Часть первая: Святые и отрекшиеся

Глава 1. Двое и труп

Раннее солнечное утро было именно таким, каким ему полагается. Сияло небо. На Часовой площади колокола отбивали час Белого Голубя. Смеющиеся дети сновали между прилавками торговцев. Коты грелись на крышах. Легкий ветерок раскачивал натянутые поперек улиц разноцветные флажки, теребил за юбки и рукава спешащих по делам женщин. Асталот радовался окончанию затянувшейся непогоды.

Йон Рейке, с удовольствием изображавший праздного гуляку, купил с лотка у старушки палочку рыбных шариков и завернул в малозаметный проход между складами. Остановился, проверяя, не заметил ли кто его маневра, и бесшумно прокрался к приоткрытому вентиляционному окну, седьмому по счету. Прижался к стене, вытащил из кармана «глаз», просунул его в узкую щель. Хитрое устройство позволяло видеть и слышать все, что происходило в поле магического действия, без, так сказать, непосредственного участия владельца. Главное свои глаза плотно закрыть, да настроиться. И тогда увидишь.

Потную мужскую спину. Задранное до пояса платье. Вывалившуюся из расстегнутого корсажа грудь. В клубах золотистой пыли, на мешках с рожью и пшеном совершалась супружеская измена. И активно совершалась. Так, что только шумное сопение за спиной вернуло Йона в реальный мир.

Он резко обернулся. К нему по проходу спешил, пыхтя и отдуваясь, мужчина в нежно-сиреневом костюме тилейского покроя. Мужчина был непотребно толст, потому двигался боком, собирая дорогой шерстью грязь с каменных стен.

Рейке мысленно выругался. Драгоценный со всех сторон, в том числе со стороны невыплаченного вознаграждения, клиент не вытерпел и принесся лично смотреть, чем занимается его жена на его же собственном складе. Хотя, кажется, они договаривались, но…

— Я должен знать! — прохрипел толстяк, разом отметая все возможные возражения и упреки, утер огромным платком пот, обильно текущий по лицу. Неопрятные мокрые пятна расплывались на груди и подмышками.

Йон в ответ лишь улыбнулся, опуская правую руку с нацепленным на нее «глазом». Левой сделал характерный жест, означавший только одно. Невыплаченный гонорар вперед, пожалуйста. А то знаем мы вас, трепетных, забудете еще, в порывах чувств-то.

Купец Лойсе нетерпеливо хрюкнул и шлепнул в протянутую ладонь две банкноты по десять лян.

— Вы их только не спугните, — шепотом посоветовал Йон, пряча «глаз» и деньги в карман. Раз уж мастеру так не терпится увидеть причину рогов своими глазами, то действу, записанному на магический «глаз», можно найти иное применение. По два ляна за картинку, между прочим. В конце концов, зря он, что ли, неделю старательно работал тенью неверной супруги, выискивая, где, с кем и как она проводит время?

Сыщик небрежно поклонился широкой спине и неторопливо пошел прочь. Не успел он выйти на улицу, как сзади раздался шум, крик и грохот, а потом еще один крик, выше и пронзительнее. Кажется, мастер не удержался и шумно рухнул в самый неподходящий момент. Будет кому-то сегодня веселье! Йон Рейке улыбнулся утреннему солнцу и прогулочным шагом направился в редакцию «Эха Альмейры». Его мечта только что стала на двадцать лян ближе, но не стоило останавливаться на достигнутом. Он был счастлив и потому не обратил ни малейшего внимания на пронесшуюся мимо коляску с двумя крайне перепуганными военными.

Пациент выл и этот истошный крик заставлял морщиться даже привычных к крикам хирургов. Распахнулась дверь, в операционную влетела медсестра с рулонами чистой перевязочной ткани.

— Где целитель?! — спросил ее, стараясь перекричать вой, старший хирург.

— Я тут! — Эрех проскользнул следом, чудом не упав на скользком полу, и занял свое место в изголовье операционного стола.

Привычно расположил руки по обе стороны от головы пациента, бьющегося в припадке боли, на уровне мокрых от пота висков. Сосредоточился, ловя нервные сигналы, поступающие в мозг. Представил синее-синее небо, такое, каким оно бывает, если летом выбежать после полудня на луг, рухнуть в душистое разнотравье и смотреть вверх, ощущая как же огромен мир.

И пациент замолчал. Его глаза широко распахнулись, искаженное страдальческой гримасой лицо расслабилось.

— Солнышко… — отчетливо произнес он.

Болевой шок отступал прочь под воздействием божественного дара.

— Начинаем операцию, — отдал команду доктор Бак.

Остальные встрепенулись. Эрех держал.

На сегодня это была уже третья его операция, первая пришлась на час Черной Кошки, когда он, еле успев закончить все свои ночные занятия и, естественно, ничуточки не поспав, помчался в госпиталь на внеплановый вызов из-за несчастного случая — обрушилась крыша речного дока. К счастью, пострадало всего пятеро рабочих. К несчастью, все они оказались в дежурном Чистом Сердце.

Эрех давно привык держать оперируемых только краем себя, не погружаясь сполна в чужую нервную деятельность. Но сегодня он все время то вываливался вовне, то, наоборот, нырял глубже, чем следовало, куда-то в сломанные кости и пробитое оторванной ключицей легкое. Дар любит подшутить над теми, кто не соблюдает режим. Потому главное правило целителя спать не менее восьми часов. Вот только мечты о светлом будущем в это правило никак не умещались.

Эрех вздохнул и опять поехал вглубь тела оперируемого. В незанятой работой части сознания промелькнуло недовольство. Целитель мысленно вздохнул и вернулся к концентрации на нервной системе и подслушиванию того, что происходит в операционной. Последнее его жутко интересовало.

— Ножницы! — приказал ведущий хирург госпиталя, доктор Бак.

Ассистент с почтением вложил требуемое в окровавленную ладонь.

— Пинцет. Да держите же вы, держите! Растяните края раны!

Раздался лязг и топот.

— Перекись!

Зачем им перекись? Свободная часть разума продолжала осмысливать происходящее, хотя видел сейчас целитель вовсе не операционную, а бесчисленное количество нервных окончаний, пытающихся передать сигнал боли через выставленные им барьеры. Они еще не зашивают, слишком рано… Так зачем?

Грохот, раздавшийся сбоку, заставил Эреха вздрогнуть; он чудом не потерял контроль. Это уже никуда не годилось. В армии даже взрывы снарядов не могли выбить его из концентрации. А тут? Позор!

— Идиот! Кривые твои руки! Ты что, не смотришь, что делаешь?! — ругался кто-то из ассистентов, Эрех еще не успел научиться различать их голоса.

— Доктор Бак! Доктор! Смотрите! Он бледнеет! Его дыхание!

— Ах ты ж!.. Держи тут, держи! Что происходит? Ассистент!

— Это гемоторакс, — вмешался в крики чей-то спокойный низкий голос. — Травматический. Он же из-под завалов. Надо дренировать.

И только когда голос смолк, Эрех сообразил, что кому он принадлежал. Ему самому. Мамочки! Он зажмурился до цветных кругов под веками, кожей ощущая ошеломленную тишину, воцарившуюся в операционной.

Все! Он больше никогда, никогда не будет нарушать режима. Если его, конечно, после эдакого выступления оставят в госпитале…

— Шприц сюда! — рявкнул доктор Бак.

Эрех неимоверным усилием перепуганной воли отрешился от происходящего и уцепился за боль, как утопающий за брошенную ему ветку. Лишь бы не выгнали! Лишь бы не вернули в Храм!

Сколько времени длилась операция, он не считал, боялся. До последнего держал пациента, пока не вышли из операционного кабинета все участники действа. И только когда медсестра тронула его за руку, Эрех решился приоткрыть один глаз. В конце концов, он не мог прятаться до скончания века или, хотя бы, до вечера. Он — астинэ и должен быть храбрым!

Ну, или пусть его речи спишут на обычные чудачества усталого целителя, который слишком глубоко залез в организм умирающего. А? Пожалуйста, пресветлая Наэма!

— А я тебе персик куплю, — шепотом посулил Богине Эрех и высунул нос наружу.