С левого фланга к мандаринам уже подтянулись Дубль-Гет, Дубль-Пат и Дубль-Гу. Медведи с наслаждением ворвались в стаю липунов, отдавая той всю страсть, не реализованную в отношениях с беглецами — выпускали пар. Как они их валтузили — Нар от зависти мигом пришёл в себя. Наруга и пикнуть не успела, как этот Геракл недоделанный рванул ухватить свою порцию славы. По пути он потоптал крыс и прочую мелюзгу, что неслась мимо с квадратными от ужаса глазами. Звено мандаринов не добежало до липунов, столкнувшись нос к носу с оголтело верещавшими кенгуру. Торчавшие в кольцевых складках век глаза так повылазили, что казались пузырями, какие иной раз выдувает болото. Наруга так и ждала, что они сейчас полопаются. Но дождалась лишь яростного воя трубы в мозгах Нара. Да хруста костей на их общих зубах.

Глаза по левому борту транслировали Шах — эта дикая кошка исхитрилась откусить голову кенгуру, что почти сравнялся с ней в росте. Отшвырнуть её и впиться клыками в бок второго оглушённого страхом зверя. Справа раздался визг Дубль-Ра. Эта идиотка умудрилась пропустить удар длинных когтей в челюсть. Нар рассвирепел. Ракна едва успела отскочить, уводя машину, когда раздувшийся сверх меры Геракл пошёл свершать все свои подвиги одновременно. Хана — мелькнула в сознании Наруги мысль, и она на какое-то время замёрзла в ступоре. Машина сама устроила ей встряску, пропустив сабельные удары по ноге. Боль Нара отрезвила, и Наруга включилась в процесс. Вместе они выкрутились, умудрившись попасть в эпицентр столпотворения. А там уж пришёл на выручку Дубль-Гет, завертев кровавую кадриль.

Счёт Гали резко возрос, когда воинственный раж Нара пошёл на спад. Сразу заныли раны — тех оказалось больше, чем ей представлялось. Немудрено: когти на передних лапах кенгуру были чудовищным оружием. Слава Богу, к ним не прилагалось мозгов. Всё время, пока регенерация трудилась над повреждениями, Наруга разводила в сознании мандарина рощи и кущи всяких нежностей да слащавостей, мороча ему голову. Тот благодарно вздыхал, усевшись на пузо и разбросав дрожащие ноги. Потом встрепенулся. Сначала взял в руки себя, затем ноги и приступил к заправке. Еды вокруг — завались. Падальщиков, что вечно портят аппетит, пока не видать.

Пользуясь приходом душевного равновесия, Наруга вылезла из кабины. И первым делом, увидала Ракну. Та распласталась на морде сидящей мандаринки и нудила какие-то утешительности.

— Слезь! Пусть поест! — требовала Шатхия, стаскивая истеричку с капота машины.

Дубль-Ра тут же поднялась и затанцевала в середину обеденного стола, где уже лакомилась Шах. От всех этих залежей расчленённых туш Наругу слегка замутило. Организм тотчас устранил неполадки, ликвидировав аварийные ощущения. Она увидала, что Шатхия приступила к поискам филейных частей, откуда можно нарезать мяса на ужин. В руках хутамки красовался гигантский коготь кенгуру длиной в её руку. Осталось насадить его на палку и вот тебе портрет смерти в молодости: девушка с косой и… второй косой, что болталась и мешала работе. Шатхия отложила рабочий инструмент и принялась наматывать косу вокруг головы. Неподалёку стоял Патрик с таким же когтем в руках и косился на грозную степнячку. Интересно — подумалось Наруге — кто же это всё-таки будет: Пат или Дитмар? Кто заграбастает хутамку: немец или француз? Или Витбер? Броберов отпрыск тоже измозолил об неё глаза. Пожалуй — будь она мужиком — сама бы прибрала к рукам эту шикарную девку.

— Как ты? — привычно озаботился Гет, привычно подкравшись со спины и привычно обняв.

— Нормально, — потёрлась она затылком о его плечо. — Слушай, а мы этих живчиков не потеряем?

— Анатоль с Ойвиндом их пасут. Думаю, они воспользовались испытанным приёмом: залезли в липунах на скалу. Мы сейчас двинем к южному склону горы и обозначим присутствие. На запад к знакомой котловине они не сунутся. Решат, что там всё перекрыто. Остаётся только север. Про северный преобразователь они знают.

— Гет, хватит трепаться! — окликнул их Гуго. — Лучше достань контейнеры!

Пришлось заняться хлебом насущным. Намолотив его полные контейнеры, они поспешили к южному подножью горы, вокруг которой крутились уже третий день, как приклеенные. Густо поросший лесом склон не давал нормальной видимости. Особенно в сумерках. И пока люди устраивали бивак да набивали животы, дубли слонялись вдоль подножия, вынюхивая следы беглецов. Ничего не обнаружили и с чистой совестью завалились подремать. Однако с полуночи их снова затеребили. И до самого рассвета все по очереди несли вахту вдоль всего южного склона.

На рассвете медведи отправились в обход горы, надеясь, что ничего не упустили. Мандарины же — признанные прыгуны и альпинисты — полезли в гору пошуровать там. Поднимались зигзагами, надеясь, что где-нибудь, да пересекут оставленные следы. Когда в третий раз приблизились к восточному склону, Наруге показалось, что где-то на этой высоте и должна заканчиваться скала, по которой поднимались Галя с Хансом. Девчонки согласились добраться туда, хотя восточный склон был похож на гармошку. Его будто нарочно измяли, как бумагу, на которой остался лишь один гладкий клочок — та самая скала. Нар страшно возмущался столь неразумным решением. Но старался изо всех сил, штурмуя каменистые гребни и прыгая через рваные щели.

Наконец, они добрались туда, где Шах обнаружила след: тех самых липунов, которых парочка оккупировала и загнала на скалу. Верней, несколько клочков бренных останков, полголовы и пару отчекрыженных трезубцев. Нар заявил, что тут охотилась рогатая змея, а он не дурак обогащать её меню своей драгоценной персоной. Наруга поклялась, что у неё и в мыслях не было. А если он удостоверится, что змея не слопала и их добычу, то они тотчас уберутся отсюда. Дубль-Ра первой в этом удостоверилась, и троица следопытов поскакала к северному склону, как и предрекали мужики. На Галю с её прихвостнем они чуть не налетели почти у самого подножья. Те засели в уютном распадке и завтракали сырым мясом.

Наруга не желала лишать их подзарядки — время терпит. Однако мандарины имели собственное мнение на сей счёт. Поначалу они лишь демонстрировали лёгкое недовольство непонятной задержкой. А вскоре в сознании Нара впервые родился образ хозяйки здешних мест. Мандарины эту рогатую тварь боялись до дрожи — хотя, кого они только не боялись. Но та и вправду решила глянуть, кто это у неё тут фестивалит. Наруга не желала испытывать судьбу, и они шуганули беглецов коротким концертом.

По всему видать, мужики внизу догадались, чему посвящался концерт, и убрались с глаз. Пропустили беглецов, затем мандаринов, а потом занялись разогнавшейся в погоню змеёй — Нар с иезуитским наслаждением прослушал удаляющийся шум битвы. Новоиспечённые берры не слышали ничего. Но интуиция им подсказывала, что хищник, от которого они улизнули, подсунув липунов, не позабыл о них. А потому пилили без остановки полдня, притормозив лишь у реки. Это препятствие больше не казалось им безопасной водной транспортной артерией. В этой реке не водилось каракатиц — местная температура им не по вкусу. Однако и тут хватало всякой нечисти: более мелкой, но не менее жадной.

Медведи подоспели, когда Галя и Ханс решали проблему переправы: спокойно и конструктивно, заодно перекусив. Наруга с девчонками несколько последних километров бросили баловаться шумовыми эффектами, подстёгивая добычу. Правда, не все из них были баловством — пришлось кое-кого порвать, чтоб не зарился на чужое добро. Теперь же они залегли на вершине взгорка, любуясь им сверху. Медведи к ним не полезли, предпочитая обходить всё, что обходилось, понизу. Зато Анабер, Гет и Ойбер почтили однополчан военным советом, притащив на вершину взгорка бесчувственную к происходящему Акери.

— Ну, и как мы их перетащим через реку? — открыла заседание Ракна. — Мальчики, а их там стопроцентно сожрут? Может, подавятся?

— Не подавятся, — усмехнулся Анатоль. — Местная мелочь не глотает пищу целиком. Предпочитает откусывать мелкими кусочками.

— Ну и пусть, — упёрлась Ракна. — Планета восполнит недостачу. Наши дырки она же затыкает.