Темно… вокруг было очень темно…

- Кхы-ы-ы-ы… - плакала она, обняв ноги и уткнувшись лицом в свои ободранные коленки. Она заблудилась, потерялась, не знала куда идти и потому плакала. Звала на помощь, пыталась найти, но вокруг никого. Вообще никого. – У-у-у-у-у…

Крупные капли слез стекали по щекам маленькой девочки и пропитывали края юбки вместе с соплями. Она всхлипывала и дрожала, погружаясь в свое несчастье, и ждала спасения, но вокруг никого.

И никто не придет.

Никогда не приходил.

- Мама… папа… - звала девочка, но они не придут.

Слишком заняты ссорами, слишком заняты собой, слишком…

Слишком…

- Крес… - послышалось за спиной. – Крес…

- А?! – малышка подняла голову и обернулась.

Позади нее, в темноте… был свет…

- Крес…

Открыв глаза, она несколько секунд смотрела на белый потолок над собой, освещаемый вечерним закатным солнцем. Тело уже проснулось, но разум еще несколько секунд включался и только начинал работать и осознавать, что происходит вокруг. Легкий ветерок коснулся кожи и слегка потрепал рыжую челку.

Несколько секунд она лежала неподвижно, и не моргала, а затем будто что-то щелкнуло в голове, и она пришла в себя.

- А? – захлопала девушка глазами. – Что?

- Добрый вечер, - над ней нависло лицо Бриэль. – Все же смогла достучаться до тебя.

- Ой, привет, - удивилась она встретить эту странную подружку Макса. – А где ребята?

Спрашивать было не нужно, так как Макс и Барти тут же оказались рядом.

- Крес! – радостно улыбался Барти, моментально оказавшись рядом.

- Полегче, Казанова, - дал ему подзатыльник Макс. – Дай ей проснуться толком.

- Не трогай прическу, Попаноситель, - буркнул блондин и тут же уклонился от затрещины, которую собирался прописать ему брюнет. – Все, все, все, спокойно, потом разберемся.

- Я тебе покажу еще, - покачал он головой.

- А, что я пропустила? – не понимала она. – Что случилось?

- Ты не помнишь?

Она замолчала и опустила голову.

Врать уже нет смысла.

Она вспомнила, что случилось, как так вышло.

Когда суккуба подчинила её и натравила на Макса, она пыталась сопротивляться, пыталась остановиться, но ничего не могла, и тогда… пришлось уступить ей. Ради самых близких для нее людей пришлось отдать ей все.

- Простите, - произнесла Крес. – Она… никому плохого не сделала?

- Все хорошо, - улыбнулся ей Макс. – Зенти помогла нам.

- Ну да, ей это было выгодно, - невесело усмехнулась девушка сев на кровати. – Она ничего не делает без выгоды для себя. Или ради удовольствия.

Они молча смотрели на нее, и в их глаза было лишь беспокойство и грусть, а она стыдилась поднимать голову и долго смотреть на них. Ей было стыдно за свою ложь, за то, что она лгала тем, кто спас её и стал для нее практически семьей.

- Простите меня, - произнесла Крес. – Я… помнила все… могла вспомнить, просто… не хотела…

- Все в порядке, - сказал Барти. – Мы не злимся на тебя.

- Это мелочи, - кивнул Макс. – Главное, что с тобой все хорошо.

- Ребята…

- Ты можешь рассказать нам? Мы не сможем помочь, если не будем знать как.

- Ладно, - кивнула девушка. – Я расскажу…

Ей не хотелось вспоминать прошлое.

Она бежала от него, хотела забыть и избавиться как от кошмарного сна, но уйти все же не получится. Никогда.

- Семья фон Крюгеров очень богатая, - начала Крес. – Пожалуй, это один из богатейших родов в мире. Не то, чтобы мы какие-то там аристократы, но тыкать носом в «благородное прошлое» семьи у нас любят. Если вы думаете, что современное высшее общество чем-то отличается от средневековья или других веков, то ошибаетесь. Там все точно такое же…

- Люди, считающие себя высшими существами, - хмыкнул Макс.

- Ага, - кивнула она. – Вроде как в современном мире, с интернетом и равноправием, такого быть не должно, но оторванность этих людей от остального социума порой поражает. Некоторые серьезно думают, что все бездомные – это не люди, что потеряли жилье или возможность хоть как-то жить, а просто бездельники, которым лень работать. Сама лично видела тех, кто так думает. А также то, что деньги и рождение в роскоши автоматически делает их высшим разумом априори лучше, умнее и всегда правыми, - девушка показала головой. – В интернете часто пишут во время судов над нарушившими закон богатеями – «ну заплати ты штраф, признай вину и денег отдай, их же полно. Зачем быковать и пытаться выпендриваться?». А на самом деле такие люди просто не способны мыслить иначе, чем логикой – «холопы должны подчиняться» и искренне удивляются почему «чернь бунтует». Бывают и адекватные люди, но они скорее, или совсем наивные дурачки, или те, кто от общества не отрываются и имеют дело с обычными людьми.

- И ты была такой?

- Угу. Живя в таком серпентарии, само собой обрастешь чешуей и обзаведешься ядом. Лгать, втираться в доверие, притворяться, этому быстро учишься. Ударь в спину, пока не ударили тебя, предай, пока не предадут тебя. И маленькая Кресзентия фон Крюгер не просто хорошо выживала, она была там как рыба в воде, - Крес закусила губу. Она не хотела вспоминать этого, но заставляя себя. – Втереться в доверие, выведать что-нибудь полезное, а затем сломать человека – это ужасно просто. Некоторые до сих пор не знают, кто их предал, и считали её своим другом до самого конца… Она натворила… много плохого… она злая…

Перед глазами мелькали ужасные картины.

Опозоренные люди, которых теперь в обществе считают мусором, изгои в реальности или те, кого затравили в интернете. И ведь некоторые не выдержав давления, покончили с собой, но Кресзентию это совсем не трогало. Она скорее наслаждалась этим. Чувством власти над чужими судьбами, раз уж над своей не властна. Месть за то, что у кого-то была воля, возможность действовать как ему вздумается… или наоборот, за то, что они были частью Золотой Клетки, что окружала её с рождения. Она в равной степени ненавидела обе категории.

- Мы уже видели, как она играет, - покачал головой Макс. – Когда суккуба ранила её, та разыграла очень убедительное представление, будто ей правда больно и страшно.

- Это дело обычное, - хмыкнула Крес. – В таком обществе учишься быть выносливым и отлично играть. Стоять в сорокоградусную жару под палящим солнцем и мило улыбаться, стараясь не потерять сознание пока папа ведет переговоры с каким-то бизнесменом – дело обычное. Простоять неподвижно три часа на стуле пока мама, уверенная, что она новый законодатель моды будет наряжать тебя в новые и новые тяжелые платья – тоже норма. А порой максимально убедительно нужно упасть в обморок во время приема в доме какого-то министра, и такое бывало… Потому сымитировать сильное ранение и перехитрить даже эмпата для неё не сложно.

Она снова вздохнула.

Прошлое просто переполнено подобными вещами.

- Кресзентии также нравилось так жить. Её полностью устраивало подобное общество и игра на чужих чувствах. Думаю, её с радостью приняли бы в ряды суккубов. По уровню мерзостности она мало уступает той Тил… - Крес снова всхлипнула. – И попадание сюда, а также месяцы одиночества – это точно наказание за все ужасное, что она… что мы… что я… натворила…

- Но как же тогда… произошло все это? – непонимающе спросил Барти, что все время держал девушку за руку и старался поддерживать. Она ждала когда, услышав все, он уберет руку, но он лишь продолжал нежно сжимать её пальцы.

- Тут нет ничего удивительного, - сказала Бриэль. – Я бы даже сказала, что такой исход самый очевидный.

- Ты о чем?

- Я просмотрела её разум и поняла, как все это произошло, - сказала беловолосая девушка, подойдя к умывальнику. – Богатая девочка, выросшая в практически тепличных условиях, попадает в дикую природу, где нет никого кроме неё, а все её достоинства из хитрого ума и актерской игры полностью бесполезны. Затем она по незнанию запихнула в себя сразу два Знания. Вредно за раз сразу большие и разносторонние объемы загружать. Нужен промежуток, но Кресзентия не знала этого. И это был второй удар. А после жизнь в лесу, к чему она была не приспособлена. Разум он ведь заботится о себе и не позволяет сломаться, а потому меняется. Вот и выскочила наружу другая личность, но тогда еще не что-то отдельное, а именно «маска». Более открытая, по-детски непосредственная и не брезгливая «Крес», а все остальное, что было просто бесполезно отошло на второй план. Разум ребенка куда более гибкий, чем у взрослого и потому на передний план вышло то, что всегда подавлялось.