– Ну, нашли вы ответ после столь долгих раздумий?

– Нет, пока я еще продолжаю обдумывать этот вопрос. Ведь если бы я был человеком, жил по-человечески, окружающие услыхали бы мой голос. А вместе с тем, если бы я не был человеком, то от меня не требовали бы выполнения всевозможных повинностей, уплаты налогов, исполнения различных обязанностей, не охотились бы за моим голосом.

Выслушав мертвеца, я тоже задумался. Мы принадлежим к тем существам, которые при жизни не сумели заставить других услышать свой голос. Наши песни безмолвны.

Вот так-то, любезный брат мой Слепень! Мне кажется, ты тоже задумаешься, прочитав это письмо. Может быть, и ты, купив билет, смеешься на драме, так как потратился и оправдываешь свои расходы. Может быть, и ты проливаешь слезы над трогательным некрологом, написанным по поводу смерти человека, которого совсем не знаешь. Сообщи тем, кто поносил меня при жизни, что я умер, пусть они наконец порадуются. Желаю счастья и здоровья.

Твой брат

Мертвый Осел.

Избранное - osel.jpg
Письмо второе

Любезный мой Слепень!

Ты знаешь, когда мы ходили по земле, я был неприхотлив. Я мог лечь и заснуть где попало. Пренебрегать тем, что тебе на сегодня отпущено, – преимущество немногих, привилегированных.

Помнишь, любезный Слепень, нам и в голову не приходило там, на земле, что можно от чего-то отказываться!

Я засыпал, где бы ни приткнулся: дома и в гостинице, в постели и на досках, на равнине и на холме. И в тюрьме. Я мог писать, где бы ни пришлось: в кофейне и дома, за столом в конторе и на коленях…

Есть люди с необъяснимыми причудами. Знал я одну мужеподобную девицу из бара. Как-то сильно выпив, она со слезами на глазах призналась мне: «Я всю жизнь мечтала только об одном – о том, чтобы кто-нибудь из мужчин преподнес мне цветы! Я получала много подарков, деньги, но никто никогда не прислал мне и одной гвоздички!»

И еще я знал одного человека, который, проспав ночь на пуховой перине в самой роскошной гостинице, мог сказать, что не выспался из-за того, что у него была неудобная постель. Я же мог заснуть даже на доске, утыканной гвоздями, подобно индийскому факиру.

У меня вызывали удивление люди – рабы своих привычек. Как-то вечером мы с приятелем были в театре. Вдруг посреди действия он мне говорит:

– Пошли скорей!

– В чем дело? – испугался я.

Оказывается, у него расстроился желудок. Ему необходимо было попасть к себе домой, потому что он не терпел чужих уборных. И вот в полночь мы мчимся на такси, потому что непременно подай ему то, к чему он привык!..

Да, любезный Слепень, так-то устроен наш мир, чего только не бывает!

Ну, а мы? Нам было все нипочем, мы не разбирались ни в костюмах, ни в комнатах, ни в квартирах, ни в женщинах, которых ниспосылал нам Аллах. Поэтому-то я не стал противиться, когда меня уложили в эту могилу. Она показалась мне мягким, прохладным ложем. От всякого одиночества веет прохладой…

Мое место оказалось совсем неплохим, только снизу что-то твердое впивалось мне пониже спины: камень или корень дерева.

Я хотел передвинуться, но вдруг голос снизу:

– Не шевелись!

Я повернулся и увидел, что подо мной лежит еще один покойник.

– А ты откуда взялся? – спросил я.

– Тебе что за дело? Здесь моя могила! – пробурчал он.

– Как же это так, голубчик? Ведь меня тут похоронили.

– Ну, а меня двумя часами раньше. Значит, право за мной.

– Если так, почему же ты не протестовал, когда меня клали на тебя?

– Как мог я кричать, когда я мертвый! Меня все равно не услышали бы. Посмотрим, как будешь ты орать, когда на тебя положат кого-нибудь.

– На меня тоже будут кого-нибудь класть?!

– Кто знает, может, двоих! Подо мной тоже лежит.

– Не может быть! Почему же нас всех загнали в одну могилу?

– Очень просто, сейчас место на кладбище можно купить только на черном рынке!

Есть дельцы, которые спекулируют могилами, продают одну на несколько мертвецов. Поэтому мы и лежим здесь друг на друге. Даже пожаловаться не можем. А наши близкие не знают, в каком мы положении. Но вместе с тем оно и понятно, кладбище, того и гляди, займет весь город. Места для живых не хватает, где уж тут заботиться о мертвых!

Злой рок преследовал меня. На следующий день на меня положили мужчину – старца восьмидесяти четырех лет!

– Это наша семейная могила, убирайтесь вон! – вопил он.

На земле нас выгоняют домовладельцы, а под землей – обитатели семейных могил. Аллах, Аллах!

Мне очень хочется тебя увидеть, дорогой Слепень. А ты соскучился по мне? Передай привет зелено-голубым водам Золотого Рога, омывающим понтоны под Галатским мостом… И еще вспомни меня, когда будешь проходить под аркой Ениджами, что выходит на площадь Эминеню. Под ней всегда легкий ветерок. Я только там и чувствовал себя свободным. Я подставлял грудь освежающей прохладе и стоял недвижно.

Когда мы были живы, мы не знали, что такое свобода, о ней мы читали только в книгах. Но когда мою грудь ласкал ветер под аркой Ениджами, я думал, свобода, наверное, что-то вроде этой прохлады. Там часто плачут… Но ветер быстро высушивает слезы, и никто не замечает, что ты плакал!

Я целую твое ядовитое жало, которое впивается в мерзавцев.

Твой брат

Мертвый Осел

Письмо третье

Мой единственный друг Слепень!

Когда мы учились в школе, нас заставляли всем классом петь молитвы. Сейчас у меня в памяти остались только отдельные строки: «Текут реки в раю, Аллах изрекает волю свою». Но я еще не побывал в раю и поэтому не внял, что изрек Аллах.

В памяти моей осталась еще одна строка из этой молитвы: «Подо мной земля, надо мной листья…»

Эти слова, по Корану, принадлежали одному усопшему, который лежал в земле, а покрывали его опавшие осенние листья. Нас, шести-семилетних ребят, заставляли распевать эти молитвы. Вот с каких лет начинается подготовка к загробной жизни!..

Когда я подрос, слова молитвы перепутались у меня со словами песенки, услышанной на улице. Там пелось: «Руки мои – тебе подушка, волосы – покрывало».

Но мне так и не пришлось встретить на земле рук, которые были бы мне подушкой, и волос, укрывавших от холода, а после смерти земля не стала мне ложем и листья – покрывалом. Подо мною мертвец, надо мною мертвец, а я посредине. Мертвец, лежащий подо мною, рассказывал: