Три месяца спустя.

Три тысячи отборных силовиков стояло, вытянувшись в струнку, уже второй час.

От черной брони в глазах темнело не хуже, чем после спецгаза А-34, полученные только утром новые шлемы нещадно бликовали, пуская солнечные зайчики в глаза. Однако из всех недоделок эта была не самой фатальной, и теперь суровые здоровяки стояли и потели в парадной амуниции, вовсе не рассчитанной на духоту, созданную тысячами глоток, и боялись даже на волосок отклониться от парадно-выходной вертикали, дабы ничего больше замечено не было.

Взгляд оторвался от сверкающе-черных рядов, уходящих в бесконечность, и заскользил вверх по стенам, не дойдя до потолка самую малость, ради которой, однако, пришлось бы недопустимо задрать голову вверх.

Поясница немилосердно ныла, по бокам стекали тонкие струйки пота, но тело послушно сохраняло заданное положение, жалуясь исключительно своей владелице.

Я глубоко вздохнула, едва заметно повела шеей, пытаясь ослабить мокрый от пота воротник-стойку, и скосила глаза на коллег. Плотный строй господ оперативников потел в парадных черно-желтых мундирах ничуть не меньше, чем расположившиеся напротив силовики в своей броне. Первый ряд черной завистью завидовал тем, кто стоял дальше от белоснежной дорожки мягчайшего коврового покрытия, — задние ряды могли себе позволить маленькие вольности вроде расслабленных плеч или переступания с ноги на ногу.

Я стояла не просто в первом ряду. Я стояла у самого трапа.

Полагаю, мне припомнили то самое дело, над которым вот уже половину сезона потешается весь отдел.

Ну Командор, ну сволочь мстительная!

Проводив тоскливым взглядом очередного уполномоченного, выплывающего из челнока, стоящий по ту сторону дорожки подполковник силовиков уставился стекленеющими глазами куда-то в район моего правого уха. Я поборола непереносимое желание зевнуть во всю челюсть и с тоской подумала о милом, уютном кабинетике, дивном креслице с противонагрузочным массажером, стопочке замечательных, красочных изданий, прекрасно расслабляющих натруженный сверх меры мозг… Наверное, мои глаза заволокло слишком явной мечтательной дымкой, ибо взгляд подполковника стал откровенно недоумевающим. Я вернулась в исходное состояние, радуясь только одному — весь остальной первый ряд был вынужден стоять по стойке «равняйсь», созерцая грудь четвертого человека. Впрочем, по мнению абсолютного большинства коллег мужского пола, мою грудь можно было и посозецать…

Но не два же часа к ряду! Что они там себе думают?

Я попыталась заглянуть в распахнутый люк челнока, но, поскольку подвижность глаз у гуманоидов ограничена, дальше трапа дело не пошло. А уполномоченные все выходили и выходили…

Корпус встречал ревизию.

Отборные части, представители всех отделов — все сгрудились на четвертой посадочной палубе, молясь всем богам оптом и в розницу, чтобы для их отдела дело торжественной встречей и окончилось. Я была осведомлена о кое-каких тонкостях несколько лучше большинства присутствующих, посему особых иллюзий не питала. Трясти будут всех, причем так, что искры из глаз посыплются. А Эрро — больше, чем всех нас, вместе взятых.

Кстати… Вот уж кому проводить тренинг по самообладанию — стоит у трапа, улыбается, рассыпается в велеречивых приветствиях и не выказывает ни малейших признаков беспокойства. А ведь знает, что копают под него…

— Ello! — внезапно выстрелило из громкоговорителей. Вся многотысячная толпа выдохнула и вытянулась в струнку, подхваченная одним бурным порывом. У меня глаза полезли из орбит — Наместник из Союза?! У-у-уу…

Подобные масштабы происходящего стали сюрпризом даже для меня. Я обеспокоено покосилась на Эрро. Любезная улыбка застыла маской, и без того бледное лицо начало стремительно сереть. Могу поспорить на что угодно, весь офицерский состав сейчас с профессиональным цинизмом высчитывает, кто станет новым Командором. Мда, расклад оказался с сюрпризом…

Командор опомнился первым, безукоризненно расшаркавшись с наместником и сразу же заманив его на некую «конференцию в неофициальной обстановке», чем заслужил мое безграничное уважение.

Через пятнадцать минут Наместник со свитой, сопровождаемый Командором и высшими чинами командования, скрылся в закрытых переходах первого уровня. Транспортный челнок, доставивший дорогих гостей, отбыл обратно на корабль, оставшийся на орбите «Полюса», и, наконец, была дана команда на роспуск торжественного построения. Силовики скрылись первыми, благо их отдел занимал нижние уровни, нам же пришлось еще припустить впереди себя снабженцев. Наконец и оперативные отряды всех мастей двинулись к выходу, делясь впечатлениями. Рядовые развлекались вовсю, высказывая самые нелепые теории, офицеры же помалкивали, предпочитая обсуждать такие вопросы за закрытыми дверьми своих кабинетов, всеми мыслимыми и немыслимыми способами защищенных от прослушивания.

— Нас почтили? — раздалось над ухом.

— Ты уже видел? — безрадостно отозвалась я, оборачиваясь.

— ЭТО трудно не увидеть. Время есть?

— Найдется, — агрессивнее, чем хотелось, отозвалась я и подозвала своего лейтенанта: — Чезе, я буду у себя. Если хоть малейшее слово со стороны Командора — галопом ко мне. Со стороны ревизионеров — то же самое.

Лейтенант понимающе кивнул и влился в гигантскую очередь, собравшуюся у подъемников. Я проводила его взглядом и свернула в сторону, уходя от основного людского потока.

— Леди Шалли, вы уверены, что приоритеты стоит расставлять в таком порядке? Особенно публично? — весело сверкнули светлые глаза, широкая улыбка заставила меня улыбнуться в ответ.

— Алан, это в самом деле не смешно. Это страшно, — я, поморщившись, потерла начинающие ныть виски и расстегнула тесный ворот. — О боги, как меня достал этот парадный мундир…

— И это действительно страшно, — Алан криво усмехнулся и обнял меня одной рукой, прижимая к себе. Я оперлась на него спиной и на целую минуту — нет, больше — на целых пять позволила себе расслабиться, провожая бездумным взглядом плывущую мимо толпу. — Пошли, в самом деле. Хотя бы переоденешься — на тебя смотреть страшно.

— У меня такой кошмарный вид?

— Нет. Он у тебя очень, очень уставший. Пошли, — Алан потащил меня по первой линии каскада переходов, ведущих к резервным подъемникам командного состава. — Может, я и эгоистичная свинья, но я сотню раз возблагодарил богов за то, что мне не пришлось любоваться на это представление вблизи.

Я усмехнулась.

— Из окна глазел?

— Без всяких сомнений.

— И как же это согласуется с нашим благородным воспитанием? — не упустила я случая ввернуть шпильку.

— Наше благородное воспитание и так уже изрядно подпорчено пребыванием в этом вертепе. Так ты идешь, или тебя нести? — Алан сверкнул улыбкой и недвусмысленно наклонился. Я прибавила шагу, расстегивая на ходу мундир. Нет, это просто невыносимо…

— Куратор! — послышалось из бокового коридора. Я машинально притормозила и почти столкнулась с бегущим вприпрыжку агентом. — Ваши запросы обработаны и систематизированы, — он сунул мне в руки считыватель, нервно похлопал себя по карманам и, так ничего и не найдя, сказал: — Вас просили часа через три зайти к аналитикам. А координатор Фар-Арроне очень…просил вас носить с собой…средства связи.

— Ясно. Идите, Оско.

Мужчина с несколько безумным видом заспешил наверх. Я потерла переносицу:

— Подозреваю, наверху бушевал ураган. Баллов восемь, не меньше. Арроне мне это еще припомнит.

— Это всего лишь переговорник, который ты забыла, а не проваленная операция. Тем более, что на параде от него все равно не было бы никакого толку, — беспечно заметил Алан, останавливаясь у подъемников. Изящные аристократические пальцы выстукивали дробь на панели управления, вызывая странные ассоциации. Я отвернулась, рассеянно обмахиваясь отчетом:

— Это переговорник, забытый куратором блока. В момент серьезнейшей ревизии. Лет двести назад за меньшее отправляли в отставку без содержания.