Опасаясь, что профессор заметит ее изучающий взгляд, Марта снова повернулась к фреске.

– Мы стоим почти прямо напротив этой надписи, – сказала она. – Если постараться, отсюда ее можно разглядеть и без бинокля.

Но сестру Лэнгдона это не слишком заинтриговало.

– Лучше расскажите мне о посмертной маске Данте. Почему она здесь, в палаццо Веккьо?

Какой брат, такая и сестра, вздохнула про себя Марта. Далась им эта маска! Правда, посмертная маска Данте и впрямь имела очень странную историю, и Лэнгдон был не первым, кто проявил к ней чуть ли не маниакальный интерес.

– Ответьте для начала, что вы знаете о Данте?

Симпатичная блондинка пожала плечами:

– Только то, чему учат в школе. Данте – итальянский поэт, прославившийся в первую очередь книгой «Божественная комедия», где он описал свое воображаемое путешествие в ад.

– Отчасти правильно, – откликнулась Марта. – В своей поэме Данте благополучно выбирается из ада, проходит чистилище и наконец попадает в рай. Если вы когда-нибудь прочтете «Божественную комедию», то увидите, что его путешествие соответственно делится на три части – по-итальянски они называются «Inferno», «Purgatorio» и «Paradiso». – Марта жестом пригласила их следовать за собой ко входу в музей. – Впрочем, то, что его маска хранится в палаццо Веккьо, абсолютно никак не связано с «Божественной комедией». Тут все дело в реальных исторических событиях. Данте жил во Флоренции и любил ее так сильно, как только можно любить свою родину. Он был человеком известным и влиятельным, но политическая обстановка изменилась, а Данте поддерживал проигравшую сторону и потому подвергся бессрочному изгнанию.

Недалеко от входа в музей Марта остановилась перевести дух. Снова уперев руки в бока, она распрямилась, чуть откинула голову назад и заговорила снова:

– Некоторые считают именно изгнание Данте причиной того, что у его посмертной маски такой грустный вид, но у меня другая теория. Я немножко романтик, и мне кажется, что эта грусть имеет больше отношения к женщине по имени Беатриче. Видите ли, всю жизнь Данте был страстно влюблен в женщину, которую звали Беатриче Портинари. Но, как это ни печально, она вышла за другого – и в результате Данте остался не только без родного города, но и без своей возлюбленной. Его пылкая любовь к Беатриче стала центральной темой «Божественной комедии».

– Любопытно, – сказала Сиена, хотя по ее тону было ясно, что она пропустила мимо ушей все до последнего слова. – И все же я так и не поняла, почему эту маску держат здесь, во дворце?

Настойчивость молодой женщины показалась Марте странной и даже граничащей с неприличием.

– Дело в том, – пояснила она, двинувшись дальше, – что запрет на возвращение Данте во Флоренцию остался в силе и после его смерти, поэтому его похоронили в Равенне. Но поскольку главная любовь его жизни, Беатриче, была похоронена во Флоренции и поскольку сам Данте безумно любил Флоренцию, привезти сюда его посмертную маску казалось естественным – своего рода данью уважения этому великому человеку.

– Понимаю, – сказала Сиена. – А почему выбрано именно это здание?

– Палаццо Веккьо – стариннейший символ Флоренции, а в эпоху Данте он и вовсе был сердцем города. В нашем соборе даже есть знаменитая картина, на которой изгнанный Данте стоит под стенами города, а на заднем плане высится дорогая его сердцу дворцовая башня. Словом, хранить здесь его посмертную маску – это во многих отношениях то же самое, что позволить ему наконец вернуться на родину.

– Красиво, – сказала Сиена. Похоже, она полностью удовлетворила свое любопытство. – Большое спасибо за лекцию!

Марта подошла к двери музея и стукнула три раза.

– Sono io, Marta! Buongiorno![26]

Внутри зазвенели ключами, и дверь открылась. На пороге стоял пожилой охранник – он устало улыбнулся Марте и взглянул на свои часы.

– E un po’ presto[27], – сказал он.

Вместо объяснения Марта кивнула на Лэнгдона, и лицо охранника тут же просветлело.

– Signore! Bentornato![28]

– Grazie, – вежливо ответил Лэнгдон, проходя мимо него в музей.

Они пересекли небольшой вестибюль, после чего охранник отключил сигнализацию и отпер другую дверь, более основательную. Распахнув ее, он отступил в сторону, взмахнул рукой и воскликнул:

– Ecco il museo![29]

Улыбнувшись в знак благодарности, Марта повела своих гостей внутрь.

Раньше здесь находились правительственные учреждения, а потому вместо анфилады просторных музейных залов гости очутились в лабиринте небольших по размеру комнат и коридоров, обнимающем половину всего здания.

– Посмертная маска Данте за углом, – сказала Марта Сиене. – Она выставлена в узком помещении, которое называется l’andito, – по сути, это просто переход между двумя комнатами побольше. Маска лежит в старинном шкафчике у стены, и ее не видно, пока не окажешься прямо перед ней. Из-за этого многие посетители проходят мимо, так ее и не заметив!

Лэнгдон прибавил шагу, устремив взгляд прямо вперед, как будто маска притягивала его с волшебной силой. Тихонько подтолкнув Сиену локтем, Марта шепнула ей:

– Очевидно, вашего брата интересует только эта маска, но раз уж вы здесь, вам обязательно надо взглянуть еще хотя бы на бюст Макьявелли и на Mappa mundi, глобус в нашем Зале карт.

Сиена вежливо кивнула, но не замедлила хода, тоже глядя прямо вперед. Марта еле за ней поспевала. Когда они дошли до третьей комнаты, она уже немного отстала, а потом и вовсе остановилась.

– Профессор! – окликнула она Лэнгдона, тяжело дыша. – А вы не хотите… показать своей сестре другие экспонаты… пока мы идем к маске?

Лэнгдон рассеянно оглянулся, словно вернувшись в настоящее из какого-то мысленного далека.

– Прошу прощения?

Ловя ртом воздух, Марта показала на ближайший стенд.

– Например… одно из первых… печатных изданий «Божественной комедии»?

Заметив наконец, как Марта утирает лоб и переводит дух, Лэнгдон страшно устыдился.

– Извините меня, Марта! Конечно, мы с удовольствием взглянем.

Он поспешил обратно, и Марта подвела их к старинной витрине. Там лежала потертая книга в кожаном переплете, открытая на титульной странице. Надпись с изящными виньетками гласила: «La Divina Commedia: Dante Alighieri».

– Невероятно, – сказал Лэнгдон. В его голосе слышалось удивление. – Я узнаю фронтиспис. А я и не знал, что у вас есть оригинал нумейстеровского издания.

Не могли вы этого не знать, подумала Марта. Я же показывала вам его вчера вечером!

– В тысяча четыреста семьдесят втором году, – торопливо объяснил Лэнгдон Сиене, – Иоганн Нумейстер выпустил первое печатное издание этой поэмы. Было напечатано несколько сот экземпляров, но сохранилось всего около десятка. Они исключительно редкие.

Марте пришло в голову, что Лэнгдон просто хочет порисоваться перед младшей сестрой и потому притворяется, будто видит эту книгу в первый раз. Для профессора, снискавшего всеобщее уважение не только научными заслугами, но и своей скромностью, такое поведение выглядело весьма странным.

– Этот экспонат мы временно позаимствовали из Лауренцианы, – сказала Марта. – Если вы с Робертом еще не были в этой библиотеке, сходите обязательно. У них очень эффектная лестница, спроектированная самим Микеланджело, – она ведет в первый в мире общественный читальный зал. Поначалу книги в нем буквально приковывались к сиденьям, чтобы их никто не унес. Конечно, многие из этих книг были единственными в мире.

– Потрясающе, – откликнулась Сиена, косясь в глубь музея. – А к маске, значит, туда?

Куда она спешит? Марта еще не успела толком отдышаться.

– Да, но тут есть еще кое-что интересное. – Она показала на маленькую лестницу за нишей, уходящую в потолок. – По этой лесенке можно подняться на смотровую площадку под крышей, откуда знаменитый подвесной потолок Вазари виден сверху. Я могу подождать вас здесь, пока вы…