Ну, погоди, паскуда — мстительно пригрозила Ракна и легла на дно. Замерла в ожидании манёвра. А на хутамку уже неслась громадная пасть в треть жирдяева тела. Лишённое одной загребной конечности, оно то и дело съезжало с траектории, и урод заметно вихлял, теряя в скорости. Сабельно длинные загнутые внутрь зубы белели в мутной воде, выдавая хозяина. Шатхия завязала узлом последний виток долговязого гибкого тела. Изогнулась и дёрнула вверх перед самым носом гада. Тот потянулся за ней и подставил под удар брюхо. Ракна взмыла вверх свечой и вонзила в него клыки.

Мимо неё скользнуло тело то ли Ойбера, то ли Юльки. Она просемафорила хвостом, дескать, всё в порядке, и кинулась догонять жирдяя. Раз уж ей возвращаться без добычи, так хоть порвёт эту скотину, чтобы не крутилась под рукой. А пока они с хутамкой будут его добивать, Юлька и Ойбер спокойно затарятся и уйдут наверх разгружаться. На этой позитивной мысли Ракна догнала хвост жирдяя и сомкнула на нём челюсти. Изо всех сил рванула в сторону: хвост не оторвала, но притормозила поганца. С такими пышными формами ему не согнуться пополам и не перекусить досадную помеху. Но мощный хвост в её зубах устроил такую пляску, что Ракну замотало из стороны в сторону.

Не тут-то было! Передок её машины был сродни морде мастифа: челюсти транспортёрами не растащишь. Она будет висеть на этом хвосте, пока в лёгких остаётся хоть капля воздуха. А жирдяй будет крутиться в попытке догнать собственный хвост, пока Шатхия не изловчится, и не оборвёт ему все лапы. Тогда они просто-напросто утопят эту свинью и отправятся обедать. Покинут свои субмарины, и те дёрнут обратно, пока на их законную добычу кто-нибудь не позарился.

Ящер всплыл, ткнулся мордой в берег, и Ракна ловко покинула кабину. Обычно вмиг отупевшая машина тут же пыталась сцапать и сожрать своего пилота. Но сейчас её ожидал кусок пожирней. Ракна только-только материализовалась, как за спиной плюхнуло, брызнуло и всё стихло. Хвост Дубль-О, что лёг между ней и тварью, подтолкнул под задницу, торопя покинуть опасное место. Ракна послушно отбежала от кромки болота и удовлетворённо потянулась.

— Классно вы его! — подлетела к ней восторженная Юлька. — Жаль, было плохо видно. И некогда. Я только на секундочку замерла, а Ойбер мне плюху отвесил. Я так и зарылась мордой в грядку. Едва успела пасть распахнуть, чтобы хапнуть породы.

— Правильно отвесил, — одобрила действия берра Шатхия.

Она присела на комковатую кочку и вытянула ноги. Усталости, став беррами, они не испытывали. Но в голове засела привычка её чувствовать — что-то сродни фантомной боли.

— Ойвинд умный. И осторожный. Нельзя так. Сдохнешь, это будет на его совести, — укорила хутамка.

— А я и не в претензии! — попыталась огрызнуться Рыжая.

Шатхия искоса глянула на зарвавшуюся задрыгу, и Юлька захлопнулась, состроив извиняющиеся глазки. Сердиться на неё было совершенно невозможно — даже после жгучего желания прибить заразу. А уж когда к ней на подмогу являлась Машка, так и вовсе дело дрянь — несколько тонн неистребимого обаяния и неутешительной бесперспективности в вопросах воспитания. Эта примадонна досконально изучила свои права всеобщей любимицы и совала их под нос всем подряд по любому поводу. Вот и сейчас поторопилась на выручку подружки, которой кто-то отдавил прыщавый гонор. Переполненная решимостью треугольная морда хлюпала носом и вызывающе зыркала на хутамку. Даже хвостами защёлкала, в надежде произвести впечатление серьёзной угрозы.

Шатхия на неё шикнула, а с холма угрожающе заквакала Дубль-Шах. Машка притормозила и повела задницей, будто у неё трусы там застряли. Затем с умным видом уставилась на одного из медведей, который что-то забухтел. Спасительный повод к отступлению был найден, и паразитка пошлёпала на это бухтенье, словно её срочно вызвали по дико важному делу.

— Ты в порядке? — сдержанно поинтересовался Ойвинд, вынырнув из подковылявшего дубля.

В пасти Дубль-О извивалась здоровенная змеюка из породы стабильных. Не обладая талантом трансформаций, подобные страхолюды обзаводились иными дарами эволюции. Кстати сказать, более погаными, чем у трансформеров. К примеру, кобра, которую они скоро сожрут, одним укусом способна завалить медведя в считанные минуты. Её бы обойти стороной, но кобрятина на болотах была чуть ли не единственным мясом, пригодным в пищу. Берры, конечно, не люди — на безрыбье удовольствуются любой дрянью. Но фантомные предпочтения желудка было не переспорить.

— В порядке, — успокоила его Ракна.

— Твою машину подбили, — напомнил Ойбер, что со стороны оно видней.

— Я почувствовала. Но она проигнорировала этот пустяк. Мы с ней погорячились и не оценили потери. Жаль, теперь сожрут подранка.

— Как бы тебя не сожрали, — хмыкнула Юлька, обернувшись.

По склону холма к ним спускались Кобер и его сын Игбер. Оба умные, работящие и основательные — немцы до мозга костей, как с картинки. Но папаша желчный наставник, гонявший свих девок в хвост и в гриву. А сынок их добрый товарищ и потатчик девичьих слабостей.

— Как бы тебя не сожрали, — передразнивая, проворчала под нос Шатхия, приветливо кивнув инструктору.

Будь Юлька человеком, покраснела бы сейчас до самых ушей, как свойственно её рыжей породе. Кукольная мордаха растерянно опрокинулась — эта реакция на вспыхнувшую рожицу никуда не делась. Как и следующая за ней злость на себя, на провокаторов и на всю остальную человеческую сволочь. Нормальная реакция шестнадцатилетней соплячки, которая по понятным только ей причинам стесняется собственных чувств. За это старшие подруги её обожали, ибо девчонка, выросшая на помойке и способная стесняться — чистый алмаз, как говаривала Бинка. Они как-то не особо рвались делиться друг с другом впечатлениями о прошлой жизни: ну, было и было. А в новой с удовольствием наслаждались присутствием юной незаплёванной души — кто знает, может, ностальгия по собственной утраченной невинности?

Нормальную реакцию ненормальной соплячки спровоцировал Иоганн Брух — эту форму имени, как и у прочих, не употребляли за ненадобностью. Иг — или Игбер — по меркам берров был не слишком высок и могуч. В свои семьдесят шесть он выглядел на двадцать с хвостиком и был чрезвычайно симпатичным мальчиком. К тому же интеллигентным, добродушным и терпеливым, что, по мнению Гранки, гарантировало рыжей бестии безбедную жизнь в замужестве. Если, конечно, не станет кочевряжиться и напрашиваться — замаскированный характер парня пошёл в папашин непреклонный. Тот как раз скроил ироничную рожу и вежливо поинтересовался:

— Что Ойвинд, наши девочки опять порадовали?

— Порадовали, — возразил тот, присаживаясь рядом с хутамкой. — Жирдяя завалили. Матёрого.

— Где? — моментально бросил изгаляться Кобер.

Это рудокопы закончили работу, а у него она только начиналась. Им с Игбером предстояла кормёжка дублей — паршивая работёнка: здорово опасная и практически ювелирная. Добычу требуется не задрать, а притащить к островку — дубли у всех, как на подбор, не водоплавающие. Для берров они обед поймали, а вот их собственный обед на поверхности не плещется. За ним нужно лезть на глубину.

Пока Ойбер объяснял, где прихлопнули жирдяя, к месту совещания стянулись все медведи. Тема животрепещущая. Даже Дубль-Ра с Дубль-Шах осмелились сползти до середины склона и развесили уши. Отважно уменьшившись до непривычного для них карликового размера, они второй день не покидали макушку холма. Находиться на болотах им было невмоготу, и барышни мучительно терпели до конца истязаний. Магическое же слово «жирдяи» моментально компенсировало мандаринкам все прежние тяготы и лишения. Этих амфибий они открыли для себя недавно и пристрастились к экзотическому блюду — иначе их сюда на аркане не затащишь.

Получив координаты, Кобер с сыном потопали к кромке воды. Медведи, толкаясь, потрусили следом. Казалось, скомандуй им «фас», и они в считанные минуты наловят целую гору субмарин. Те уже подтянулись к району, где на дне шёл зверский делёж жирдяя, и периодически всплывали хапнуть свежего воздуха.