– А предложение у меня к тебе такое, боярин. Роду ты знатного, потомство безудельного князя Дмитрия Михайловича Боброк-Волынского, что три века тому назад на службу московскому князю Дмитрию Ивановичу Донскому поступил. Тот за него замуж свою сестру отдал Анну – но сын единственный их, Василий по имени, погиб, с коня упав. Но было еще шесть братьев от первого брака пращура вашего, от которых собственно Волынские в Московском царстве и пошли. Я ничего не путаю, Иван Петрович, именно так дело обстоит?!

– Нет, княже, все правильно сказал ты. Только я голову все ломаю, ибо до недавнего времени не знал совершенно, есть ли на Руси князья Торецкие, о которых прежде никто и ничего не слышал!

– С прошлого года есть, я сам себе княжество саблей добыл и рубежи его в «Диком поле» раздвигаю, города строю и людьми землю заселяю. И прямой потомок таких же изгоев, князей, оставшихся без уделов, как твой далекий пращур Боброк-Волынец.

Только есть одна разница, Иван Петрович – ваш род княжеский титул скоро потерял, и пусть представители «московской ветки» дослуживались и до боярской шапки, и Приказы возглавляли, окольничими и стольниками при царском дворе были, но вот князьями их никто в Москве не считал. И уже никогда считать не будут.

Что же говорить о тех Волынских, что на белгородских и рязанских землях живут – их «московские» ровней себе никогда не признают, считают «захудалыми», хотя корень то один! Вот так то, ты уж не принимай к сердцу моих слов, то они не в насмешку, а от безысходности сказаны. Ибо в прошлом году в крымской неволе сам был и спасения молил себе, плетью исхлестанный многократно, и казни почти преданный на кресте Андреевском. Но пришли в Гезлев с набегом казаки запорожские, и волю и княжество себе добыл я уже прошлой осенью – года еще не прошло.

– Года? Так сколько уже сделано тобою, княже!

– Немало, боярин, но хотелось бы намного больше с Божьей помощью! Время идет, события надвигаются, врагов много. Но хотелось бы и друзей приобрести побольше, особенно родичей, чьи пращуры мои пращурам служили верно. И выбрали изгнание, как князь Боброк-Волынец, после подлого убийства моего державного прародителя, не желая идти на службу его коварным убийцам – литовцам и ляхам!

– Мы одного корня?! Из князей Волынских…

– Мои предки по прямой линии были королями Галицкими и Владимирскими, Иван Петрович. Вот грамоты, посмотри на них – там все сказано. Они древние, и хранились в обители Киево-Печерской, а потом в лавре, что на Святых Горах. Ту скорбную летопись нашего рода монахи вели, и передавали друг другу десятилетие за десятилетием. Вот они!

Юрий положил перед ошеломленным боярином все шесть свитков, придержав седьмой, полученный из Малороссийского приказа. Волынский развернул первыми свитки с золотыми печатями, и впился в них горящим взглядом, его лицо побледнело после первых прочитанных, вернее, буквально проглоченных строк.

Галицкий прекрасно понимал состояние боярина, ведь когда сам приловчился читать тексты на старославянском языке, то сидел рядом с архимандритом Изеилем с таким же ошарашенным видом, не в силах долгое время прийти в себя от рухнувшей на неподготовленные мозги информации, что являлась апокрифом для всех.

Еще бы – напрямую прикоснуться к истории, с ее подлостью и коварством, ощутить себя наследником древнейшего рода. Таковым и принял его настоятель, являвшийся представителем боярского рода Гнездо, приходившийся Смальцу очень дальним родственником. Оказалось, что настоящий Юрий Галицкий был старшим братом погибшего бурсака, но сгинул где то на чужбине. А младший просто взял его имя, и был убит татарами на Святых Горах. Так что отец Изеиль искренне воспринял немного отредактированную версию, что братья специально встретились в тайной пещере, где были спрятаны важные родовые реликвии.

Обитель от защиты слобожан удалось три месяца тому назад «отжать» – выпроводив казаков Лободы на северный берег Донца, предъявив приказную грамоту. Пускать на южный берег реки Юрий никого не собирался – то запорожские земли, на которых вслед за слободскими казаками появятся приказные дьяки с подьячими, и прочие начальственные люди. Вот тогда их уже не выпроводишь, а тут момент вышел удачный. хотя скорбный. Татарский набег для «слобожан» оказался неожиданным, а прорыв многотысячной орды вообще кошмаром. И харьковский полковник лихорадочно снимал казаков со всех застав, собирая конные сотни в кулак.

– Так ты королевского рода, княже Юрий Львович?!

Боярин низко поклонился, привстав при этом на одной ноге. Юрий нажал ладонью на плечо, усадив потрясенного Волынского в деревянное кресло. И негромко заговорил:

– Настало время возродить наше королевство, и тогда ты снова обретешь титул князей волынских. А вот тебе еще одна грамота, а под ней подпись царя и великого государя Федора Алексеевича. Прочитай ее внимательно, она нам позволяет это сделать, хотя о том и не говориться напрямую. Просто такой выверт предусмотреть в Москве никто не смог. А я над тем долго размышляю последние дни.

Юрий протянул Волынскому свернутую грамоту с печатью – боярин сразу углубился в ее изучение, внимательно рассматривая не то что каждую строчку, даже буквицу.

– Тебя признали «ляшским князем», княже Юрий Львович, и только. И русские князья тебя ровней считать не станут, даже московские бояре. Ты ведь изгоем являешься, потомком князей без удела. Да и в летописях это указано, когда пращуры твои перечислялись.

– Так оно и есть – «польский князь», который никогда признанным быть не может ни в Московском царстве, ни в Речи Посполитой. Только, видишь ли, боярин, земли сии, что Торецким княжеством именовать стали, никогда в состав Руси и не входили.

Юрий подготовился к беседе благодаря урокам отца Изеиля, что много знал из летописных сводов, пока долгое время пребывал в Киево-Печерской Лавре. И Галицкий как никогда не учился так усердно по истории – оказалось, что этот предмет удивительно увлекателен, и он неоднократно всячески хулил и ругал себя за то небрежение и лень, что проявил в школе во времена своей шальной юности.

Да, действительно права народная мудрость – знал бы где упадет, то заранее солому подстелил!

– Белая Вежа, которую Саркелом именуют, была на Дону, а легендарное Тмутараканское княжество вообще в Крыму и на Тамани. И стояло на берегах Азовского моря, куда Дон и впадает.

Но от моей земли далековато выходит. А потому хочу тебя спросить, боярин – как понимать древние слова «Галич» и «Волынь», ведь твой род не зря от последнего имя свое ведет?

– «Галич» – это горы, скала или холмы. Так называли те места, где Карпаты и река Днестр течет. А «Волынь», как в летописи, толи от города, толи оттого, что «вольные» там люди жили. Так мне дед говорил, он рассказы своего деда помнил – старик чуть ли девять десятков лет прожил. Задолго жил до первого царя Иоанна Васильевича, и пережил оного, и сына его, и царей Бориса Годунова и Василия Шуйского.

«Ни хрена себе?! Это же какая кладезь информации – вот бы поспрашивать старика. Жаль, не срослось. А теперь надо боярину свою идею поднести, и соус под нее выбрать правильно. Если воспринята она будет правильно, то свой след в истории я точно оставлю. Правда, не ведаю, что было толком, но стоит рискнуть!»

Юрий вздохнул, и начал говорить…

– Кряж, что идет южнее Северского Донца, разве не горная гряда?! По крайней мере, очень высокие холмы, это точно. Стрелецкую слободу и Княжий Двор решил я со Славянском и Торским городищем в единый град объединить, и Галичем назвать. Есть Галич на Днестре у Речи Посполитой, есть Галич и у Москвы. Так что третий стоять будет на реке Торец. И называться будет княжество по стольному граду Галицким!

Юрий посмотрел на вытаращенные глаза боярина и осознал, что крепко зашел, прямо в выгребную яму – как сказал бы раньше при крайне неудачной сделке. Но деваться уже было некуда, нужно гнуть линию до конца, и он заговорил дальше: