– Насчет статьи Зобриста… – начал Лэнгдон. – Мне не совсем понятно ее название. «Агатусия заставит возликовать» – это что, сарказм? Кто должен пойти на агатусию – мы все?

– Вообще-то нет – это каламбур, и Зобрист имел в виду конкретного человека.

– То есть?

– Название можно прочесть как «Агатусия заставит ВОЗ ликовать». В своей статье Зобрист нападал на директора Всемирной организации здравоохранения, доктора Элизабет Сински, которая занимает этот пост уже давным-давно и, по мнению Зобриста, относится к регулированию численности населения недостаточно серьезно. В статье говорилось, что от ВОЗ будет больше толку, если директор Сински покончит с собой.

– Добрый малый этот Зобрист!

– Издержки гениальности, я полагаю. Люди с особым устройством мозгов умеют концентрироваться лучше других, но это зачастую компенсируется у них эмоциональной незрелостью.

Лэнгдону вспомнились газетные вырезки с рассказами о девочке-вундеркинде с ай-кью, равным 208, и необычно функционирующим мозгом. Интересно, подумал он. Может быть, говоря о Зобристе, Сиена на каком-то подсознательном уровне говорит и о себе? Он снова задал себе вопрос, долго ли еще она собирается хранить свою тайну.

Впереди показался ориентир, который давно высматривал Лэнгдон. По его знаку они пересекли мостовую, и Лэнгдон подвел Сиену к повороту на очень узкую улицу – даже не улицу, а переулочек. Табличка на ближайшем доме гласила: «УЛИЦА ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ».

– Похоже, вы многое знаете о человеческом мозге, – сказал Лэнгдон. – Это было вашей специальностью в медицинском колледже?

– Нет, но я много читала в детстве. Интересовалась наукой о мозге, потому что у меня были некоторые… медицинские причины.

Лэнгдон бросил на нее любопытный взгляд, надеясь, что она продолжит.

– Мой мозг… – тихо сказала Сиена. – Он развивался иначе, чем у большинства детей, и это привело… к определенным трудностям. Я долго старалась понять, что со мной не так, и по ходу дела неплохо изучила нейробиологию. – Она поймала взгляд Лэнгдона. – Вы правы – то, что я лысая, тоже связано с состоянием моего здоровья.

Лэнгдон смущенно отвел глаза.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я привыкла с этим жить.

Когда они свернули в прохладный тенистый переулок, Лэнгдон попытался мысленно подытожить все, что узнал о Зобристе и его опасных социологических теориях. Один вопрос не давал ему покоя.

– Те люди в черном, – сказал он, – которые хотят нас убить. Кто они? Это же бессмыслица. Если Зобрист создал что-то вроде зародыша потенциальной эпидемии, разве не должны все остальные объединить усилия, чтобы ее предотвратить?

– Вовсе не обязательно. Пускай Зобрист стал парией в медицинских кругах, но у него вполне может быть целый легион преданных сторонников, тоже считающих, что единственный способ спасти нашу планету – это проредить ее население. Судя по тому, что с нами происходит, эти люди в черном делают все, чтобы помочь его замыслам осуществиться.

Личная армия учеников Зобриста? Лэнгдон задумался, возможно ли такое. Действительно, в истории было полно разных фанатиков и сектантов, которые убивали себя из-за самых нелепых убеждений – веры в то, что ими предводительствует мессия, или в то, что по другую сторону Луны их ждет космический корабль, или в то, что Судный день вот-вот настанет. Рассуждения о необходимости ограничить рост населения по крайней мере имели научную основу, и все же Лэнгдон чувствовал, что с этими бойцами в черном что-то не так.

– Мне просто не верится, что отряд обученных солдат может пойти на массовое убийство невинных людей… да еще с риском заразиться и умереть вместе с ними.

Сиена кинула на него озадаченный взгляд.

– А что, по-вашему, делают солдаты, когда отправляются на войну? Как раз-таки и убивают невинных людей, рискуя собственной жизнью. Ради идеи можно пойти на все.

– Ради идеи? Это вы о чуме?

Сиена испытующе посмотрела на него своими карими глазами.

– Роберт, идея не в том, чтобы напустить на людей заразу… а в том, чтобы спасти человечество. – Она помолчала. – В своей статье Зобрист задает один, казалось бы, чисто теоретический, но очень острый вопрос, который вызвал много пересудов. Я хотела бы, чтобы вы на него ответили.

– Что за вопрос?

– Зобрист спрашивает так: если бы вы могли одним нажатием кнопки уничтожить половину человечества Земли, выбранную случайным образом, вы бы это сделали?

– Конечно, нет.

– Хорошо. А если бы вам сказали, что если вы не нажмете кнопку прямо сейчас, то все человечество вымрет в ближайшие сто лет? – Она помедлила. – Тогда нажали бы? Даже если бы это значило, что вы можете погубить кого-то из друзей, родных, а то и себя самого?

– Сиена, я не могу отвечать на…

– Это вопрос теоретический, – сказала она. – Убили бы вы половину населения сегодня, чтобы спасти наш вид от вымирания?

Лэнгдону совсем не нравилось обсуждать столь мрачную тему, и он очень обрадовался, увидев прямо по курсу знакомый красный вымпел на стене каменного здания.

– Смотрите, – сказал он, протягивая руку. – Пришли.

Сиена покачала головой.

– Что и требовалось доказать. Отрицание налицо.

Дом Данте находится на улице Санта-Маргерита – его легко узнать по большому вымпелу с надписью «MUSEO CASA DI DANTE»[41].

Сиена нерешительно посмотрела на вымпел.

– Это и вправду дом Данте?

– Не совсем, – ответил Лэнгдон. – Данте жил за углом. А это скорее… музей Данте.

Как-то раз Лэнгдон заходил в этот музей, чтобы взглянуть на его художественную коллекцию. Она оказалась не более чем собранием репродукций знаменитых работ, имеющих отношение к Данте и созданных в разных уголках мира, однако увидеть их все под одной крышей было любопытно.

В глазах Сиены вдруг заблестела надежда.

– И вы думаете, в экспозиции найдется какое-нибудь старинное издание «Божественной комедии»?

Лэнгдон усмехнулся:

– Нет, но в их сувенирной лавке продают огромные плакаты с полным текстом «Божественной комедии», напечатанным микроскопическим шрифтом.

Она посмотрела на него слегка испуганно.

– Знаю, знаю. Но это лучше, чем ничего. Одна беда: глаза у меня уже не те, что раньше, так что читать мелкий шрифт придется вам.

– E chiusa[42], – окликнул их какой-то старик, увидев, что они подходят к двери. – E il giorno di riposo.

Сегодня выходной? Лэнгдона вдруг снова охватила растерянность. Он взглянул на Сиену.

– Разве сегодня не понедельник?

– Понедельник, – подтвердила она, – но флорентийцы предпочитают отдыхать именно в этот день.

Лэнгдон застонал от досады. Теперь он и сам вспомнил, как необычно устроен здешний рабочий календарь. Поскольку по уикэндам доллары туристов текли более обильным потоком, многие флорентийские торговцы решили перенести день отдыха с субботы на понедельник и таким образом повысить свои доходы.

К несчастью, по той же причине отпадало и другое место, на которое Лэнгдон возлагал надежды, – один из его любимых местных магазинов под названием «Книжная биржа», где наверняка отыскалась бы парочка экземпляров «Божественной комедии».

– Какие будут предложения? – спросила Сиена.

Лэнгдон надолго задумался и наконец кивнул.

– Тут поблизости есть одно местечко, где собираются любители Данте. Думаю, у кого-нибудь из них вполне может оказаться с собой его книга. Попросим одолжить ее на минутку.

– А если там тоже закрыто? – В голосе Сиены звучало сомнение. – Почти все в этом городе стараются устроить себе выходной не в воскресенье.

– Они не могут себе этого позволить, – уверил ее Лэнгдон. – Дело в том, что это церковь.

Метрах в пятидесяти от них, в гуще толпы, человек с сыпью на коже и золотой сережкой в ухе прислонился к стене, радуясь выпавшей ему возможности перевести дух. Он по-прежнему не мог глубоко вдохнуть, а гнойнички у него на лице – особенно на верхних веках, где кожа была особенно нежная, – зудели все сильнее. Он снял свои модные очки и провел рукавом по глазам – с осторожностью, чтобы не повредить кожу. Снова надев очки, он увидел, что те, кого он преследовал, отправились дальше. Тогда он собрался с силами и заставил себя пойти за ними, стараясь дышать как можно ровнее.