Конечно, по мере осознания этого различия я стал лучше понимать и свою собственную роль. Клодин предупреждала меня; она честно рассказала, что мне придется делать, если я соглашусь работать в МЕЙН. И все–таки мне потребовались годы работы в таких странах, как Индонезия, Панама, Иран и Колумбия, чтобы понять глубинный смысл происходящего. И конечно, для этого понадобились терпение, любовь и беседы с такой женщиной, как Паула.

Я был лоялен по отношению к американской республике. Но с помощью новой, изощренной формы империализма мы стремились сотворить финансовый эквивалент того, чего пытались достигнуть военными действиями во Вьетнаме. Юго–Восточная Азия дала нам понять, что армии не всесильны; экономисты ответили на это созданием более подходящего плана. Агентства по международной помощи и обслуживающие их частные подрядчики (или, точнее, обслуживаемые ими) научились успешно воплощать этот план.

В разных странах на всех континентах я видел, как люди, работающие на американские корпорации, при этом официально не входя в систему ЭУ, творили нечто значительно более пагубное, чем то, что описывает теория заговора. Как и многие инженеры МЕЙН, эти сотрудники не осознавали последствий своих действий. Они были убеждены, что потогонные конвейеры, фабрики, производившие обувь или запчасти для американских компаний, помогают бедным выбраться из нищеты, а не порабощают их, делая похожими на крепостных Средневековья или рабов на южных плантациях. Как и их исторических предшественников, современных рабов заставили поверить, что они более счастливы, чем те несчастные, кому случилось жить на задворках, в черных дырах Европы, в джунглях Африки или на диких землях на краю Америки.

Внутренние сомнения — оставаться ли на службе в МЕЙН или уволиться — переросли в настоящую битву. Совесть безусловно повелевала убраться из МЕЙН; однако другая часть меня, которую я предпочитал называть «выпускником школы бизнеса», не была уверена в правильности такого решения. Моя собственная империя расширялась: я все увеличивал — число подчиненных, стран и акций в своем инвестиционном портфеле — и собственное эго. К соблазнам, которые предоставляли деньги и образ жизни, к адреналину власти добавлялось предупреждение Клодин: войдя в систему, из нее уже не выйти. Конечно, у Паулы эти слова вызвали презрительную усмешку:

— Почем ей знать?

Я ответил, что Клодин оказалась права в отношении очень многих вещей.

— Это было давно. Жизнь меняется. Да и в любом случае, какая разница? Ты живешь в разладе с собой. Что может Клодин или кто бы то ни было сделать хуже этого?

Паула часто возвращалась к этому аргументу, и в конце концов я согласился. Я признался — и ей, и себе, — что все деньги, приключения и привлекательность моей нынешней жизни уже не могут оправдать стресс, чувство вины и несогласие внутри меня. Будучи партнером МЕЙН, я становился все богаче; я понимал: стоит мне чуть дольше задержаться там — я останусь в этой западне навсегда.

Однажды, когда мы прогуливались по берегу около старого испанского форта в Картахене, месте, помнившем бесчисленные набеги пиратов, Паула нашла аргумент, который никогда раньше не приходил мне в голову.

— Что, если ты никогда не будешь рассказывать о том, что ты знаешь? — спросила она.

— Ты имеешь в виду… просто молчать?

— Совершенно верно. Не давай им поводов преследовать тебя. Наоборот, пусть у них будут все основания просто оставить тебя в покое, не мутить воду.

Это было очень разумно. Я удивился, что сам не додумался до этого раньше. Я не стану писать книги или каким–либо другим способом раскрывать ту правду, которую мне довелось увидеть. Я не буду крестоносцем. Я стану просто человеком: буду радоваться жизни, путешествовать в свое удовольствие; может быть, обзаведусь семьей, женюсь на женщине такой, как Паула. С меня довольно; я просто хочу уйти.

— Все, чему учила тебя Клодин, — обман, — добавила Паула. — Твоя жизнь — это ложь. — Она снисходительно улыбнулась. — Ты давно читал свое резюме?

Я признался, что давно.

— Почитай, — посоветовала она. — На днях я прочитала вариант на испанском. Если он совпадает с английским, мне кажется, тебе будет очень интересно.

Когда я еще был в Колумбии, пришло известие, что Джейк Добер ушел в отставку с поста президента МЕЙН. Как и ожидалось, председатель и главный исполнительный директор Мак Холл назначил на его место Бруно. Телефонные линии между Бостоном и Барранкильей раскалились от звонков. Все предсказывали, что я тоже скоро получу повышение: в конце концов, я был одним из наиболее доверенных протеже Бруно.

Эти перемены и слухи стали для меня дополнительным поводом изменить свое положение. Еще будучи в Колумбии, я последовал совету Паулы и прочитал испанский вариант своего резюме. Оно шокировало меня. Вернувшись в Бостон, я достал английский вариант, а также номер корпоративного журнала «Мейнлайнс» за ноябрь 1978 года. В этом издании я фигурировал в статье, озаглавленной «Специалисты предлагают клиентам МЕЙН новые услуги».

Когда–то я очень гордился и своим резюме, и этой статьей. Однако теперь, после того, как я прочитал их глазами Паулы, меня охватили одновременно злость и депрессия. Материалы, изложенные в этих документах, представляли собой намеренные искажения, если не ложь. Эти документы имели глубинный смысл, в них содержалась реальность, отражавшая наше время и самую суть движения к глобальной империи: краткое изложение стратегии отображения лишь внешней стороны с целью скрыть стоявшую за ней действительность. Странным образом они символизировали мою жизнь: нарядная облицовка, прикрывавшая дешевый пластик.

Разумеется, мне не очень приятно было осознавать, что я сам нес изрядную долю ответственности за материалы, включенные в мое резюме. Согласно должностным инструкциям, я должен был периодически обновлять как свое резюме, так и файл, содержавший служебную информацию о клиентах, с которыми я работал, и видах работ, произведенных для этих клиентов. Если менеджер по маркетингу или проектный менеджер хотел включить информацию обо мне в коммерческое предложение или каким–либо другим образом использовать мой послужной список, он перекраивал эту информацию применительно к своим задачам. Например, ему необходимо было особо подчеркнуть мой опыт работы на Ближнем Востоке или тот факт, что я делал презентации для Всемирного банка и других международных организаций. Прежде чем поместить где–либо мое резюме в новой редакции, этот менеджер должен был получить мое согласие. Однако поскольку я, как и многие другие сотрудники МЕЙН, подолгу находился в командировках, это правило зачастую нарушалось. Так, я раньше никогда не видел то резюме, которое Паула предложила мне прочитать, как и его английскую версию, хотя информация, на которой оно было основано, безусловно, содержалась в моем файле.

На первый взгляд резюме казалось вполне невинным.

В разделе «Опыт работы» указывалось, что я руководил крупнейшими проектами в Соединенных Штатах, Азии, Латинской Америке и на Ближнем Востоке; раздел включал список типовых проектов: планирование развития, экономическое прогнозирование, оценка потребности в электроэнергии и прочее. Раздел заканчивался описанием моей работы в Эквадоре. Однако Корпус мира напрямую в нем ни разу не упоминался; таким образом создавалось впечатление, что я был менеджером в компании по производству строительных материалов, а вовсе не добровольцем, помогавшим маленькому кооперативу, состоявшему из неграмотных андских крестьян, делавших кирпичи.

За этим следовал длинный список клиентов. Он включал Международный банк реконструкции и развития (официальное название Всемирного банка), Азиатский банк развития, правительство Кувейта, министерство энергетики Ирана, Арабо–американскую нефтяную компанию Саудовской Аравии (АРАМКО), панамский Институт гидроэнергоресурсов и электрификации (Instituto de Recursos Hidraulicos y Electrification), и индонезийскую «Перусахан Умум Листрик Негара» (Perusahaan Umum Listrik Negara) и многое другое. Но мое внимание привлек последний пункт: министерство финансов США, Королевство Саудовская Аравия. Я был поражен, что этот список вообще опубликовали, хотя совершенно очевидно, что он основывался на материалах из моего файла.