— Мало, — между тем определилась Шатхия с объёмами двухдневной добычи.
Она переползла на клочок сухого песочка, где разложили для просушки раковины. Прежде их выбрасывали. Но пару лет назад Гаффар с планеты Салихьят предложил беррам провести исследования тары, в которой вызревает такое чудо, как «милость бога». Дескать, начинка чистое золото, так неужели она вырастает в дерьме? В свой следующий визит почтенный Гаффар буквально светился от предвкушения нового источника барышей. В раковинах обнаружилась куча всего полезного от неистребимых болячек людей. Научный мир Мусульманской лиги вскипел, выбрасывая на поверхность пену новых открытий и предсказаний.
С одной стороны, здорово: колонии лишний прибыток не помешает, хотя и так не бедствуют. С другой, вскипела и жадность тех, кто упорно считал, что Проклятая планета могла иметь более достойных владельцев. Подруги у берров появились почти одновременно с этим новым геморроем — Наруга упорно пыталась связать оба события. А затем насовать по морде тем, кто пытается тянуть лапы к норе её стаи. Майор притормаживал девичьи порывы бывшей бандитки, обещая, что «как только», так он «сразу встанет во главе». И тогда уж они насуют профессионально: продуманно и всем подряд.
— Чего мало-то! — обиделась Юлька, плюхнувшись рядом на коленки. — Шестнадцать штук. Я считала. За пару дней. А если бы не этот сраный жирдяй, так ещё бы пошуровали. Ойвинд там заметил две нетронутые грядки. Во-он там! — подскочила она, махнув рукой.
«Вон там» уже вынесли разборки со дна на поверхность болота. Несколько ящеров мутузили друг друга, вырисовывая кренделя в перебаламученной воде.
— Да, не пошуруешь, — констатировала Ракна, вскочив на валун, дабы полюбоваться на драку субмарин. — И скоро они не уберутся. Ещё и под ногами будут путаться, когда по мостику пойдём.
Мостиками именовались непотопляемые тропы, по которым добирались к островкам-рудникам. У этого рудника он был узким, вихлястым, почти вровень с водой. Ящеры не упустят момент вывалиться на мостик и цапнуть шагающую по нему добычу. Добыча, понятно, шире пасти раз в сто — медведям так и вовсе раз топнуть, чтобы раздавить дурную башку под ногой. А вот мандаринкам гораздо хуже. Утащить их не утащат — кишка тонка — но стройные ножки девушкам попортят.
— Шатхия, как думаешь, ящеры скоро угомонятся? — спросила Ракна, сползая с камня.
Хутамка была непререкаемым авторитетом во всех зверских вопросах. Задницей чуяла, что в башке у монстров всех мастей. Она бросила взгляд на расходившееся болото и сухо бросила:
— Нет.
— А на третий день мужики не останутся, — вздохнула Ракна, подсаживаясь к ней. — Правило разумное, но дурацкое.
Она взяла раковину, внимательно осмотрела, сунула отросшие когти в щель и поднатужилась. Выколупывать камни лучше сразу. Такая уж их магическая натура: на воздухе они в раковинах засиживаться не любят. Не пройдёт и несколько часов, как прилипнут намертво — не выдрать. Начнут чернеть и терять лечебные магнитные свойства. Да и сами раковины от такого соседства капризничают, пытаясь учинить себе членовредительство. Добывают их совсем немного — нечего жадничать и природу обирать. Так что портить редкий товар небрежением чудовищное расточительство.
— Правило разумное, — задумчиво повторила Шатхия, вынимая из раковины на редкость крупный камень. — Мы не живые. Нам можно травить себя дурным воздухом. А дубли живые.
— Ты так уверена? — подняла бровки Ракна и отложила добытый камень на расстеленный кусок берровой замши.
Шатхия взяла новую раковину, молча её выпотрошила, вынула камень и уверенно ответила:
— Они живые. Тот, кто умирает только раз, живой.
— Мы тоже умерли один раз, — вздохнула Юлька и пригорюнилась: — Мне, бывало, становилось так паршиво, что ложись да помирай. Ещё там, дома на Словене. А когда я тут умерла, поняла, что раньше это было не взаправду. Тупая была, не знала, чего решилась хотеть. Вот и накликала смерть.
— Дома хорошо было? — уточнила хутамка, выбирая очередную раковину.
— Скажешь тоже! — выпалили Рыжая. — Паршиво там было. Думаешь, я стала бы… Ну, с этими связываться? Думаешь, приятно, когда тебя всякие уроды лапают. Вонючим ртом к тебе лезут. Сиськи мнут, аж до боли. Иной раз так затошнит, что совсем невмоготу. А ты его терпи, веди, куда сказано. Хорошо хоть до конца ни разу не дошло. Я бы точно не смогла. Не далась бы. Измордовали бы, конечно. Силой взяли…
— Не увлекайся, — поморщилась Ракна, отбросив за спину назойливый локон. — Не стоит копаться в прошлом. Станешь психом или повесишься.
— Не выйдет, — хитренько улыбнулась мигом отмякшая девчонка. — И застрелиться не выйдет.
— Ну, так залезешь в Машку, а я вас сожру.
Разлёгшаяся по соседству Машка удивлённо крякнула. Решила, было, оскалиться, но захлопнула пасть, раздумчиво шевеля вставшими в стойку ушами. Юлька мгновенно насторожилась. Повадки медведей знали все, но пилоты мандаринов реагировали только на их жестикуляцию. А пилоты медведей чувствовали их всеми печёнками.
— Машуль, ты чего? — подорвавшись к ней, прижалась к морде Рыжая.
Медведица невнятно булькнула, вывалила синий язык и умыла подружку сверху донизу. Затем отодвинула её расплывшейся от счастья мордой и поднялась. Лежащий неподалёку Ойбер хмыкнул и объявил:
— Охотники вернулись.
Мимо него сосредоточенно протопали Дубль-Коб и Дубль-Иг. Они спустились к кромке болота и замерли. Машка на цыпочках подобралась ближе к ним, напружинила хвосты. Вытаскивать на берег добычу этой свиристелке, конечно, не дадут — упустит за недостатком опыта. Но и гнать единственную в семье девушку лапа не поднимется. Дубль-Коб только обернулся и предостерегающе каркнул. Машка тут же прилипла пузом к земле и затаилась.
Болото всколыхнулось и выбросило наверх макушку отупевшего от голода жирдяя. Тот понёсся к берегу, норовя ухватить за хвост более маневренного на поверхности ящера-Кобера. Добыча вывернулась из-под носа охотника чуть ли не в паре метров от берега. Ящер шмыгнул в сторону, а медведи дружно контузили жирдяя. Четыре хвоста лихо заарканили обмякший обед. Тут уж и Машка подсуетилась, набросив на громадную добычу пятый аркан. Медвежья тройка отбуксировала на берег неудачника и бросила. Не прошло и пяти минут, как Иг притащил на хвосте зубастую каракатицу, едва не попав ей на зуб. Охота закончилась, когда к этому улову прибавилась ещё одна какая-то вовсе уж причудливая нечисть.
С отбытием не затягивали — снялись сразу после обеда. Наглухо задраенное облаками небо начинало темнеть, подсвеченное только на закате. До захода солнца им нужно было выбраться из болота. Поэтому Дубль-Коб — на правах старшего — учинял разнос каждому, кто тянул время за хвост. Успели впритык, дойдя до твёрдой земли с последними лучами солнца. Одна из громадных лун уже маячила сквозь облака, подсвечивая окрестности. Поскольку вклад дублей в добычу «панацеи» имел эпизодический характер, причин отдыхать от отдыха они не видели. Пёрли по редкому леску, подминая деревца, и устраивать привал не торопились. До привычной стоянки ещё полночи пути — какие уж тут перекуры?
На стоянке они вытряхнули из себя пилотов, сбросили их мешки и отправились нормально поохотиться — перекус на болоте только раздразнил животы. Мужики разложили пару костров, девчонки занялись похлёбкой. Всё было тихо-мирно, пока Юлька не вскрикнула. Рядом мгновенно нарисовался Игбер. Да и Ойбер оказался поблизости, озираясь и ловя сигнал приближения зверей. Юлька подпрыгивала на месте, тыкала пальцем в тёмное небо и верещала:
— Смотрите! Смотрите! Там! Оно летит!
Оно действительно там было. Но не летело, а плавно опускалось на планету с парашютом. Верней, под тремя парашютами, что внушало уважение к габаритам и весу.
— Кобер, что это за дрянь? — повисла Ракна на руке старика.
— Посадочная капсула, — задумчиво ответил тот.
— Как с Акери? — прошептала Шатхия, вытаращившись на невиданное прежде чудо.
— Точно, — бросил Кобер.