Венд криво усмехнулся — и после короткой паузы кивнул. Отрава действовала и на него…

— Дело в том, могучий ярл, что это ублюдок гнобил меня с самого детства, издевался надо мной, избивал меня, врал про меня отцу, и при первой же удобной возможности рассказывал тому о любом моем проступке.

Хозяин дома вновь кивнул, соглашаясь со словами гостя — а после чего переспросил, чуть протягивая слова:

— Ты сказал — отцу?

— Да, конечно. Ведь Эрик был моим старшим братом, а отцом — Сверкер Хитрый. Тот самый Сверкер, чьи драккары ты атаковал осенью, чей хирд уполовинил, обесчестив оставшихся воинов… Лучше бы ты их убил, Ратибор. Тогда бы никто не рассказал мне о тебе, тогда бы я не взял имя «Мститель» и не отправился на Рюген за твоей жизнью… Ах да, еще ты убил моего подонка брата! И за это я действительно тебе благодарен! А теперь прощай ярл — пришел твой час!!!

С этими словами красующийся, гордящийся собой Флоки, радующийся, что боги позволили свершить месть лично и собственной рукой оборвать жизнь могучего витязя, ударил того ножом, целя в шею. Клинок практически дотянулся до плоти венда, но…

Но предплечье молодого свея словно тисками сжали пальцы варяга, поймавшего руку «Мстителя» в момент удара. А мгновением спустя тот взвыл от боли!

Сыну Сверкера было невдомек, что яд, приготовленный на основе галлюциногенных грибов, типа белых поганок и мухоморов, был хоть и гораздо эффективнее самих грибов, но все же имел свои ограничения по действию, одним из которых был вес жертвы. Ратибор был выше на голову любого из собственных дружинников, так же весьма рослых, и тяжелее на пуд. Яд подействовал на него еще не так сильно — а Флоки говорил слишком долго, загодя раскрыв свою подлость… За что и поплатился.

Пару ударов сердца вендский вождь могучей хваткой сжимал тонкое предплечье юноши, пока тот с криком не выронил нож. В следующую секунду Ратибор отпустил его руку — и тут же ударил наотмашь, внешней стороной кисти. Удар был не самым сильным, но Флоки показалось, будто его огрели веслом! Свей отлетел от помоста, рухнув на пол, заливая струганные доски кровью из разбитого носа и рта, в котором теперь отсутствовало пара передних зубов… А Ратибор между тем засунул в рот руку, надавив на корень языка — и вырвав на стол все, что было им выпито и съедено на пиру. Уже мгновением спустя взгляд его прояснился, и он увидел, как «гости» дорезают менее удачливых дружинников, осознавших происходящее, но не способных защититься из-за отравы…

— Измена!!! Воины, ко мне!!!

Рев вождя варягов сотряс гридницу, но никто из верных мужей уже не мог прийти ему на помощь — дозорные, коих угостили «напитком богов», умерли гораздо быстрее: они ведь пили на голодный желудок, не употребив заранее большого количества алкоголя, замедляющего действие отравы… И хотя они выпили не все, возмущенно сплюнув большую часть «угощения», свеи искренне извинялись, объясняя происходящее также, как и ярл — мол, пиво пропало. А потом, когда у тройки защитников ворот проявились первые признаки отравления, их хладнокровно, без особого сопротивления ранов зарезал один из хирдманов, Инграм — в то время как его соратник расправился с парой дозорных на башне. Только Ратибор успел очистить желудок, если не избавившись от яда целиком, то значительно замедлив его действие… Так что призвать на помощь ему было некого — в отличие от распластавшегося у помоста, окровавленного Флоки:

— Убейте его! Убейте!!!

Присутствующие в гриднице свеи уже стремительно бросились на венда, словно хищные волки — вот только эта была атака на медведя. С ревом варяг опрокинул стол, остановив двойку убийц, сжимающих в руках ножи — и вырвал из-за пояса кинжал, тот самый подарок из черной стали… В следующую секунду драгоценный клинок впился в грудь третьего свея, кинувшегося на вождя ранов сбоку, без труда пробив поддетую под рубаху кольчугу. А еще секунду спустя в ничем незащищенный правый бок Ратибора ударил со спины Асвальд, вогнав нож в плоть венда по самую рукоять. Опытный воин, он сумел незаметно подобраться со спины и ударить точно, дотянувшись до печени — смертельный удар!

Варяг закричал — но не от боли, а от ярости: все, что он почувствовал, было сильным жжение в боку. Ратибор осознал происходящее — но еще не поверил в смерть, а потому действовал также быстро и умело, как и в любом другом бою. Левой рукой он успел поймать Асвальда за ворот рубахи, а правой, перехватив кинжал обратным хватом, вогнал клинок в живот своего убийцы! Свей закричал от ужаса и боли, так и не успев вырвать собственный нож из спины Ратибора — и сталь сама закупорила рану, не дав венду истечь кровью в считанные секунды.

Но в живот могучего витязя уже впилось еще два клинка: викинги, перескочившие через стол, принялись резать варяга, отвлекшегося на их соратника, нанося частые, стремительные удары. Жизнь уходила из витязя с каждым ударом, с каждой пролитой каплей крови… Но все же он сумел оттолкнуть от себя одного из противников, ударом ноги отбросив от себя другого — и одновременно вырвал из тела Асвальда кинжал! Однако к Ратибору уже подскочил третий викинг, ударив в правый бок — и венд, содрогнувшись от боли, выпустил из пальцев рукоять «подарка», уже занесенного над свеем… Однако в следующий миг глаза его застелила багровая пелена страшной, звериной ярости! А с губ вместе с кровью сорвался звериный рык — и вождь ранов обеими руками схватил шею врага, уже не пытаясь защититься от его ударов. Нет, он стремился забрать с собой жизнь предателя, и с дикой мощью сжал пальцы, потратив на это остатки сил… В следующую секунду Ратибор тяжело опустился на колени, и руки его бессильно обвисли. Однако витязь улыбался, взирая на тело несостоявшегося убийцы, бьющегося в агонии на полу — его горло было буквально раздавлено…

Ран уже не мог защищаться, и двое уцелевших хирдманов рванули к нему, желая добить смертельно раненого, но все еще живого варяга. Однако вдруг что-то тонко тренькнуло, затем просвистело — и в спину одного из викингов впилась стрела, пробив кольчугу и прочно засев в теле воина. Второй успел развернуться к опасности, с ужасом широко раскрыв глаза — и вновь тренькнула тетива, и просвистела стрела, ударив страшно закричавшего от боли свея в живот!

Только-только вставший на ноги Флоки, до того безвольно взирающий на страшную схватку с вендом и смерть своих верных людей, знакомых ему считай, с самого детства, в страхе обернулся. И с изумлением увидел замершую в дверях гридницы Любаву, замершую в одной лишь ночной рубахе, но с луком в руках и колчаном стрел, перекинутом через плечо набок. Прекрасное лицо девушки теперь исказила ненависть — но оно было по-прежнему прекрасно! «Мститель» вдруг понял, что не боится смерти от ее руки, что готов принять ее, лишь бы не отводить взгляда от живого воплощения валькирии — но Любава смотрела на улыбнувшегося ей в последний миг своей жизни мужа… А затем бездыханный Ратибор тяжело рухнул на живот.

…Что западные, что восточные славянки в те неспокойные времена не чурались владению оружием, и при случае могли взяться за лук со стрелами, а то и за короткое копье. Жена вождя русов не была исключением — и проснувшись от страшного крика мужа, а после заслышав шум схватки, она не колебалась ни мгновения. Схватив подаренный в свое время супругом дорогой составной лук, изготовленный на востоке и висящий до того на стене в саадаке, вместе с колчаном, полным стрел, Любава умело и быстро натянула тетиву. После чего поспешила в гридницу, где успела расправиться с двумя убийцами Ратибора — но уже не успев спасти жизнь любимого… И тогда она обратила свой пылающей яростью взгляд на Флоки, замершего посреди залы. Он успел воскликнуть «Любава!» — и ровно на секунду девушка замерла, услышав собственное имя. Ровно на секунду, прежде чем тетива бы тренькнула в третий раз, а стрела снова ударила бы без промаха, забрав жизнь мелкого ублюдка! Ублюдка, обманом втершегося в доверие супруга, а после предательски, подло ему отомстившего, использовав яд и ножи убийц вместо честного поединка… Однако двум оставшимся в живых хирдманам Флоки именно этой секунды хватило, чтобы ворваться в гридницу.