XII

В воскресенье Алексей повел Анну знакомиться с матерью. Он жил на другом берегу Сурожи, идти надо было через мост. Улица, на которой он жил, была тихая, сонная, огороды тянулись от домов до самой реки. Алексей жил в маленьком флигельке — комната и кухня, — но все ж таки в отдельной квартире.

Над крышей на шесте, точно вышка часового, торчал островерхий скворечник.

— Все лето живут, — сказал Алексей. — Хотел поймать, приручить, да не собрался.

В сенях было темно, стояли какие-то кадушки, пахло сырым деревом, кислой капустой, погребом.

— Хорошо, что женился, — пошутил Алексей. — Мать капусты наквасила, двоим за зиму не съесть.

— Мать-то знает? — спросила Анна.

— Два дня ждет, — беспечно проговорил Алексей. — Еще бы!

Дверь сама распахнулась навстречу. Пахнуло теплом, жарко натопленной печью, чем-то съедобным, домовитым. У печки стояла женщина, немолодая, но и не так чтобы сильно старая, крупная, в черном платье, ростом почти с сына, только пополней и не такая красивая, как Алексей.

— Вот и мать, — сказал Алексей. — А это Аня. Знакомьтесь.

Анна подошла к свекрови. Она не знала, как себя вести, как здороваться. Не знала, надо ли целоваться. Но свекровь сама сделала два шага вперед, захватила рукой подол, обтерла губы и прикоснулась к Анне губами, сперва к одной щеке, потом к другой.

— Значит, так… — сказала свекровь. — Ну что ж, заходи… Заходите, — поправилась она. — Говорил он мне…

В кухне было ни грязно, ни чисто, было, как в обычной кухне, только за печкой стояла просторная кровать с целой горой подушек в цветных наволочках.

— Проходи, — пригласил Алексей жену, и они втроем прошли в комнату.

Кровать Алексея была поскромней, чем у матери. Разросшийся фикус с большими, точно вырезанными из жести листьями, пяток венских стульев да этажерка с коробками из-под папиросных гильз, с бритвенными принадлежностями и десятком-другим книг составляли всю обстановку комнаты.

Анна кивнула ему:

— Значит, здесь…

Еще раз оглядела она новое жилище. Стены были оклеены выцветшими обоями. Желтые цветы по серому полю. Над кроватью под стеклом, окаймленным черным багетом, висело десятка два фотографий, наклеенных на один картон.

Анна подошла ближе.

— Все я, — сказал Алексей. — Можно сказать, вся моя жизнь.

Он пальцем стал указывать на каждую из фотографий.

— Вот папа с мамой, сестра стоит, а я на руках у мамы. Они у меня из колхозников.

— А ты?

— Я — государственный служащий. Это я в школе, пионерский отряд. Это по окончании десятилетки. Это отец в гробу. Это я в армии. Это на курсах бухгалтеров, а это уже бухгалтером в райпотребсоюзе. Там лучше было, чем сейчас у нас. Весь товар шел через наши руки. Ну, а это уж в начале войны, на курсах комсостава. Это после производства в младшие лейтенанты, а это на фронте, после награждения Красной Звездой. Это я уже капитан, снят под Дрезденом. А это здесь, в Суроже, после демобилизации…

Действительно, вся жизнь, подумала Анна. Самая обыкновенная, и… И, собственно, никакая. Все сказал, и ничего не сказал. Как жил, чем жил, чем дышал… Ничего! Вот он, весь перед нею, а поди разберись в нем…

— Теперь снимемся с тобой, — сказал Алексей. — Эту мы повесим отдельно.

Анна вдруг подумала, что карточку Толи она уже не сможет повесить, придется спрятать.

— Успеем еще сняться, — сказала Анна. — Лишь бы не ссориться.

— А зачем ссориться? — весело возразил Алексей. — Нам делить с тобой нечего.

Анна согласно улыбнулась.

— Что ж, будем устраиваться.

— Вещей-то много? — осведомилась свекровь.

Анна не поняла.

— Имущества, — пояснила свекровь. — Перевозиться когда будете?

— Какое там перевозиться, — ответил Алексей. — Переноситься. Ты посиди, Аня, побеседуй с мамой. Пойду схожу в райпотреб, на конный двор, попробую раздобыть подводу.

Анна еще утром уложила вещи — было их не так уж много, несколько узлов, два чемодана, кровать, стол да шкаф, купленные ею вскоре после приезда в Сурож.

Она осталась наедине со свекровью.

«Значит, здесь, — подумала Анна, — здесь мне теперь жить. Правильно ли я поступила? Алексей — человек серьезный, положительный, по всему видно, но вот свекровь… Какой-то окажется она?»

— Вас Надеждой Никоновной звать? — спросила Анна.

— Какая я тебе Никоновна? — возразила свекровь. — Раз мать, так уж матерью и зови.

Это были обещающие слова — не так нуждалась в матери Анна, как Женя нуждалась в бабушке.

— Ведь у меня дочка, знаете? — спросила Анна.

— Знаю, — сказала свекровь. — Говорил. В детский сад много платишь?

— Восемьдесят.

— Вот еще, — сказала свекровь. — Лучше лишнее платьишко купить.

— Там будет видно.

— А чего видеть? Ребенку дома спокойнее, и деньги целее.

«Может, она и вправду будет Жене бабушкой, — подумала Анна. — Еще не старая, здоровая, бодрая. Скучно, наверно, сидеть одной…»

Сидеть и ждать Алексея тоже было скучно, Анне казалось, что свекровь знает о ней все и только поэтому не задает вопросов. Но та все-таки не выдержала.

— Алексей-то сколько получает у вас? — спросила она.

— Восемьсот. Или около. Не знаю точно.

— Восемьсот… — Свекровь поджала губы. — Не говорит, хоронится… — Она что-то считала в уме. — А сама сколько?

— Тысячу сто.

Свекровь обтерла ладонью рот.

— Да, сдвинулось все. Чтоб баба больше мужика?! Конечно…

Она с уважением посмотрела на Анну.

— Агроном?

— Агроном.

— Не зря училась.

Свекровь замолчала, замолчала надолго, все что-то соображала про себя. Занимать невестку не видела, кажется, надобности.

Алексей появился часа через два. За окном загромыхала повозка, хлопнула дверь, он вошел с узлами.

— Принимайте!

Анна встрепенулась, сразу стало легче, как только появился Алексей. По крайней мере не нужно было гадать, о чем раздумывает свекровь.

— А Женечка?

— Не дала твоя хозяйка, — весело объявил Алексей. — Сказала, сама принесет.

Аня поднялась.

— Сиди, сиди, — сказал он жене. — Управлюсь.

Он втащил чемоданы, кровать, стол.

Анна помогла ему сгрузить шкаф.

— На спину, на спину! — крикнул он. — Наваливай!

Она удивилась, с какой легкостью понес он в дом платяной шкаф. Даже чудно стало, что такой сильный человек сидит целыми днями в канцелярии, перебрасывая на счетах костяшки.

Сразу стало спокойно на душе. С таким не пропадешь. Он как-то удивительно легко и быстро внес вещи, ненадолго скрылся, пошел отвести лошадь, вернулся все такой же веселый и оживленный, помог все расставить, шутил, был внимателен, ласков, даже брови перестал хмурить.

Мимоходом подмигнул матери.

— На ужин-то припасла? Как-никак свадьба!

Мать вздохнула, решительно пошла в кухню.

— Аня, Алексей. Берите… — Показала на свою кровать. — Берите, — повторила она. — Куда мне этот станок? Я свое отыграла. Бери, бери…

Она настояла, чтобы взяли ее кровать, себе за печку поставила узкую койку сына.

Аня еще разбирала вещи, когда тетя Дуся принесла Женечку.

— Вот и от меня подарок, — сказала она, передавая девочку Анне. — С новосельем.

Она оглядела комнату, одобрительно кивнула.

— Здесь будет сподручнее…

Она все время обращалась к одной Анне, точно ее одну и видела, взгляд ее скользил куда-то мимо Бахрушиных.

— Заходи, однако, не забывай, — обратилась она опять к Анне.

— Ну что вы, тетя Дуся… — Анна пригласила ее: — Ужинать!

— Благодарствуйте, — отказалась тетя Дуся. — Гришка ждет, заест он меня…

Она так и не осталась ужинать, расцеловала Женечку и ушла.

Вот он — первый ужин в новом доме, в новой семье!

Алексей ухаживал за молодой женой, подвигал к ней тарелки, накладывал еду. Он даже за матерью ухаживал, та с любопытством посматривала на сына.

— Вижу, вижу, — сказала она не без одобрения. — Прибился, значит, к берегу…