Последний кризис

В условиях военного поражения Грозный окончательно утратил доверие к своим боярам и воеводам. Разрядный приказ официально заявлял, будто причиной падения Полоцка была измена воевод. О том же царь писал в письмах к королю Стефану Баторию. Опасаясь боярской измены, Грозный стал приставлять к земским воеводам своих личных эмиссаров из числа доверенных «дворовых» людей. Но единственным результатом этой меры было пленение одних эмиссаров и гибель других.

Перед лицом тяжелых испытаний царь медлил, колебался и наконец возобновил тайные переговоры с английским двором. Слухи об этих переговорах проникли в земщину и углубили раздор в верхах. Конфликт получил широкую огласку и стал предметом дипломатических объяснений за рубежом. Царский посол официально заявил английской королеве, что в московских людях была «шатость», но замеченные в «шатости» люди, «вины свои узнав, государю били челом и просили у государя милости, и государь им милость свою показал».

Посольский приказ постарался смягчить выражения, давая разъяснения насчет внутренних неурядиц. То, что на дипломатическом языке получило название шатости, было в глазах подозрительного самодержца государственной изменой. Военные поражения бросили тень на царя, осуществлявшего общее руководство военными действиями. Желая снять с себя ответственность, глава государства обвинил во всех неудачах своих воевод.

Обвинения были предъявлены воеводам уже после сдачи крепостей Полоцка и Сокола.

Согласно донесениям литовских лазутчиков, царь произнес гневную речь, обращаясь к высшим командирам: «Вы, нечестивый род, говорили, что Полоцк и Сокол неприступны и что король не сможет захватить эти замки, и вот Полоцк и Сокол потеряны, воины и все другие люди повергнуты». Как и после сожжения Москвы, Грозный возложил вину за катастрофу на главу думы князя Ивана Мстиславского. Он избил боярина палкой, приговаривая: «Ты, старый пес, до сих пор проникнутый литовским духом, ты мне говорил, чтоб я послал тебя с сыновьями в Полоцк для противодействия польскому королю. Ясно мне (теперь) твое коварство: ты хотел нарушить присягу и подвергнуть крайней опасности моих сыновей».

Виновными у царя оказались и те, кто просил его не беспокоиться за судьбу Полоцка, и те, кто предлагал послать на выручку крепости главные силы под командой наследника.

Последующие военные неудачи побудили Грозного подвергнуть главу думы новым унижениям. По царскому приказу князь Иван Мстиславский и двое его сыновей публично покаялись, что перед царем «во многих винах преступили».

Источником постоянного беспокойства для царя оставался двор царевича Ивана. Отец не забыл подозрений, возникших у него в конце опричнины.

Сорока восьми лет от роду Грозный тяжело занемог. В Слободу были спешно вызваны старшие бояре и духовенство. Потеряв надежду на выздоровление, Иван IV объявил, что «по себе на царство Московское обрал сына своего старшего князя Ивана».

Современные наблюдатели отмечали популярность царевича Ивана. С его именем связывались надежды на перемены к лучшему. Именно это и беспокоило самодержца.

Его доверие к 27-летнему сыну поколебалось. По словам англичанина Горсея, «царь опасался за свою власть, полагая, что народ слишком хорошего мнения о его сыне».

От отца наследник воспринял убеждение, что московская династия происходит по прямой линии от римских императоров. Так же свято он верил в то, что члены династии призваны защищать чистоту православной веры. «Колена Августова от племени Варяжского» — так затейливо называл себя «многогрешный» Иван Иванович.

Грозный позаботился об образовании царевича. Наследник слыл книжником. В 1579 г. монахи Антониево-Сийского монастыря просили государя о канонизации основателя их обители Антония и выразили пожелание, чтобы канон новому святому написал царевич Иван. Наследник не только написал канон, но и взялся исправить текст «Жития Святого Антония», поскольку представленное сочинение показалось ему недостаточно торжественным: «Зело убо суще в легкости написано». Исправления свидетельствовали, что царевич владел пером и хорошо знал Священное Писание и житийную литературу (Б.Н. Флоря).

Царевич Иван лишился матери в шесть лет, и с этого времени отец не отпускал его от себя. Памятуя о своем детстве, Иван IV стал хлопотать о его приобщении к делам управления с детских лет. Он заставлял сына часами высиживать на посольских приемах, брал в военные походы и на публичные казни.

Любопытные сведения о царевиче сообщает Альберт Шлихтинг. Лейб-медик Лензей пользовался его услугами как переводчика при лечении наследника. Толмач наблюдал за взаимоотношениями отца и сына вблизи.

Сочиняя памфлет на «тирана Васильевича», Шлихтинг, вне всякого сомнения, старался бросить тень и на наследника. По его словам, старший сын «не непохож» на отца своими добродетелями. Иначе говоря, он столь же кровожаден. Однако доказать свое утверждение Шлихтинг, по-видимому, не мог. Он подробно описал, как Грозный казнил конюшего Федорова, как заколол старика на Поганой луже. Сын присутствовал на экзекуции, но о его участии в убийствах нет и речи.

В 1570 г. царь велел вывести из тюрьмы пленных поляков и ударил одного из них копьем. Поляк успел схватить древко и попытался вырвать оружие из рук Ивана.

Царь призвал на помощь сына, и тот поразил жертву. Случай был исключительный.

Недостающие факты Шлихтинг заменил описанием того, как Иван Иванович скрежетал зубами и ударял посохом тела казненных, громко укоряя их в измене государю.

Впечатляющими подробностями насчет скрежета зубовного, собственно, и исчерпывались все доказательства жестокости царевича.

Самодержец требовал, чтобы бояре и придворные собственноручно карали изменников.

Кровопролитие создавало круговую поруку. Но это правило не распространялось на царевича. Сделав сына соправителем, царь позаботился о том, чтобы разделить роли членов семьи. Сам он выступал как беспощадный и суровый судья, наказующий подданных невзирая на лица. Сыну же он отвел роль милостивого государя, не запятнанного кровью. Таким должен был вступить на трон Иван V Иванович. Имея популярного наследника, пекущегося о законе и справедливости, монарх мог не беспокоиться, что подданные будут искать себе другого государя.