Михаил Фессалоникийский жил и писал во время царствования Мануила. Он начинал свою карьеру как дьякон и преподаватель экзегезы Евангелий в Св. Софии в Константинополе. Потом он получил почетный титул доктора риторики и был, в конце концов, осужден как последователь ереси Сотериха Пантевгена и лишен своих титулов. Он составил несколько речей в честь Мануила, пять из которых были опубликованы. Последняя из них была произнесена как похоронная через несколько дней после смерти Мануила. Речи Михаила содержат известное количество интересных деталей об исторических событиях своего времени. Две последние его речи еще не использовались никем из исследователей.
В середине XII века было написано одно из многочисленных подражаний византийского времени лукиановским «Диалогам мертвых» — «Тимарион». Произведение это обычно считается анонимным, однако, Тимарион и есть настоящее имя автора. Тимарион рассказывает историю своего путешествия в ад и воспроизводит свои беседы с умершими, которых он встретил в подземном мире. Он видел там императора Романа Диогена, Иоанна Итала, Михаила Пселла, иконоборческого императора Феофила и так далее. «Тимарион», без сомнения, является лучшим византийским достижением среди литературных подражаний Лукиану. Сочинение полно силы и юмора. Однако, кроме чисто литературных достоинств, «Тимарион» важен благодаря описаниям реальной жизни, таким как знаменитое описание ярмарки в Фессалонике. Вот почему это сочинение эпохи Комнинов является весьма интересным источником для внутренней истории Византии.
Немалое значение с литературной и культурно-исторической точки зрения эпохи, а также с точки зрения классической древности, имеет современник Комнинов, умерший, вероятно, в восьмидесятых годах XII века, Иоанн Цец (Цецис). Получив в столице хорошее филологическое образование, он в течение некоторого времени был учителем грамматики, а затем посвятил себя литературной деятельности, которая и должна была давать ему средства к жизни. В своих произведениях Иоанн Цец не упускает случая говорить о различных обстоятельствах своей жизни, которые рисуют нам человека XII века, живущего литературным трудом, вечно жалующегося на бедность и нищету, заискивающего перед богатыми и знатными, посвящающего им свои произведения, негодующего на малое признание его заслуг, впавшего однажды в такую нужду, что из всех книг у него остался лишь один Плутарх. Не имея из-за недостатка средств иногда необходимых книг и излишне надеясь на свою память, он допускал в своих произведениях целый ряд элементарных исторических ошибок. В одном из сочинений он писал: «Для меня библиотекою является моя голова; у нас, при страшном безденежье, книг нет. Поэтому я не умею точно назвать писателя». В другом сочинении он писал о своей памяти: «Бог не показал в жизни ни одного человека, ни раньше, ни теперь, который обладал бы лучшей памятью, чем Цец». Начитанность Цеца в древних и византийских писателях была весьма значительна; он знал многих поэтов, драматических писателей, историков, ораторов, философов, географов и беллетристов, особенно Лукиана. Сочинения Цеца написаны риторическим языком, насыщенным мифологической мудростью, историческими ссылками и цитатами, полны самовосхваления, трудны и мало интересны для чтения. Из его многочисленных сочинений мы отметим лишь некоторые. Сборник из 107 его писем, несмотря на вышеуказанные отрицательные стороны изложения, имеет значение как для биографии автора, так и для биографии его адресатов. «Книга историй» (?????? ????????), ?аписанная так называемыми политическими, т.е. народными стихами, поэтическое произведение историко-филологического характера, состоит из более чем 12 000 стихов. Со времени его первого издателя, разделившего сочинение для удобства цитирования на тысячи стихов, т.е. первая тысяча, вторая и т.д., оно обыкновенно называется «Хилиадами» (т.е. тысячами). «Истории», или «Хилиады», Иоанна Цеца являются, по словам Крумбахера, «не чем иным, как огромным, облеченным в стихотворную форму комментарием к его собственным письмам, которые, письмо за письмом, в них объясняются. Отношение между письмами и „Хилиадами“ настолько тесно, что первые могут быть рассматриваемы как подробный указатель к последним». Уже это лишает «Хилиады» какого-либо крупного литературного значения. Другой ученый, В. Г. Васильевский, сурово замечает, что «Хилиады» «в литературном отношении представляют совершенную нелепость, но иногда на самом деле разъясняют то, что осталось темного в прозе», т.е. в письмах Цеца. Другое большое произведение Иоанна Цеца, также написанное политическими стихами, «Аллегории к Илиаде и Одиссее», посвящено супруге императора Мануила, германской принцессе Берте-Ирине, которая автором называется «гомеричнейшей царицей» (???????????), т.е. «светлою, вселунною луной, светоносицей, которая является не волнами океана омытою, но как бы в блеске вытекающею из пурпурного ложа самого светоносца (солнца)». Целью Цеца было, излагая по порядку содержание песен Гомера, объяснить их, особенно с точки зрения аллегорического толкования выведенного у Гомера мира богов. С большим самомнением говорит Цец в начале своих «Аллегорий»: «И вот я приступаю к своей задаче и, поразив Гомера жезлом слова, сделаю его всем доступным, и его незримые глубины перед всеми обнаружатся». Это произведение Цеца, по словам В. Г. Васильевского, лишено «не только вкуса, но и здравого смысла». Кроме вышеуказанных произведений, Иоанн Цец оставил некоторые другие сочинения о Гомере, Гесиоде, схолии (критические или объяснительные значения на полях рукописей) к Гесиоду, Аристофану, некоторые стихотворения и т.д. До сих пор еще не все сочинения Иоанна Цеца изданы, а некоторые из них, по-видимому, утеряны.
После всего вышесказанного может, пожалуй, возникнуть сомнение в том, имеют ли произведения Иоанна Цеца какое-либо культурное значение. Однако, при отличающем автора необычном усердии и прилежании в деле собирания материала, его сочинения представляют собою, с одной стороны, богатый источник ценных антикварных заметок, что имеет некоторое значение для классической литературы; с другой стороны, уже известные нам приемы автора и его обширная начитанность позволяют вывести некоторые заключения о характере литературного «возрождения» эпохи Комнинов.
О его старшем брате, занимавшемся филологией и метрикой, Исааке Цеце, можно было бы и не упоминать, если бы в филологической литературе не встречалось довольно часто упоминание о «братьях Цец», что сообщало обоим братьям как бы равноценность. В действительности Исаак Цец ничем не выделялся, поэтому в будущем лучше было бы отказаться от ссылок на «братьев Цец».
Интересной и типичной личностью для эпохи первых трех Комнинов, особенно Иоанна и Мануила, является образованный поэт Феодор Продром, или Птохопродром (бедный Продром), как иногда он себя называл для возбуждения жалости и ради неискреннего подчас смирения. Разнообразные труды последнего дают материал для изучения и филологу, и философу, и богослову, и историку. Несмотря на то, что изданные произведения, приписываемые с большим или меньшим основанием Феодору, очень многочисленны, в рукописях различных библиотек Запада и Востока хранится немало материала, до сих пор еще не опубликованного. В настоящее время в науке личность Продрома вызывает большие разногласия вследствие неясности, кому собственно принадлежат многочисленные сочинения, приписываемые в рукописях Продрому. Одни ученые считают, что было двое писателей с именем Продрома, другие — трое и, наконец, третьи видят одного. Вопрос этот не решен, и к решению его можно будет, вероятно, приступить лишь тогда, когда все литературное наследие, связанное с именем Продрома, будет издано.
Лучшая пора деятельности Продрома падает на первую половину XII века. Интересно отметить, что дядя его, под монашеским именем Иоанна, был киевским митрополитом (Иоанн II), о котором русская летопись под 1089 годом говорит, что он был «муж хытр книгам и ученью, милостив убогым и вдовицям». Умер Продром, по всей вероятности, около 1150 года.