В «Доме» за «маргаритой» я рассказала ему, где работала.
— Я работаю в «Майло-Корп» в отделе по управлению безопасности данных. Кажется, я говорила тебе об этом в «Доме».
— Говорила. Ты их юрист?
— Нет, я возглавляю отдел управления данными.
Его губы дрогнули.
— Это все объясняет.
На мне были сшитые на заказ, классические черные брюки. Однако пояс украшал тонкий золотистый ремешок, который я отыскала в магазине винтажной одежды и который почти ничего не стоил, но выглядел на миллион баксов.
Еще я была в черной блузке с разрезами на рукавах, которая, даже я должна признать, выглядела потрясающе, к тому же я купила ее на распродаже (единственный способ, которым я покупала одежду), но все равно выложила за нее приличную сумму.
Кроме того, на мне были простые стильные черные туфли-лодочки с замшевым верхом и гладким, глянцевым, тонким, высоким каблуком. Обувь, которая стоила целое состояние (тоже куплены на распродаже), но я заботилась о них лучше, чем многие женщины заботились бы о своих детях.
В моей жизни у меня должно было быть три стиля одежды: повседневный, для работы по дому и в конюшнях, и деловой. Я тратила на них как можно меньше, даже если усердно искала вещи, которые прослужили бы долго и заставили бы меня чувствовать себя хорошенькой. Или, если дело касалось работы, чтобы выглядеть стильно, профессионально и серьезно, так как кому-то могло показаться, что для занимаемой мною должности я выгляжу слишком молодой и смазливой.
Я сделала вперед один шаг, пробормотав:
— Извини, я опоздала.
— Из, по шкале чистого великолепия твой дом стоит всего на пол ступени ниже моей мельницы, так что сидеть здесь и упиваться видом было нетрудно. За исключением того, что мне было жаль твоих собак, они сходят с ума с тех пор, как услышали мой подъехавший грузовик.
Мне понравилось, что он думал о моем доме так же, как и я (хотя его мельница была потрясающей, я бы не согласилась с тем, что мой дом стоял на пол ступени ниже, они занимали одну ступеньку, а мои акры, возможно, выдвигали меня немного вперед).
Но при напоминании о собаках я пробормотала себе под нос ругательство и поспешила к двери.
Открыв сетчатую дверь, я воспользовалась ключом и отперла парадную.
Демпси и Вихрь выскочили из дома в порыве пушистого ликования оттого, что мамочка была дома.
Я не беспокоилась о том, что Джонни был рядом. У обеих собак не возникало проблем с незнакомцами, если только проблем с ними не возникало у меня, и обычно они просто вели себя защитно и настороженно, пока я не давала им понять, что они могут быть дружелюбными.
Это, очевидно, не включало Кента, которого они ненавидели, но им разрешили это делать по понятным причинам.
К слову, ни одна из собак не проявляла к нему откровенное дружелюбие еще до того, как он показал себя настоящим психом (даже Демпси, будучи щенком, и, определенно, став взрослой собакой), но я мысленно отметила для себя оценивать реакцию собак на незнакомых людей, чтобы делать лучший выбор относительно того, кому позволять проводить время со мной… и с ними.
И вот, они увивались вокруг меня, тяжело пыхтя, облизывая и яростно виляя хвостами, а, завидев мою компанию, принялись увиваться вокруг Джонни, и к пыхтению, облизыванию и вилянию хвостов добавилось еще и обнюхивание.
Очевидно, Джонни получил знак одобрения.
— Дружелюбные, — пробормотал Джонни, наклоняясь к ним, чтобы как можно больше почесать голов и ушей, насколько позволяло их волнение.
— Горный пес — Вихрь, боксер — Демпси.
— Привет, мальчики, — пророкотал он низким, хриплым и сладким голосом.
Он не держал домашних животных.
Но любил собак.
Прежнее покалывание вновь скользнуло вниз по позвоночнику.
Джонни стало ясно в то же время, что и мне, что собаки игнорировали зов природы, чтобы получить ласки от незнакомца и поздороваться с мамочкой, им не хотелось уходить, чтобы заняться делами, когда на крыльце их ждало столько добра.
Поэтому, прежде чем я успела, Джонни поднял руку, щелкнул пальцами, указал вниз по ступенькам и скомандовал:
— Гулять.
Навострив уши, они посмотрели на него снизу вверх, а затем бросились вниз по лестнице, уткнувшись носами в землю в поисках идеальных мест для своих дел.
— Давай зайдем внутрь, — сказала я, наклоняясь, чтобы схватить ручку одной из упаковок с пивом.
— Детка, даже не думай об этом.
Полусогнувшись, я повернулась и посмотрела на него.
— Что?
Это вызвало у него широкую белоснежную улыбку, и он сказал:
— Оставь их. Я принесу. Просто тащи задницу внутрь.
Я кивнула, выпрямилась и зашла в дом.
Прохладное, тускло освещенное фойе сомкнулось вокруг меня, когда следом за мной вошел Джонни, и я бросила ключи и сумочку на боковой столик.
Я также заметила Келли, мою толстую, пушистую рыжую кошку, прогуливающуюся по фойе.
Она остановилась, оглядела меня, сразу же забыв о моем присутствии, оглядела Джонни, затем подошла к нему, скользнула боком по штанине его джинсов, затем выгнула дугой спину.
— Это Келли. Она кокетка. Джилл и Сабрина где-то здесь. Сабрина — серая, гладкошерстная. Джилл — тощая, длинношерстная, в серо-черную полоску с белой грудкой. Она крошечная и застенчивая. Вероятно, ты с ней не встретишься.
Если только он не придет снова. Джилл становилась смелее, чем более знакомым становился чужой запах.
Я почувствовала на себе его взгляд, поэтому посмотрела на него, перестав наблюдать за Келли, которой было не слишком приятно, что он игнорирует ее приглашение почесать ей спинку, ведь она не понимала, что руки Джонни заняты двумя упаковками пива.
— Ты назвала кошек в честь Ангелов Чарли? — спросил он.
— Они не борются с преступностью. В основном они просто линяют, едят, спят и заставляют меня чувствовать себя неполноценной. Но они все равно прекрасны.
В его бороде снова сверкнула белозубая улыбка, и он медленно покачал головой.
Я повернулась к гостиной, распорядившись:
— Проходи. Мы поставим пиво в холодильник, и я разберусь с кастрюлями. Извини, но потом мне нужно будет переодеться и выпустить лошадей попастись. Но после я сделаю гуакамоле, чтобы нам было чем перекусить, пока мы ждем приготовления ужина.
— Я могу выпустить твоих лошадей.
Я стояла у кухонной стойки, открывала ящик, чтобы достать вилки, но остановилась, чтобы посмотреть на него, он закрывал дверцу холодильника, поставив туда пиво.
— Это мило, Джонни, и Амаретто очень дружелюбный, но он также защищает Серенгети, а она — настоящая примадонна. И иногда ей не хочется слушаться. А если она будет вести себя так, то и Амаретто тоже. Это значит, что вытащить их из стойл может быть непросто.
— Я вырос с лошадьми, Иззи. Они были у нас с папой. У дедушки тоже. Последняя умерла через шесть недель после папиной смерти, за неделю до того, как я продал папин дом, иначе она отправилась бы со мной на мельницу. Я смогу справиться с ними, а если не смогу, то просто вернусь за тобой.
Не возражать против того, что наши отношения с Джонни Гэмблом построены только на сексе, казалось легко, когда я разговаривала с Дианной.
Намного сложнее было, когда я находилась рядом с Джонни. Особенно, когда все больше и больше продолжала узнавать о том, какой он замечательный.
Он даже не позволил мне нести шесть бутылок пива.
— Было бы здорово. И это означало бы, что мы сможем быстрее добраться до гуакамоле. Мои куриные энчиладас относительно популярны среди моего окружения. Мой гуакамоле — почитаем.
Он одарил меня кривой ухмылкой и пробормотал:
— Жду не дождусь попробовать. — Его внимание переключилось на заднюю дверь, снова вернулось ко мне, и он сказал: — Скоро вернусь.
Я смотрела, как он уходит, а потом подошла к кастрюле и сняла крышку.
Но я не сразу принялась за мясо.
Я наблюдала в окно за удаляющимся Джонни в его выцветших джинсах, сидевших несколько свободно, но намекающих на все богатство, что они скрывали, и пыльных сапогах, но он надел джинсовую рубашку, что оказалось приятным штрихом. Образ говорил, что он приложил максимум усилий, которые мог приложить такой мужчина как Джонни Гэмбл, отправляясь к женщине домой на ужин, но он не собирался появляться в футболке.