Гарри закрыл глаза и заплакал. "Держись, мой друг". Вот что сказал ему Седрик, вот как он его назвал: своим другом. Мама казалась такой любящей, отец же не был похож на того шутника, которого парень знал по рассказам. Вероятно, Сириус и Ремус правы. Должно быть, Джеймс изменился после окончания Хогвартса. Гарри почувствовал, как слезы, до этого стоявшие в глазах, покатились по щекам и упали на подушку. Дышать стало труднее. Но вот чья‑то мягкая рука легла на его плечо.

— Не нужно больше доказывать свое мужество, Гарри, — тихо произнес Дамблдор. — Ты столкнулся с тем, с чем немногие взрослые волшебники могли бы справиться и тем более выжить. Ты встал против Волдеморта, когда многие на твоем месте сжались бы от страха. Ты видел смерть и испытал боль, какую не должен испытывать ни один ребенок. Никто здесь не назовет тебя слабым, если ты дашь выход своим чувствам, — не получив ответа, Дамблдор заговорил о другом: — Что касается твоих вспышек, должен признаться, я никак не ожидал того, что произошло. Сириус и Ремус согласились, что, когда ты достаточно окрепнешь, они попытаются научить тебя контролировать их, чтобы подобного больше не происходило.

Гарри медленно открыл глаза и посмотрел на Дамблдора. В глазах парня читалось беспокойство. Он помнил свой опыт и последствия обращения со вспышками и не хотел, чтобы Сириус с Ремусом волновались за него снова. Да и вообще, чтобы кто‑нибудь переживал за него.

— Только когда ты достаточно окрепнешь, чтобы справиться с этим, Гарри, — повторил профессор Дамблдор. — Твои легкие и сердце все еще слабы, и выздоровление может растянуться на несколько недель. Твои вспышки повредили легкие и перегрузили сердце. Поэтому и нужны кислородная маска и сердечный монитор. Они не навсегда, лишь пока мадам Помфри не решит иначе.

Дамблдор ободряюще пожал плечо Гарри.

— Не могу выразить, насколько я горд тобой, Гарри, — с оттенком восхищения в голосе произнес директор. — Насколько все мы гордимся… Твои родители и Седрик тоже бы гордились.

Нижняя губа Гарри дрогнула, а глаза вновь наполнились слезами. Как может профессор Дамблдор говорить, что Седрик гордился бы им? Из‑за него, Гарри, Седрик умер! Друг, тот, кого он уже начал считать старшим братом, умер, потому что Волдеморту нужен был он и только он. Именно к этому идет его жизнь? Кто умрет следующим? Сириус, Ремус, Рон или Гермиона? Гарри закрыл глаза, слезы продолжали щипать глаза. Почему это случилось? Почему это всегда случается с ним?

— Думаю, хватит на сегодня, — произнес Сириус, защищая крестника. — Если у Гарри появятся еще вопросы, мы сообщим вам.

— Отлично, — произнес Дамблдор, отходя от постели Гарри. — Думаю, немного зелья для сна без сновидений не помешает. Спокойствие только ускорит восстановление мальчика.

Сириус и Ремус уже приподняли Гарри. Максу убрали с его лица, а голову запрокинули. Гарри смотрел в мутный потолок, и слезы продолжали течь по его лицу. Он полностью онемел и уже не чувствовал, как в рот ему влили зелье и вернули маску назад. Его медленно окружала темнота.

— Я не верю, что Сириус угрожает забрать Гарри из школы и мама поддерживает его решение.

— Рон, вспомни, через что Гарри пришлось пройти в этом году. Я не виню Сириуса за то, что он хочет обезопасить Гарри сейчас, когда Ты–знаешь‑кто вернулся. Но держать его дома, кажется, перебор. Можешь себе представить, что мы больше не увидим Гарри?

— Типун тебе на язык! Сириус никогда не сделает этого! Гарри поправится и вернется в Хогвартс в следующем году… он должен!

Повисла напряженная тишина, пока, наконец, не раздался тихий голос Гермионы:

— Я тоже буду скучать по нему, Рон.

— Нет, ты не понимаешь… я был ему ужасным другом в этом году. Не могу поверить, что потратил все то время на пустяки, когда я… я… я должен был быть рядом с ним. Он едва не погиб, Гермиона. Я слышал, как мама говорила это Биллу.

Гарри застонал, попытавшись пошевелиться. Руки и ноги слегка двигались, но ни о чем большем не стоило и мечтать. Хорошо, еще боли не было, но потеря двигательных навыков уже начинала раздражать. Если так продолжится, он проведет почти все лето в постели. Гарри медленно открыл глаза. Рядом с ним находились расплывчатые фигуры Рона и Гермионы. Друзья смотрели на него.

Кто‑то надел на него очки, и Гарри сразу заметил обеспокоенность на лицах друзей. Глаза Гермионы опухли и покраснели — видимо, она плакала недавно. Рон же выглядел так, что вот–вот заплачет сам. И оба выглядели усталыми. Гарри невольно задумался, через что им пришлось пройти в последние дни. Подумав об этом, он понял, что даже понятия не имеет о том, что же происходило в последние дни за дверями Больничного крыла.

— Как ты себя чувствуешь, Гарри? — спросила Геримона, пожимая ему руку. Гарри смог лишь слабо простонать в ответ. — Ой, прости, я забыла, что ты не можешь нормально говорить в кислородной маске. Сириус и Ремус просили сказать тебе, что они отлучились, но скоро вернутся. Фадж сейчас находится в кабинете Дамблдора, наверное, опять добивается своего. Сириус и Ремус, видимо, решили помочь спровадить его отсюда.

— Дамблдор наложил ограничение на посещение Больничного крыла, — добавил Рон. — После того как ты в первый раз пришел в себя, сюда могут приходить лишь те, кто тебя близко знает. Теперь все спрашивают о тебе нас. Ты всех реально напугал, приятель.

Гарри взволнованно посмотрел на лучших друзей и, увидев их глаза, понял, что никогда не сможет рассказать им, что произошло на самом деле. Гарри отвернулся от друзей. Он внезапно понял, что совершенно отличается от них. Одного его друга убили прямо у него на глазах. Самого его пытал Волдеморт. За одну ночь не восстановиться. Кошмары той ночи продолжали время от времени проноситься в голове ужасными видениями, и такое, скорее всего, будет происходить еще продолжительное время.

Открывшаяся с грохотом дверь выдернула Гарри из мрачных мыслей. Тело его мгновенно напряглось, а Рон с Гермионой быстро развернулись, заслонив парня от того, кто вошел. Дыхание Гарри участилось. Сердце застучало быстрее, отдаваясь дробью в ушах. Казалось, его стук должен быть слышен во всем Больничном крыле. Кто‑то быстро приближался к его постели.

— С дороги! — приказала мадам Помфри, и Гарри наконец ее увидел. Она торопливо сняла с него кислородную маску, просунула руку под плечи Гарри и приподняла его.

— Это успокоительное, мистер Поттер, — произнесла она и поднесла флакон с жидкостью к губам Гарри.

Гарри принял зелье, и беспокойство, поселившиеся внутри, исчезло. Он почувствовал, как его уложили обратно в постель и снова надели маску. Парень понимал все, что происходит вокруг, но сил, чтобы беспокоиться об этом, не было. Гарри обессиленно простонал и повернул голову к друзьям. Те стояли, словно громом пораженные. На лице Гермионы ясно читалась паника, а от лица Рона отхлынула вся кровь. Причина такого их поведения стояла прямо перед ними. Это был министр Магии, скептически осматривавший двоих друзей.

Мадам Помфри проверила пульс Гарри и оглянулась через плечо на наблюдателей.

— Мисс Грейнджер, мистер Уизли, боюсь, время вашего посещения закончено, — произнесла она. — Вы сможете навестить мистера Поттера, когда его состояние снова стабилизируется. Министр, вынуждена настаивать, чтобы вы тоже ушли.

Фадж лишь сузил глаза и хмуро уставился на мадам Помфри.

— Видишь ли, женщина, к мистеру Поттеру имеются вопросы, не терпящие отлагательства, — объявил он. — Если он смог рассказать Дамблдору о случившемся, значит, может рассказать и мне!

Мадам Помфри повернулась лицом к Фаджу. Суровый тон последнего ее нисколько не напугал.

— Мистер Фадж, мистер Поттер — мой пациент, и мне решать, что будет лучше для него, — решительно произнесла она. — Кроме того, мистера Поттера никто не вправе допрашивать без присутствия его опекунов. Если вы подожджете, думаю, мистер Блэк и мистер Люпин будут рады сказать вам пару слов о вашем шумном появлении, из‑за которого у мистера Поттера случился приступ паники.