Приехав домой, Пэрис позвонила Вирджинии и поблагодарила за удачную рекомендацию.

– Я очень рада, что она тебе понравилась. – Вирджиния вздохнула с облегчением. Впрочем, она бы удивилась, если бы это оказалось не так: Анна была потрясающей женщиной. – Еще раз пойдешь?

– Да. Хотя, признаться, сама этому удивляюсь. Мы договорились на вторник.

Вирджиния улыбнулась. Именно так было и в ее случае. А сейчас она ездила к Анне, как только возникала какая-нибудь проблема. Несколько сеансов – и все проходит. Хорошо, когда есть непредвзятый человек, с кем можно просто поговорить или поплакаться в жилетку в трудную минуту.

Во вторник Пэрис поехала к консультанту снова. И поразилась вопросу, который Анна задала ей посреди сеанса.

– Вы не думали о том, чтобы перебраться в Калифорнию? – спросила она с таким видом, будто это самая обыденная вещь.

– Нет. С чего бы?

Пэрис пришла в некоторое замешательство. Ей такая мысль и в голову не приходила. В Гринвиче они жили с самого рождения дочери, пустили здесь корни, и она никогда не думала уезжать. Наоборот, была очень рада, что Питер оставил ей дом.

– Ну, там теперь будут жить ваши дети. Может быть, вам лучше быть к ним поближе? Сможете чаще видеться. Я просто подумала, не планировали ли вы чего-нибудь в этом роде.

Пэрис лишь покачала головой. Она не представляла себе, как это воспримут дети. Но когда вечером она сказала об этом дочери по телефону, Мэг обрадовалась:

– Мам, может, прямо в Лос-Анджелесе и поселишься?

– Не знаю. Я вообще не думала куда-то переезжать. А сегодня врач, к которой я хожу, мне вдруг посоветовала.

– Какой еще врач? Ты заболела? – Мэг встревожилась.

– Ну… психотерапевт.

Пэрис вздохнула. Ей было неловко, но не хотелось ничего скрывать от Мэг. Они уже много лет поверяли друг другу все тайны, и доверием дочери Пэрис очень дорожила. С Мэг ей было легче общаться, чем с Вимом: ведь она была девочка, и к тому же намного старше.

– Мне его порекомендовала Вирджиния. Пока только два сеанса было. На днях снова пойду.

– Думаю, это очень мудро.

Мэг пожалела, что к психотерапевту не пошел отец. Испортил всем жизнь без всякого предупреждения. Она так до конца и не поняла, чем это было спровоцировано. Во всяком случае, ни о какой другой женщине он ей не говорил. Может, просто хотел, чтобы все малость улеглось?

– Может быть, но ведь от этих консультаций ничего не изменится, – вздохнула Пэрис и снова про себя удивилась, зачем она связалась с психотерапевтом. Развод продвигаётся своим чередом, Питер влюблен в другую женщину. Анна Смайт никак не может изменить ход вещей и уж тем более – вернуть ей Питера.

– Это верно, но ты сама можешь все изменить, мама, – тихонько возразила Мэг. – Папа поступил ужасно, но теперь все зависит от тебя. Думаю, будет здорово, если ты переедешь сюда. Тебе здесь понравится, вот увидишь.

– А как ты думаешь, что Вим на это скажет? Я не хочу, чтобы он думал, что я продолжаю над ним кудахтать.

– Скорее всего, он будет доволен. Тем более – если ты поселишься поблизости и он сможет время от времени заходить к тебе пообедать и приводить дружков. Когда я училась в колледже, я обожала приезжать домой. – Она вспомнила, какие узлы стирки привозила матери, когда была студенткой, и рассмеялась. – Особенно если ты будешь ему стирать. Спроси его сама, когда будете общаться.

– Не могу представить свою жизнь без Гринвича. Я ведь там никого не знаю!

– Познакомишься. В этом смысле, пожалуй, лучше будет Сан-Франциско. Тогда Вим сможет навещать тебя при каждом удобном случае. А на выходные и я буду приезжать. Думаю, для тебя будет лучше уехать из Гринвича, хотя бы на год-другой. А здесь чудесный климат, зимы теплые, мы сможем чаще видеться… Ну что, мам?

– Но как же я могу бросить наш дом?

Пэрис еще внутренне сопротивлялась. Однако на следующем сеансе психоанализа эта тема возникла снова, и Пэрис рассказала доктору Смайт, как отнеслась к такой идее дочь.

– Невероятно, но Мэг эта мысль так понравилась! Только… что я стану там делать? Я же там никого не знаю. Все мои знакомые живут здесь.

– За исключением сына и дочери, – негромко уточнила Анна Смайт.

Посеяв зерно сомнения, она теперь ждала, когда оно даст всходы. Поближе познакомившись с Пэрис Армстронг, она поняла, что рассчитывать следует прежде всего на детей. И если Пэрис хотя бы подсознательно сочтет эту идею для себя приемлемой, то и сама ухватится. Если же нет – есть другие способы выкарабкаться из той пропасти, в которой она оказалась после ухода Питера. Анна как раз и собиралась помочь ей отыскать все возможные варианты.

Они о многом говорили – о детстве Пэрис, о юности, о первых годах супружества, когда дети были маленькие, о ее подругах, об учебе в школе бизнеса, в которой она так блистала и которая не имела продолжения. В конце июля они подошли к обсуждению возможного трудоустройства. Теперь Пэрис уже чувствовала себя с Анной как с близким человеком и получала удовольствие от общения с нею. После очередного сеанса у нее всякий раз появлялась тема для размышлений. Однако людей Пэрис по-прежнему избегала. Она считала, что еще не готова возобновить общение.

Лето выдалось тоскливое. Вим был в Европе, Мэг – у себя в Лос-Анджелесе. С Питером они пришли к соглашению: она получала дом, как он и обещал, а также солидную финансовую поддержку. Питер не стал жадничать – по-видимому, желая деньгами загладить вину, – и Пэрис не было необходимости устраиваться на работу. Но она хотела себя чем-нибудь занять. Ей не улыбалась перспектива всю оставшуюся жизнь сидеть дома, особенно если она останется одна, а она полагала, что так и будет.

Время от времени Анна Смайт заговаривала о том, что Пэрис стоит попробовать начать встречаться с другими мужчинами, но та и слышать об этом не хотела. Сейчас ее меньше всего интересовали свидания. Она не хотела открывать эту дверь. И даже заглядывать в нее. Анна же не настаивала, просто иногда, как бы ненароком, вспоминала об этом.

Ни на какие приемы и мероприятия она не ходила – ей не хотелось появляться на людях. Единственные, с кем Пэрис общалась в это лето, были Вирджиния и Натали. Но, так или иначе, к августу Пэрис немного ожила. Она усиленно трудилась в саду, много читала, стала реже прикладываться к подушке в течение дня, зато крепче спала ночью. Она загорела и совсем неплохо выглядела, только по-прежнему была очень худая. К возвращению сына из Европы Пэрис уже снова была похожа на себя, и, когда она обнимала Вима в аэропорту, он с радостью заметил у нее в глазах знакомые смешинки.