А в следующий миг о днища драккаров застучали падающие на них топоры, копья, мечи — свеи сложили оружие, выполняя условия поединка.

Я осторожно выдохнул, в душе радуясь тому, как все сложилось, но тут в мою сторону развернулся Ратибор — и, смерив подозрительным взглядом с головы до ног, властно приказал:

— Подойди.

О, каких усилий мне стоило сделать первый, нетвердый шаг вперед под насмешливыми взорами окружающих! Но именно ирония в глазах руян вкупе с раздавшимися тихими насмешками (которые я, кстати, отлично понял!), заставили меня выпрямить спину, поднять голову и второй шаг сделать гораздо более уверенно. Будь что будет! Но показывать окружающим слабость, нерешительность и страх однозначно нельзя.

Когда до вожака варягов мне осталось всего пару шагов, я остановился, внимательно и спокойно смотря ему в лицо. Ну, по крайней мере, я очень стараюсь выглядеть спокойным! Между тем Ратибор коротко усмехнулся и вопросил:

— Ну, скажи нам, кто ты и откуда, «ромей». Хочу узнать, из-за кого случился этот бой, стоивший стольких жизней моих воинов!

Из толпы обступивших нас руян сразу послышался грозный рокот — а я только что обратил внимание, что победитель хольмганга говорит со мной не на свейском, а на языке похожем на речь моих спутниц. Более-менее успокоившись (чему быть, как говорится), я посмотрел прямо в глаза вожаку славян:

— Этот бой случился потому, что вы вышли в море за добычей и решили, что свеи могут ею стать. Однако, сойдясь с викингами, поняли, что добыча это очень зубастая, и не стоит будущих потерь. Но когда Сверкер напал на меня, а хирдманы отвлеклись, сломав стену щитов и открыв щели для стрел, ты сам ярл, отдал приказ ударить. Ты увидел возможность начать бой удачно, ты получил повод атаковать — так не все ли равно, поселение каких вендов разорили свеи? На востоке, в Гардарике, или в землях бодричей?

По окончанию моих слов повисла напряженная тишина. Честно сказать, у меня самого перехватило дыхание — и не отпускало, пока Ратибор не рассмеялся. Оглушительно так, резко, заставив меня вздрогнуть всем телом — а следом за вожаком засмеялись остальные воины.

— Да ты не трус, ромей, совсем не трус! Значит, умеешь говорить правду… — отсмеявшись, варяг сам посмотрел мне прямо в глаза, и теперь взгляд его стал давящим, тяжелым, а тон следующего вопроса прозвучал чуть ли не угрожающе, — И что же нам с тобой, таким честным, делать?

Я пусть и с трудом, но выдержал взгляд венда, а после спокойно ответил, прикладывая просто титанические усилия для того, чтобы голос не задрожал:

— Ты ведь сам сказал, ярл, что твоя дружина понесла потери. А значит, тебе нужны воины и гребцы на ладьях. Я сражался вместе с вами, убил в бою двух свеев — так почему бы тебе не взять меня в дружину, дав право и дальше драться бок о бок с твоими славными воинами!

Замолчав на крошечное мгновение, и переведя дух, я продолжил уже гораздо громче, стараясь, чтобы концовка моей речи произвела наилучшее впечатление:

— Никогда еще я не видел столь славных воинов, никогда не слышал, чтобы викингов громили в открытом море равными силами! Стоять плечом к плечу с вами — это уже честь!!!

А вот сейчас меня поддержали уже одобрительным гулом — и вдохновленный, я закончил, вновь обратившись к Ратибору:

— Так не откажи же мне в этой чести, конунг!

Я сознательно исказил статус варяга, прировняв по сути бандитского атамана как минимум к княжескому достоинству — и тот не смог не обратить на это внимание:

— Ты видно еще плохо знаешь наш язык. Конунг — это вождь, у которого гораздо больше кораблей и воинов.

В этот раз я позволил себе небольшую улыбку:

— Я знаю, кто такие конунги — и вижу конунга в тебе! Столь славный витязь, ведущий в бой столь славных воев, обязательно станет конунгом, иначе я просто слеп!

Варяги поддержали мой крик оглушительным ревом, а Ратибор вновь зычно захохотал:

— Теперь я вижу, что ты действительно сладкоречивый ромей, способный хитростью своей добиться большего, чем иные вои своим ратным искусством! Хорошо, я сохраню тебе свободу и приму в дружину, пока мы держим путь в Ругард. А покуда посмотрим, чего ты действительно стоишь — и на Руяне решим, достоин ли ты и дальше быть в моей дружине или нет.

А в ответ на мой немой вопрос в голове тут же всплыло:

Ругард — крепость и резиденция ободритских князей, располагающейся в самой высокой точке острова Руяна. Контролирует крупный торгово-ремесленный центр и залив на месте современного Ральсвика. При этом защищенный от штормов залив служит также укрытием для славянского флота.

— Благодарю, конунг!

Однако Ратибор уже не слышит моих слов, обернувшись к свеям:

— Снимайте с себя брони, отдайте все оружие, и берите одну из ладей. Поместитесь.

Викинги, итак уже сложившие топоры и копья, принялись неохотно стягивать с себя кольчуги — а вожак варягов словно впервые посмотрел на девушек-пленниц:

— Что, действительно христианки? Тогда стоит исполнить пожелание ярла Сверкера и отдать их жрецам Световита…

— Нет!!!

Венд вновь вынужденно посмотрел в мою сторону:

— Кто это подал глас? Неужто мой новый дружинник? Я ведь могу и передумать, отправив тебя в дорогу вместе со свеями. Они, как кажется, очень хотят с тобой что-то обсудить…

Случайно поймав полный лютой ненависти взгляд уцелевшего в бою Хакана, я внутренне содрогнулся, но все же сумел ответить твердо:

— Не верю, что славный Ратибор, конунг руян, изменит данному им слову! Ведь ты уже принял меня в дружину, как можно теперь сказать, что это не так? А раз я твой воин — то имею право взять свою добычу с боя. От моей руки пал ярл Сверкер и еще один воин, а значит, кольчуга и два шлема мои. Но я хочу обменять броню и один из шлемов на девушек, выкупить их из полона. За время неволи у свеев они стали мне названными сёстрами! А разве я могу отдать сестер жрецам Арконы, что принесут их в жертву чужому для нас богу?!

Вожак вендов посмотрел на меня холодно, но без особой злобы:

— Я уже пожалел, что взял тебя в дружину, ромей. Помни, что ты мой воин только до Ругарда. Что же до сестер… Хорошо, я возьму кольчугу, шлем и меч ярла Сверкера за девок. Тебе же еще рано владеть мечом…

— Паруса! Паруса на горизонте!

Зараза, где-то это я уже слышал! Гребанное дежавю…

Путь до самого одиозного славянского острова с главным святилищем западных вендов занял у нас уже неделю, и со слов Горыни, моего нового товарища, находиться в море нам осталось совсем чуть-чуть, буквально один-два дня. И Слава Богу! Ибо за время путешествия с руянами я в полной мере познал истинность суждения: «баба на корабле — быть беде».

Это суждение наверняка справедливо, если на судне находится даже одна женщина, за чье внимание начинают бороться едва ли не все мужики в команде. А когда их пять, да еще молоденьких, пугливых и хорошеньких девственниц, от скабрезных шуток, пошлых намеков и прямых попыток склонения к сексу никак не избежать. Особенно, если в качестве защитника у девчонок — новичок в команде на правах армейского «духа», неумелый, неловкий, и вообще не воин. По крайней мере, так думали в самом начале…

— Горыня! Отойди от нее!!!

Не очень высокий, коренастый молодой мужчина с усмешкой посмотрел на меня своими карими глазами — впрочем, улыбка более похожа на хищный оскал. Как только подул попутный ветер и Ратибор распорядился поставить парус, Горыня тут же оказался на носу ладьи рядом с девчонками, добиваясь расположения Беляны. Та, кстати, также крепко сбита и невысока, но при этом весьма смазливая на лицо, с розовыми щечками, пухлыми коралловыми губками и озорно торчащими под рубахой сиськами. Кровь с молоком, самая оформившаяся из пленниц (точнее уже «сестер») в свои-то пятнадцать лет! У меня самого при виде Белки (так я называю ее про себя), кровь приливает к низу живота. Особенно, когда она, забывшись (или как раз не забывшись) потягивается, выгибаясь и демонстрируя туго обтянутую неплотной тканью крупную грудь. Еще как приливает!