«Вы записывайте, — твердила Анна собравшимся. — Не надейтесь на память. Потом расскажете дома В бригадах. В звеньях. Учитесь! Учитесь друг у друга…»

Получился деловой разговор. Люди не пошли даже обедать. Порядок нарушился. Спорили, расспрашивали, ссорились. Но это были добрые ссоры…

Когда все разъехались и они остались втроем, Анна, Щетинин и Жуков, она, сама не доверяя себе, с беспокойством обратилась к обоим:

— Получилось?

— Поживем — увидим, — осторожно ответил Жуков.

— Непривычно, — пожаловался Щетинин. — Будет нам от Ивана Степановича.

Анне и самой было непривычно, но на этот раз она готова была спорить с Тарабриным.

Он вернулся на пятый день. Сводку о ходе сева ему передавали в Пронск ежедневно, но никто не осмелился сказать, что на этот раз сев проходит без уполномоченных. Тарабрин узнал об этом по возвращении.

Он явился утром в райком, прошел к себе и только тогда вызвал Гончарову.

— Что это вы тут без меня натворили?

— Но ведь сев идет не хуже, чем в прошлом году, Иван Степанович.

— Почему не послали уполномоченных?

Анна набралась решимости.

— Целее будут.

Тарабрин вспыхнул.

— Оторвали полеводов от сева. Устроили какой-то семинар…

— Но ведь так лучше, Иван Степанович. Я сама агроном…

Он сухо поглядел на Анну.

— Здесь вам не сельхозотдел. Здесь райком, и вы прежде всего партработник.

— Иван Степанович…

— Вам было сказано?

— Я все взвесила, прежде чем принять решение.

Тарабрин откинулся на спинку кресла.

— Анна Андреевна, я задам вам лишь один вопрос: кто здесь первый секретарь — вы или я?

Анне не хотелось ответить так, как хотелось Тарабрину. Не хотела она отвечать, как школьница, что, мол, вы, конечно, а я только старалась…

— А я здесь что — пешка? — вызывающе ответила Анна. — Я вас уважаю, Иван Степанович, но ведь и я тоже.

— Я вас слушаю, слушаю, — холодно произнес Тарабрин. — Объясняйтесь.

— Я привыкла доверять людям, вот мое объяснение, — сказала Анна.

— Доверять, но и проверять, — поправил Тарабрин. — Вы забыли это партийное правило.

— Не каждый день и не по всякому поводу, — отрезала Анна. — Недоверие к людям меня не устраивает.

Тарабрин побледнел. От удивления и от возмущения Вот как она заговорила! Вот тебе и скромный, уступчивый агроном из «Рассвета»…

— Вас? — иронически переспросил Тарабрин.

— Не меня лично… — Анна спохватилась. — По-моему, это не устраивает партию…

Тарабрин не повышал голоса, не менял позы.

— Рано вы стали говорить за партию!

— А я всегда за нее говорила, — тихо сказала Анна. — Вы не помните, а я помню, как вы у меня, у беспартийной, грозились отнять партбилет.

Тарабрин с интересом посмотрел на собеседницу.

— Кажется, я ошибся в вас…

— Нет, — ответила Анна. — Ни я в вас, ни вы во мне не ошиблись, дело у нас с вами одно.

XXXVII

Второе столкновение с Тарабриным у Анны произошло из-за масла, из-за коровьего масла, которого сурожцы не видели в продаже уже несколько месяцев.

Анна пришла на работу, развернула районную газету и так и ахнула! Полугодовой план по сдаче молока выполнен! Июнь еще не кончился, а план выполнен. Сто процентов. Даже с какими-то десятыми. Анна знала положение дел в районе. С кормами на фермах не густо, надои невелики, район не мог выполнить план. К концу июня должны были набрать девяносто пять, девяносто шесть процентов. И то хорошо. А тут — на тебе!

Анна принялась изучать сводку.

«Красный партизан» — на последнем месте. Семьдесят процентов. Правильно. У них ни кормов, ни голов… За чей же счет выполнен план? На первом месте «Ленинский путь». Сто двадцать. Ну, допустим, там люди оборотистые. Впрочем, у них с кормами лучше, чем у других. «Рассвет»… Сто девять… Враки! Что касается «Рассвета», Гончарову не проведешь, Анна не хуже Мосолкиной знает положение дел в «Рассвете». С кормами там уже весною было туговато. Не могли они выполнить…

Анна позвонила в «Рассвет». Вызвала Челушкина. Челушкин сменил ее на посту секретаря парторганизации.

— Григорий Федорович, откуда вы столько молока взяли?

Он замялся.

— Марья Филипповна надоила.

— Нет, серьезно.

Челушкин задал дипломатический вопрос:

— А вы для чего — хвалить или ругать?

— Ну как же хвалить, когда это невозможно?

Она почувствовала, ее собеседник задумался.

— Анна Андреевна, я итоги не подбивал. По-видимому, набрали. Василий Кузьмич с Малининым считали. Я ведь надои не проверяю…

Раздражение все сильнее овладевало Анной.

— Позовите-ка к телефону Мосолкину. Найдите ее, и пусть она мне позвонит. Впрочем, нет… — Анна передумала. — Григорий Федорович, не говорите, что я звонила. Я сама приеду…

Она еще не очень-то ясно отдавала себе отчет, почему сообщение о выполнении полугодового плана по молоку привело ее в такое раздражение. Очень уж кстати была эта сводка. Дела в районе шли не блестяще. Район, правда, не числился в отстающих, но и хвастаться было нечем. В области давно поговаривали, что Тарабрин засиделся в Суроже. Сводка по молоку на какое-то время затыкала критикам рты.

На войне малейший самообман нередко приводил людей к гибели. Обман нарастает, как лавина. Ложь ложью погоняет. Сводка о молоке была фальшивой. Анна еще не знала подробностей, но это-то она знала. Не упоминайся в сводке «Рассвет», она, может быть, прошла бы мимо, но «Рассвет» не мог выполнить план на сто девять процентов…

Она позвонила Тарабрину.

— Иван Степанович, хочу съездить в «Рассвет».

Тарабрин даже не спросил — зачем.

— Пожалуйста. Можете взять машину. Я буду в городе.

В Мазилове Анна проехала прямо на ферму.

— Ну как, девочки, дела?

Дневная дойка только что кончилась. Зоя Черемисина, одна из лучших доярок, откинула с ведер марлю.

— Смотрите. Это от всей моей группы.

— Маловато.

— Кормим слабо.

— А вас премировать собираются.

— Не откажемся…

Анна нашла Мосолкину.

— Марья Филипповна, как у вас план?

— Что-то около ста.

— А в Кузовлеве?

— Поменьше.

— А как же в сводке?

— А это уж вы Василия Кузьмича спрашивайте…

Василий Кузьмич был где-то на сенокосе, его нашли, привели, он вошел обрадованный, улыбающийся. Он уважал Анну, считал ее чуть ли не представителем «Рассвета» в райкоме.

— Василий Кузьмич, откуда такие проценты?

Поспелов невозмутим.

— А это мы немножко вперед. Перестраховываемся.

— Да, но откуда их взяли?

В глазах Поспелова мелькнула лукавая улыбка.

— Ловкость рук, и никакого мошенства. Резервы, резервы, Анна Андреевна…

Анна нахмурилась.

— Я серьезно спрашиваю. Спрашиваю вас как секретарь райкома. Откуда вы взяли молоко? Было молоко или это приписка?

Поспелов вдруг понял, что Анна не шутит, что она рассержена, и заерзал на стуле, как грешник на сковороде.

— Было, Анна Андреевна, было. Честное слово, — как-то невнятно пробормотал он. — Купили. Купили и сдали в счет плана.

Анна окончательно помрачнела.

— У кого? Где? Вы объясните, Василий Кузьмич. Меня очень интересует это молоко.

Поспелов потупился.

— Это не молоко. Это масло. Мы маслом сдали.

Анна пристально посмотрела на Поспелова.

— Вы меня не обманываете?

— Анна Андреевна! Купили масло и сдали.

— Где?

— В райпотребсоюзе.

— Как же вы до этого додумались?

— Подсказали.

— Кто?

— Ну, это я не скажу.

— Много купили?

— Весь излишек.

— А деньги откуда взяли?

— Сами знаете, деньги у нас есть.

— Не ожидала я этого от вас, Василий Кузьмич…

Анна вернулась в город. Поехала на склад райпотребсоюза.

— Масло получали в этом месяце с маслозавода?

— Получали.

— Где оно?

— Продано.

— Кому?

— Населению.