Шаги. Сигнал от слуховых рецепторов за доли секунды был доставлен в мозг. Анализ, исключающий сознательный компонент, вынес вердикт. Прямая угроза. Инстинкт самосохранения, не контролируемый уже практически ничем, отдал приказ.
Почти отдал. Я успела. В источник шума полетел удар сырой энергией, удар страшной силы, но все же гораздо меньшей, чем то, что он заменил в последнюю секунду. То, что убило бы меня — спасибо Эрику — тому, настоящему. Бесы!..
Разлетелся вдребезги ударопрочный пластик кресел, с грохотом опрокинулись не защищенные силовым полем подставки приборов. Я успела поднять однослойный кокон, защитившего от рикошета собственного удара, от осколков же прикрывали только собственные руки, вскинутые к лицу. Обломки впились в кожу десятками мелких зазубрин, где-то лопнул стеклопластик шкал, надрывно, на одной ноте, завизжала сигнализация. Я запоздало бросилась на пол, чувствуя, как вокруг бурлит запущенная «вертушкой» энергия, перемалывая все на своем пути. Тело сжалось в комок и переползло в убежище под консолями, и лежало там, слепое и глухое к миру, судорожно натягивая все новые и новые слои защитного кокона.
А потом… Все кончилось.
Я прислушалась. Тишина. Помотала головой, глубоко вздохнула и выяснила, что, кажется, в глазах начинает проясняться. Черный занавес снова превратился в темные пятна, уже начинающие вспыхивать цветом. Я осторожно села. Взгляд стремительно обежал круг, и, так и не найдя Эрика, остановился на двери. Плечи сами собой подались вперед, шея вытянулась, голова приподнялась, захваченная гремучей смесью неудержимого любопытства и беспокойства.
Испугаться я не успела, как и поставить новый блок вместо взломанного и рассеянного с парализующей страхом неразличимостью.
Последнее, что ощутила немеющая кожа — жесткие пальцы, сжимающие виски.
Соврал… Эм-п-пат он-н, ага…
Я была жива.
Определенно.
Жива?! Ё-ё-ё…
Подвал (?). Темнота. Связанные руки. И некий психопат нависает над душой.
Где-то я это уже видела…
— Что тебе нужно?…
Молчание. Напоминает дешевый фарс. И слова вырываются те же самые… Сейчас я помотаю головой и пойму, что все еще в том приснопамятном подвале на Мерре, с которого все начиналось, а то, что было после — всего лишь сложная галлюцинация, посетившая отравленные алкоголем мозги.
Если бы. На запястьях не «шестерка», а браслеты вибронаручников. И спину холодит металл, а вовсе не камень… Грузовой отсек, не иначе. И холодно, как у айсберга на макушке. Я посмотрела на свежие ссадины на руках, провела рукой по шее, и окончательно вернулась в объективную реальность.
Эрик все так же стоял надо мной, молча, скрестив руки на груди и опустив голову. Ну и почему я до сих пор жива? Надеется на какие-то сведения? Глупость. Тот, кто в курсе, на что похож усилитель, не может не знать о блоке активации саморазрушения, вправленном в мозги даже самого последнего лаборанта Корпуса. Безопасность, знаете ли, прежде всего, а первая заповедь конторы — не фиг попадаться. Да и не удержат меня никакие вибронаручники. «Шестерка» — да, может, и удержала бы — в ней риатина до задницы, любые ментальные сигналы глушит. Так что же…
— Эрик, — я подняла на него глаза. Это был слишком опасный противник, опасный всего лишь тем, что отвечал на мысли. И теперь, когда за пазухой не осталось, в общем-то, ничего, стало невероятно легко. Игра в открытую — редкая радость. Инстинкт, неистребимый мой помощник, заставлял играть именно так. В открытую.
Видят боги, этого я хотела сама.
— Что?
— Что не так? — я посмотрела в светлые глаза и зашептала, пьянея оттого, что могу это сказать. Сыграть в открытую. — Ты знаешь все не хуже меня, так в чем же дело? Чего я не понимаю, Эрик?
— Что не так?… — эхом отозвался он. Качнулся с пяток на носки, задумался и медленно опустился рядом. Длинные пальцы, наконец-то без перчаток, на удивление обыкновенные пальцы с аккуратно остриженными ногтями, обхватили мое запястье и провели по ладони, там, где до сих пор белеет тонкий шрам, доходящий до тяжелого резного браслета. — Все так, Ким. Есть только оно маленькое но. Ты ничего не сделаешь мне ни сейчас, ни потом. Более того, не сделаешь ничего, даже я вздумаю продать тебя в рабство на самом распоследнем невольничьем базаре. А знаешь почему?…
Он наклонился ко мне и прошептал всего несколько фраз.
И этого хватило с лихвой…
Мой мир, прочно и надежно выстроенный, тихий шепот разбил в мелкую как пыль стеклянную крошку.
— Откуда?… — беспомощный стон окончательно, безвозвратно проигравшей. Откуда?!! И… Зачем?! Зачем это все?!!
Молчание.
— Это правда только в той степени, в какой я хочу жить!
— А ты хочешь, — светлые глаза смотрели прямо в мои. — Очень хочешь.
Он стремительно поднялся, будто и не был ранен. А может, уже и не был… Повернулся и уверенно пошел прочь, оставляя меня в темноте. Я не удержалась и крикнула ему в спину:
— Что я не учла, Эрик?
Он приостановился на мгновение, и, не поворачиваясь, сказал, как всегда, отвечая на мысли, а вовсе не на слова:
— В машинном отсеке были проблемы, и ты это знала. Я не искал тебя. Это случайность, если это утешит тебя. Всего лишь случайность…
Он ушел.
«И ты это знала»… Я действительно это знала!.. ЗНАЛА, бесы его подери!!! Те самые рефлексы, заставляющие руки реагировать на звуковой сигнал, отключили мысли напрочь. Из всех мест на технической палубе я выбрала то единственное, где вероятность встретить хозяина приближалась к стопроцентной…
Он ушел, а я осталась. Сидеть, считать часы и минуты в темноте.
Где-то по дороги из ниоткуда в никуда я сбилась со счета и, кажется, больше суток просидела, глядя в одну точку.
А потом все кончилось. Опять.
Появился Эрик и вытащил меня на ослепительно яркое белое солнце. Да, именно солнце. Громадный космопорт курортной планеты, планеты, которую мы пролетали, кажется, целую вечность назад. И, пока я щурилась почти ослепшими глазами, сунул в руки потрепанную сумку с моими вещами, двумя банками концентратов, зажигалкой и лентой усилителя, кивнул и растворился в пестрой, гомоняще-радостной толпе, надвинув на глаза темную шляпу.
И еще долго после этого мне чудился пронзительный взгляд небесно-голубых глаз, и эхом отдавалась в ушах фраза, тихо сказанная на прощанье:
— Не забудь, ты будешь молчать. Что бы ни случилось.
Эрик смотрел, как она медленно бредет прочь от корабля, потерянная и чужеродная среди беспечных женщин в ярких нарядах и их гогочущих кавалеров. Случайность… Как же ты портишь нам жизнь. Чего стоило пройти мимо, не заметить, не узнать этот проклятый усилитель — и весь последующий спектакль оказался бы ненужным. Бездарный и никому не нужный спектакль…
Кажется, учтено все — даже время на ее маленькие служебные диверсии — только бы ничего не увидеть случайно, только бы поддерживать для нее хрупкую иллюзию его собственного незнания. И вот теперь такая комбинация погибает… Случайно.
Он поднял воротник, поправил шляпу и пошел прочь, углубляясь в толпу.