– Луи, этот человек может дать мне человеческое тело. Ты хоть слышал, о чем я говорил?

– Человеческое тело! Лестат, нельзя стать человеком, просто перейдя в человеческое тело! Ты и при жизни-то не был человеком! Ты родился чудовищем, сам знаешь. Черт возьми, нельзя так заблуждаться на собственный счет.

– Замолчи, а то я заплачу.

– Плачь! Хотелось бы на это посмотреть. Сколько раз в твоих книгах я читал о том, как ты плачешь, но ни разу не видел этого своими глазами.

– А, вот видишь, какой ты лжец! – в бешенстве воскликнул я. – В своих жалких мемуарах ты описывал, как я плачу, в эпизоде, которого, как нам обоим известно, никогда не было!

– Лестат, убей его! Ты сумасшедший, если позволишь ему приблизиться к себе!

Потрясенный, совершенно сбитый с толку, я буквально рухнул в кресло и уставился в пустоту. Дыхание ночи за окном казалось нежным и ритмичным, во влажном прохладном воздухе едва заметно ощущалось благоухание цветущего вьюнка. Казалось, от лица Луи, от его сложенных на столе рук исходит слабое свечение. Он погрузился в молчание и, видимо, ждал моей реакции, какой – понятия не имею.

– Такого я от тебя не ожидал, – уныло сказал я. – Я думал, что услышу длинную обличительную речь, вроде той белиберды, что ты записал в своих мемуарах. Но это?!

Он молчал и напряженно буравил меня взглядом, на мгновение в его задумчивых зеленых глазах сверкнули искры. Казалось, в глубине души он мучительно переживает, словно мои слова причинили ему боль. Конечно, дело не в том, что я высмеял его книгу. Я постоянно ее высмеивал. В шутку, конечно. Ну, или почти в шутку.

Я не представлял, что следует сказать или сделать. Он действовал мне на нервы. Когда он заговорил, его голос звучал очень тихо.

– Ты же не хочешь на самом деле стать человеком, – сказал он. – Ты же в это не веришь, правда?

– Нет, верю! – ответил я, уязвленный излишней эмоциональностью собственного тона. – Как можешь не верить мне ты?! – Я встал и опять зашагал по комнате. Потом, покружив по дому, вышел в похожий на джунгли сад, раздвигая по пути толстые упругие ползучие ветки. Я был в таком смятении, что больше не мог с ним разговаривать.

Я вспоминал свою смертную жизнь, пытаясь не приукрашивать события, но не мог отогнать от себя мысли о последней охоте на волков, об умирающих в лесу собаках. Париж. Театр на бульваре. Незавершенность! «Ты же не хочешь на самом деле стать человеком». Как он может так говорить?!

Казалось, я пробыл в саду целую вечность, но в конце концов все-таки забрел обратно в дом. Он все еще сидел за столом и выглядел ужасно жалким и несчастным, а обращенный на меня взгляд был поистине душераздирающим.

– Послушай, – проговорил я, – я верю всего в две вещи. Первое. Ни один смертный не в силах отказаться от Темного Дара, если он знает, что это такое. И не надо напоминать, что Дэвид Тальбот мне отказывает. Дэвид – человек незаурядный. Второе. Убежден, что каждый из нас стал бы смертным, имей он такую возможность. Вот и вся моя доктрина – ничего больше.

Он устало отмахнулся, как будто соглашаясь, и откинулся в кресле. Под его весом дерево тихо заскрипело. Медлительно подняв правую руку, – совершенно не сознавая, насколько соблазнителен этот простой жест, – он провел пальцами по распущенным черным волосам.

Меня внезапно пронзило воспоминание о той ночи, когда я дал ему кровь, как в последний момент он начал спорить, уговаривать меня не делать этого, но потом уступил. Я все объяснил ему заранее – пока он еще оставался пьяным, мечущимся в лихорадке молодым плантатором; он был болен, лежал в постели, со спинки которой свисали четки. Но разве можно такое объяснить?! А он был так уверен, что хочет пойти за мной, так уверен, что в смертной жизни для него ничего не осталось… такой очаявшийся, опаленный судьбой – и такой молодой!

Что он тогда знал? Читал ли он поэму Мильтона, слышал ли сонату Моцарта? Было ли ему знакомо имя Марка Аврелия? По всей вероятности, он решил бы, что это имя отлично подойдет для черного раба. Ах, эти дикие плантаторы-щеголи с рапирами и отделанными жемчугом пистолетами! Все же они ценили излишества. Сейчас, по прошествии многих лет, я это признаю.

Но ведь все это давно осталось для него в прошлом. Автор «Интервью с вампиром» – что за нелепое название! Я пытался успокоиться, я слишком любил его, чтобы не проявить терпение, не подождать, пока он заговорит снова. Ведь я создал его из человеческой плоти и крови, чтобы он стал моим сверхъестественным мучителем!

– Нельзя вот так, запросто, все исправить, – сказал он, оторвав меня от воспоминаний и возвратив обратно в пыльную комнату. Он намеренно смягчил голос, говорил почти умиротворяюще – или умоляюще. – Все гораздо сложнее. Нельзя поменяться телами со смертным человеком. Откровенно говоря, я даже не считаю, что это вообще возможно, но даже если я не прав…

Я не ответил. Но вопрсы буквально вертелись у меня на языке: «А вдруг все-таки возможно? Что, если я снова смогу почувствовать, каково это – жить?»

– И что будет с твоим телом? – просительным тоном продолжал он, умело сдерживая гнев и ярость. – Ты ни в коем случае не должен отдавать свое могущество в распоряжение этого существа – колдуна, или кто там он на самом деле. Все вампиры утверждают, что не в состоянии определить истинные масштабы твоей силы. О нет! Это отвратительная идея. Скажи мне, откуда он знает, где тебя искать? Это самое важное.

– Как раз это имеет наименьшее значение. Но, разумеется, коль скоро этот человек умеет меняться телами, то может покидать и свое тело. Он способен передвигаться как дух, пока не нападет на мой след. Принимая во внимание мою сущность, он в таком состоянии, должно быть, видит меня отлично. Пойми, никакого чуда здесь нет.

– Знаю. Я об этом и читал, и слышал. Думаю, ты столкнулся с очень опасным существом. Он еще хуже, чем мы сами.

– И чем же он хуже?

– Обмен телами подразумевает отчаянную попытку обрести бессмертие! Ты думаешь, этот человек, кто бы он ни был, планирует состариться в каком-то определенном теле и умереть?

Я не мог не признать, что уловил его мысль. Потом я рассказал ему о голосе того человека, о резком британском акценте, об интеллигентной манере говорить, о том, что его речь не похожа на речь молодого мужчины.

Он пожал плечами.

– Вероятно, он из Таламаски, – сказал он. – Наверное, там он о тебе и узнал.

– Чтобы все обо мне узнать, достаточно купить роман в бумажной обложке.

– Да, но поверить, Лестат, поверить, что это правда…

Я рассказал о беседе с Дэвидом. Дэвид выяснит, не из его ли ордена этот человек, но лично мне в это не верилось. Ученые на такое не способны. И в том человеке было что-то зловещее. Члены Таламаски почти утомительны в своей добродетели. К тому же это уже не имеет значения. Я сам поговорю с ним и все выясню.

Луи снова задумался и заметно погрустнел. Мне было почти больно смотреть на него. Хотелось схватить его за плечи и потрясти, но такое обращение лишь разозлило бы его.

– Я люблю тебя, – тихо сказал он.

Я был потрясен.

– Ты всегда стремишься найти путь к победе, – продолжал он. – И никогда не сдаешься. Но победить невозможно. Мы с тобой находимся в чистилище. И остается только радоваться, что не в аду.

– Нет, не верю! – воскликнул я. – Послушай, мне все равно, что говорите вы с Дэвидом. Я встречусь с Рагланом Джеймсом. И непременно выясню, о чем идет речь! Ничто меня не остановит.

– Вот как? Значит, Дэвид Тальбот тоже предостерег тебя?

– Не ищи себе союзников среди моих друзей!

– Лестат, если этот человек приблизится ко мне, если я почувствую, что от него исходит опасность, я его убью. Ты должен меня понять.

– Конечно, я все понимаю. Он к тебе не подойдет. Он выбрал меня, и не без причины.

– Он выбрал тебя, потому что ты легкомысленный, тщеславный позер. О, я не хотел тебя обидеть. Правда, не хотел. Ты мечтаешь, чтобы тебя заметили, чтобы к тебе подошли, тебя поняли, – мечтаешь влезть в очередную авантюру. Ты жаждешь все переворошить и посмотреть, что будет, не сойдет ли на землю Бог, чтобы оттаскать тебя за волосы. Так вот, Бога нет. Ты сам себе Бог.