Однажды в 1971 году, примерно за неделю до моего отъезда в Индонезию, придя в квартиру к Клодин, я увидел накрытый стол, на котором стояли сыры, хлеб и бутылка божоле. Она подняла бокал.

— Совершилось. Ты смог! — Она улыбнулась, но улыбка показалась мне не вполне искренней. — Теперь ты один из нас.

Мы немного поболтали. Потом, когда мы уже допивали вино, она посмотрела на меня взглядом, которого я никогда раньше у нее не видел.

— Никогда не говори никому о наших встречах, — сказала она жестко. — Если расскажешь, я тебя не прощу никогда. Я вообще буду отрицать знакомство с тобой. — Она пристально посмотрела на меня — и это был, наверное, единственный раз, когда я испугался ее, — и затем холодно рассмеялась. — Рассказы о нас могут поставить под угрозу твою жизнь.

Я был ошеломлен. Я чувствовал себя ужасно. Уже позже, возвращаясь от Клодин, я понял, как умно была придумана вся схема. Все наши встречи с ней проходили у нее в квартире. Не существовало никаких доказательств нашего знакомства. Никто из МЕЙН никоим образом не был вовлечен в наше общение. В чем–то я был благодарен ей за прямоту: она не обманула меня так, как это сделали мои родители в отношении Тилтона и Миддлбери.

У меня было романтическое представление об Индонезии — стране, в которой мне предстояло провести следующие три месяца. В некоторых прочитанных мной книгах мне встречались фотографии красивых женщин в ярких саронгах, экзотических танцовщиц с острова Бали, шаманов, дышащих огнем, воинов, управляющих длинными, выдолбленными из дерева каноэ в изумрудных водах у подножия курящихся вулканов. Особенно впечатляющими были картинки с великолепными галеонами под черными парусами. Они принадлежали пользующимся дурной славой пиратам–бугинезам, которые все еще обитали в морях архипелага и которые когда–то терроризировали европейских моряков, так что те, возвращаясь домой, пугали ими своих детей: «Веди себя хорошо, а не то бугинез придет». Боже, как эти картинки волновали мое воображение!

История и легенды этой страны изобилуют масштабными фигурами: гневные боги, драконы Комодо, вожди племен. Древние сказания, появившись задолго до рождения Христа, совершили путешествие над горами Азии, над пустынями Персии, над Средиземным морем и глубоко укоренились в нашем коллективном сознании. Уже сами названия островов — Ява, Суматра, Борнео, Сулавеси — будоражат ум. Это была страна мистики, мифов, эротической красоты; ускользающее сокровище, которое искал, но так и не нашел Колумб; принцесса, вожделенная, но не обретенная Испанией, Голландией, Португалией, Японией; земля фантазий и мечты.

Я ожидал слишком многого, думаю, что мои ожидания были сродни тем, с которыми сюда стремились великие первооткрыватели. Однако, подобно Колумбу, мне следовало бы умерить свою фантазию. Возможно, мне уже надо было знать, что путеводная звезда указывает на путь, не всегда совпадающий с тем, что мы рисуем в своем воображении. Индонезия обладала сокровищами, но она не была вместилищем лекарств от всех моих недугов, каковой мне представлялась. На самом деле мои первые дни в душной от жары и влажности столице Индонезии, Джакарте, в конце августа 1971 года были ужасными.

Конечно, было красиво. Эффектные женщины в красочных саронгах. Буйные сады, изобилующие тропическими цветами. Экзотические танцовщицы с острова Бали. Велорикши, с причудливыми, раскрашенными во все цвета радуги картинками по обеим сторонам высоких сидений, на которых развалились пассажиры, а за их спинами крутят педали рикши. Голландские дома в колониальном стиле, мечети с башенками. Но у города было и другое, ужасающее в своем безобразии лицо. Прокаженные, вытягивающие перед собой кровоточащие культи, изъеденные болезнью. Молоденькие девушки, предлагающие себя за гроши. Когда–то великолепные голландские каналы, превратившиеся в сточные канавы. Приткнувшиеся вдоль замусоренных берегов черных рек картонные лачуги, в которых жили целыми семьями. Ревущие гудки машин, удушающий дым. Прекрасная и безобразная, элегантная и вульгарная, духовная и убогая. Такой была Джакарта, где чарующие ароматы гвоздики и орхидей боролись с миазмами открытых сточных канав.

Я видел нищету и раньше. Многие из моих одноклассников в Нью–Гемпшире, обитавшие в холодных лачугах из толя, приходили в школу зимой, когда температура опускалась ниже нуля, в тонких куртках и изношенных спортивных тапочках. Их немытые тела распространяли запах пота и навоза. Я жил в глиняных лачугах с андскими крестьянами, которые питались только сушеной кукурузой и картошкой, и иногда казалось, что у новорожденного столько же шансов умереть, сколько дожить до ближайшего дня рождения. Я был знаком с нищетой, но это не подготовило меня к тому, что я увидел в Джакарте.

Конечно, наша команда жила в лучшем местном отеле, «Интерконтинентал Индонезия», принадлежавшем авиакомпании «Пан Америкэн эйруэйз». Как и все отели этой сети, разбросанные по всему миру, он отвечал всем прихотям своих состоятельных иностранных постояльцев, в частности сотрудников нефтяных компаний и их семей. В наш первый вечер в Джакарте менеджер проекта Чарли Иллингворт дал для нас ужин в элегантном ресторане на крыше отеля.

Чарли был знатоком военной истории; почти все свое свободное время он посвящал чтению книг по истории и исторических романов о великих полководцах и военных сражениях. Он был ходячим вариантом прикованного к креслу инвалида — ярого сторонника Вьетнамской войны. В тот вечер, как обычно, на нем были брюки цвета хаки и такого же цвета футболка с погонами, имитирующие военную форму.

Поприветствовав нас, он закурил сигару.

— За хорошую жизнь, — вздохнул он, поднимая бокал шампанского.

Мы поддержали его:

— За хорошую жизнь. — Вместе чокнулись.

Весь в клубах сигарного дыма, Чарли окинул взглядом комнату.

— Мы встретим здесь прекрасное отношение, — сказал он, одобрительно кивая головой. — Индонезийцы будут хорошо заботиться о нас, так же как и сотрудники американского посольства. Но давайте не забывать, что мы здесь с важным заданием. — Он посмотрел на стопку карточек перед собой. — Да, мы здесь для того, чтобы разработать план электрификации Явы — одного из самых густонаселенных мест в мире. Но это только верхушка айсберга.

Выражение его лица стало серьезным; сейчас он напоминал Джорджа Скотта в роли генерала Паттона, одного из своих любимых героев.

— Мы здесь, чтобы, без преувеличения, спасти эту страну от лап коммунизма. Как вы знаете, у Индонезии долгая и трагическая история. Теперь, готовясь войти в двадцатый век, страна опять на пути испытаний. Мы должны сделать так, чтобы страна не пошла по стопам своих северных соседей — Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. И ключевым моментом здесь является интегрированная система электроснабжения. Именно это, более чем любой другой фактор (возможно, за исключением нефти), обеспечит победу капитализма и демократии. Кстати о нефти. — Он опять затянулся сигарой и перевернул несколько карточек перед собой. — Мы все знаем, насколько наша страна зависит от нефти. В этом отношении Индонезия может стать для нас могущественным союзником. Так что, когда вы приступите к разработке генерального плана, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы нефтяная промышленность и вся инфраструктура — порты, трубопроводы, строительные компании — смогли удовлетворять свои потребности в электроэнергии в период действия этого двадцатипятилетнего плана.

Оторвав взгляд от карточек, он посмотрел прямо на меня.

— Лучше ошибиться в переоценке, чем недооценить. Вы же не хотите, чтобы на ваших руках была кровь индонезийских детей или наша собственная. Вы же не хотите, чтобы они жили под серпом и молотом китайского красного флага.

Той ночью, лежа в своей постели в роскошном номере пятизвездочного отеля, я вспомнил Клодин. Меня преследовали ее рассуждения об иностранном долге. Я пытался успокоить себя, вспоминая лекции по макроэкономике в школе бизнеса. В конце концов, говорил я себе, я нахожусь здесь, чтобы помочь Индонезии выйти из Средневековья и занять свое место в современном промышленном мире. Но я знал, что утром, выглянув из окна, за бассейном и цветущими садами отеля я увижу нищие лачуги, разбросанные на много миль вокруг. И я буду знать, что младенцы умирают от недостатка питания и питьевой воды, что дети и взрослые страдают от страшных болезней и живут в ужасающих условиях.