, сияя от удовольствия, пожал мне руку.

— Я просто не могу сказать, как я рад, что ты свалился сверху, полковник! Давай больше не будем расставаться. По крайней мере, пока мы не вернемся домой!

Надо признать, что это проявление верности со стороны моего смуглого Санчо Пансы тронуло меня почти до слез.

Иллюзии, которые человек создает в кино, не всегда воплощаются в действительности. Слава, как и власть, влечет за собой огромную ответственность. Паша и его гости возвращались с охоты на антилоп. По дороге в касбу Глауи в Тингерасе[632], будучи почетным гостем с голливудских небес, я сожалел о том, что осторожность мешает мне рассказать восторженному лейтенанту Фроменталю о роли каскадеров в кино. Вместо этого я объяснил свою неловкость в седле последствиями старой доброй малярии.

Услышав такие новости, лейтенант выразил поистине братское беспокойство. Он сообщил, что в гостях у паши вскоре будет чешский врач (паша завел немало полезных знакомств во время частых визитов в Париж). Возможно, выдающийся доктор Н. сумеет что-то сделать для меня?