В мае Пэрис с Биксом были страшно заняты. В июне, себе на удивление, они вышли живыми из семи свадеб. За всю жизнь Пэрис так напряженно не работала. Бикс, по его собственному признанию, тоже. Но все свадьбы прошли великолепно, невесты были на седьмом небе от счастья, мамаши лучились гордостью, а папаши безропотно оплачивали астрономические счета. Для компании «Бикс-би Мейсон инкорпорейтед» месяц выдался знаменательный.

В следующие за последней свадьбой выходные из Лос-Анджелеса прилетела Мэг. Для Пэрис это была единственная возможность повидаться с дочерью, поскольку уже через неделю им предстояли два гигантских приема по случаю Дня независимости.

Они сидели в саду у Пэрис и непринужденно беседовали о работе, о жизни, о поездке Вима в Европу – накануне он улетел туда с друзьями. Потом Мэг как-то неуверенно взглянула на мать и замолчала.

– Что ты мнешься? – спросила Пэрис. – Что такое?

– Хочу кое-что спросить, но не знаю, с чего начать.

– Ох, как загадочно! У тебя новый парень?

– Да нет…

Обе уже давно ни с кем не встречались, и Пэрис всякий раз подчеркивала, что ей это и не нужно. То свидание, которое устроила ей Сидни, было последней каплей. Но она не сомневалась, что в какой-то момент Мэг встретит хорошего человека.

– На днях я говорила с одной подругой по колледжу – мы с ней довольно давно не виделись. Она, оказывается, уже замужем, у нее скоро будет ребенок, что, вообще-то, довольно необычно. Она мне поведала грустную историю. Мы не виделись со дня нашего выпуска, у нее тогда тяжело болела мать. Так вот, два года назад она умерла. Кажется, рак груди. Я не хотела расспрашивать.

Пэрис никак не могла сообразить, к чему Мэг ей это рассказывает. Помочь она никак не могла. Может, этой девушке нужно с кем-то посоветоваться, особенно теперь, когда она беременна? Если так, Пэрис готова была помочь.

– И как у нее дела? – обеспокоенно спросила она.

– Кажется, все в порядке. Она сильная. И муж у нее очень хороший. Я сама в него когда-то была влюблена. – При этом воспоминании Мэг улыбнулась, потом с серьезным видом снова повернулась к матери: – Мы с ней говорили об ее отце. Видишь ли, он страшно одинок. Вот я и подумала, может… Я с ним несколько раз виделась. Между прочим, очень приятный человек. Думаю, он бы тебе понравился.

– О господи… – простонала Пэрис. – Мэг, только не начинай! Говорю тебе, не собираюсь я ни с кем знакомиться. – В голосе Пэрис звучала не просто твердость, но категоричность. Хватит с нее Чандлера Фримана и скульптора из Санта-Фе. Больше ни на какие свидания ее не заманишь.

– Мам, это же глупо! Тебе только сорок семь лет. Ты не можешь себя похоронить. Это неправильно.

– Я не собираюсь себя хоронить, но прекрасно могу жить и без мужчины. Никто мне не нужен.

На самом деле мужчина нужен, как ни крути, но найти подходящего слишком трудно. А тот, в ком она действительно нуждалась, теперь принадлежал не ей.

– А что, если ты отказываешься от уникального шанса? Он банкир. И человек очень порядочный. Не какой-нибудь котяра.

– А ты откуда знаешь?

– Я же с ним говорила! – не унималась Мэг. – И кроме того, он недурен собой.

– Неубедительно. Ты же с ним не на свидание ходила. Мужчину можно узнать только тогда, когда начинаешь общаться с ним близко. Да и то не всегда. Вдруг окажется, что он похож на твоего Пирса?

Мэг расхохоталась:

– Ничего подобного, можешь мне поверить! Он похож на нашего папу. Тот же тип. Рубашка, галстук, костюм в тонкую полоску, хорошая стрижка, приятные манеры, вежлив, умен и хороший отец. Все, что ты любишь.

– Мэг, не уговаривай!

– Ну, почему?

– Потому.

– Ничего не выйдет, – безапелляционно заявила дочь. – Я обещала, что сегодня мы идем с ними ужинать. Она тоже приехала домой на выходные, с отцом повидаться.

– Да ты с ума сошла! Мэг, как ты могла?!

– Мам, ты должна пойти, иначе все сочтут меня обманщицей. С хорошими людьми только так и знакомятся. По сговору. Раньше это делали родители, а теперь дети знакомят разведенного отца или мать с новым партнером.

– Но я не собираюсь становиться «новым партнером» этому человеку!

Пэрис была в ярости, но ей не хотелось ставить дочь в неловкое положение, и поэтому в конце концов она уступила.

– Надо обследоваться у психиатра, кажется, я совсем спятила, – пробормотала она, сдаваясь.

Отца подруги звали Джим Томпсон; Мэг сообщила, что ресторан, который он выбрал, славится своими бифштексами. «Это лучше, чем ярый вегетарианец», – подумала Пэрис, но про себя решила, что при первой же возможности улизнет. Она надела старенький, мрачноватый черный костюм, волосы завязала в хвост и не стала краситься.

– Может, хоть чуточку оживишь лицо? – предложила Мэг, наблюдая, как мать одевается. – Ты выглядишь, как похоронный агент.

– Вот и хорошо. В следующий раз ему не захочется со мной встречаться.

– Ты мне совсем не помогаешь – посетовала Мэг.

– И не собиралась.

– Но ведь именно так большинство женщин знакомятся со своими вторыми мужьями.

– А мне не нужен второй муж. Я еще от первого не отошла. А на свидания вслепую у меня аллергия.

– Знаю, знаю. Помню, как у тебя это было в прошлый раз. Но тот тип явно был исключением.

– А вот и нет. Бикс мне рассказал еще более жуткую историю, – буркнула Пэрис и погрузилась в мрачное молчание.

Приехав в ресторан, они обнаружили, что оба представителя семейства Томпсон уже на месте. Джим оказался высоким худощавым, мужчиной с седыми волосами и серьезным лицом, в серых брюках и блейзере. С ним была его хорошенькая дочка на сносях. Звали ее Салли; Пэрис тут же вспомнила, как однажды привозила ее к ним домой на выходные. На Джима она даже не взглянула, пока не сели за стол, однако мало-помалу между ними завязался разговор.

Пэрис заметила, что глаза у него красивые и печальные. Сразу было видно, что он перенес большое горе, как и она, и что он хороший человек. Сама того не желая, Пэрис прониклась к нему глубоким сочувствием.

Они негромко беседовали, а дочери тем временем болтали и смеялись, вспоминая своих старых друзей. Джим рассказал о том, как уходила из жизни его жена, а Пэрис неожиданно для себя стала говорить об уходе Питера. Обменявшись трагическими воспоминаниями, оба загрустили. Это было не похоже на оживленную беседу за обеденным столом, и дочери забеспокоились.