Я думал, каким бы стал мир, если бы Соединенные Штаты и их союзники направили все деньги, потраченные на колониальные войны — подобные войне во Вьетнаме, на борьбу с голодом или на то, чтобы сделать образование и здравоохранение доступным для всех людей, включая собственных граждан. Я думал о том, какими бы стали будущие поколения, если бы мы посвятили себя облегчению страданий, защите воды, лесов и других природных богатств, дающих чистую воду, воздух и то, что питает нашу плоть и дух. Я не мог поверить, что наши отцы–основатели предусматривали право на жизнь, свободу и счастье только для граждан Америки. Почему же мы сейчас внедряем стратегии, насаждающие отброшенные ими империалистические ценности?

В последнюю ночь в Индонезии я проснулся из–за привидевшегося сна, сел на кровати, включил свет. У меня было чувство, что в комнате кто–то есть. Я обвел взглядом знакомую мебель, батики, марионетки в рамках, висевшие на стене. А потом сон продолжился.

Я увидел перед собой Христа. Он походил на того Христа, с которым я мальчишкой, прочитав обычные молитвы, беседовал каждую ночь. Только Христос моего детства был светлокож и светловолос, а у этого были вьющиеся темные волосы и темная кожа. Он нагнулся и поднял что–то. Я думал, что это крест. Но вместо креста я увидел автомобильную ось с прикрепленным к ней ободом колеса. Возвышаясь над его головой, обод образовывал нимб. По лбу, как кровь, стекала грязь. Он выпрямился, пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

— Если бы я вернулся сейчас, ты бы увидел меня другим.

— Почему? — спросил я.

— Потому что, — ответил он, — мир изменился.

Я взглянул на часы: было уже почти утро. Я знал, что больше не засну. Одевшись, я спустился на лифте в пустынный холл отеля и пошел бродить по саду около бассейна. Ярко светила луна; воздух был наполнен запахом орхидей. Я сел в шезлонг и задумался о том, что я делал здесь, почему случайные обстоятельства моей жизни повели меня этим путем, сюда, в Индонезию. Я знал, что моя жизнь изменилась, но не догадывался, насколько разительно.

На обратном пути из Индонезии я встретился с Энн в Париже, чтобы попытаться возобновить совместную жизнь. Однако даже во время этого отпуска во Франции мы продолжали ссориться. И хотя в наших отношениях было много приятных и красивых моментов, мы оба поняли, что застаревшие обиды и озлобленность стали слишком большим препятствием на нашем пути. Кроме того, очень многого я не мог ей рассказать. Единственный человек, с кем бы я мог поделиться, была Клодин, и я постоянно думал о ней. Мы с Энн приземлились в аэропорту Бостона и поехали в Бэк–Бэй — каждый в свою квартиру.

Глава 9. ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС В ЖИЗНИ

Настоящее испытание ожидало меня в МЕЙН. Утром я отправился в штаб–квартиру и, ожидая вместе с десятками других сотрудников лифт, узнал, что Мак Холл, загадочный восьмидесятилетний председатель и главный исполнительный директор МЕЙН, повысил Эйнара, сделав его главой отделения в Портленде, в Орегоне. Теперь моим начальником стал Бруно Замботти.

Прозванный «серебристым лисом» за цвет волос и за сверхъестественную способность переиграть любого, кто пытался тягаться с ним, Бруно своим элегантным видом походил на Кери Гранта. Он был красноречив, и у него было два диплома: инженера и магистра делового администрирования. Он разбирался в эконометрике и был вице–президентом МЕЙН, курирующим отдел электрификации, а также большую часть наших международных проектов. Кроме того, он являлся наиболее вероятным кандидатом на пост президента корпорации после выхода на пенсию своего наставника, стареющего Джейка Добера. Как и большинство наших сотрудников, я трепетал и благоговел перед Бруно Замботти.

Незадолго до обеда меня вызвали в кабинет Бруно. После Доброжелательной беседы об Индонезии он сказал такое, что заставило меня подпрыгнуть на стуле.

— Я увольняю Говарда Паркера. Нет необходимости вдаваться в детали, скажу только, что он утерял связь с реальностью. — Его приятная улыбка сбивала с толку. Он побарабанил пальцами по стопке бумаг на столе. — Восемь процентов в год.

Это прогноз нагрузки. Вы можете в это поверить? В стране с таким потенциалом, как Индонезия!

Улыбка исчезла с его лица. Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Чарли Иллингворт сказал мне, что ваш экономический прогноз бьет прямо в цель и вы дадите обоснование нагрузки в 17–20 процентов. Это так?

Я заверил его, что так.

Он поднялся и подал мне руку.

— Поздравляю. Вы только что получили повышение.

Возможно, в тот вечер мне следовало отметить это повышение где–нибудь в хорошем ресторане, одному или с коллегами. Однако все мои мысли были о Клодин. Мне страшно хотелось рассказать ей о своем повышении и о работе в Индонезии. Она просила не звонить ей из–за границы, и я не звонил. Теперь же я, к своему ужасу, узнал, что ее телефон отключен и новый номер абонента отсутствует. Я отправился на поиски.

В ее квартиру въехала молодая пара. Было обеденное время, но, похоже, я вытащил их из постели. С недовольным видом они сообщили мне, что ничего не знают о Клодин. Под видом кузена я зашел в агентство по найму жилья. Согласно их документам, они никогда не сдавали квартиры женщине с таким именем; до этого квартира была сдана мужчине, который просил не раскрывать его имя. Вернувшись в комплекс «Пруденшл Сентер», я зашел в отдел кадров МЕЙН, но у них она тоже не значилась, разве что в папке «специальные консультанты», но у меня не было к ней допуска.

К концу дня я был измотан и эмоционально опустошен. К тому же очень сильно сказывалась перемена часового пояса. Возвратившись в свою пустую квартиру, я почувствовал себя ужасно одиноким и всеми брошенным. Мое повышение казалось мне бессмысленным и, даже хуже, символом моей готовности к предательству. Охваченный отчаянием, я бросился на кровать. Клодин использовала меня, а затем выбросила. Стараясь не поддаваться своей тоске, я перестал прислушиваться к своим эмоциям. Я лежал на кровати, уставясь в голые стены. У меня было ощущение, что это длилось несколько часов.

Наконец мне удалось собраться. Поднявшись, я выпил пива, разбив бутылку о стол. Потом выглянул в окно. Мне показалось, что я увидел ее — она двигалась по направлению к моему дому. Я кинулся к двери, потом опять вернулся к окну. Женщина подошла ближе. Я видел, что она привлекательна, ее походка напоминала походку Клодин, но это была не Клодин. Душа ушла в пятки, и моя злость и ненависть сменились страхом.

Я представил себе Клодин, падающую под градом пуль, Клодин, погибающую от рук наемного убийцы. Стряхнув видение, я принял пару таблеток валиума, а потом пил до тех пор, пока не уснул.

Утром звонок из отдела кадров МЕЙН вывел меня из ступора. Звонил начальник отдела, Пол Мормино. Да, он понимает, что мне нужен отдых, но просит зайти к нему во второй половине дня.

— Хорошие новости, — сказал он. — Это лучшее средство, чтобы догнать самого себя.

Я подчинился указанию. В офисе я узнал, что Бруно более чем сдержал слово. Меня не просто перевели на должность Говарда; мне дали звание главного экономиста и значительное повышение в зарплате. Это меня слегка взбодрило.

Взяв отгул на остаток дня, я побрел вдоль Чарльз–Ривер с бутылкой пива в руках. Сидя на берегу, наблюдая за парусниками и пытаясь справиться с последствиями перемены часового пояса и жесточайшим похмельем, я убеждал себя, что Клодин, завершив свое задание, начала работу над новым. Она всегда подчеркивала необходимость соблюдать секретность. Она позвонит мне. Мормино был прав. Мое болезненное состояние и волнение постепенно улетучивались.

В течение следующих недель я старался не думать о Клодин. Я сосредоточился на отчете об Индонезии и переработке прогноза Говарда. У меня получился именно тот отчет, который хотело увидеть мое руководство: рост потребности в электроэнергии 19 процентов в год в течение первых двенадцати лет после ввода в строй новой системы, затем понижение до 17 процентов в течение последующих восьми лет, а затем 15 процентов на весь период до окончания двадцатипятилетнего срока.