Глядя ему вслед, я подумал, что вроде наделил кого-то если не целью жизни, то каким-то смыслом.

* * *

Миски были обыкновенные, деревянные, небрежно мытые в реке (сточные воды замка текли туда же, так что это жуткая антисанитария) и их не меньше сорока. То есть с запасом. Столовая, это такое место, где по идее все едят за столами. Но единственный грубо сколоченный стол использовался для готовки и раздачи порций, а ели уж как придется.

Когда я взял миску, прошел мимо учеников к чану с едой и вежливо потребовал, чтобы мне её наполнили, народ как-то замер. Барон не ест с простолюдинами, тем более их пищу. Это ограничение меня разозлило, и я его нарушил. Дежурный призывник в изумлении навалил мне полную посудину.

Часть Пятки была кострищем, вокруг которого набросаны бревна. На одно такое я сел, и при помощи примитивной ложки принялся есть кашу из плохо сваренных черных бобов с застывающим бараньим жиром. Теплую и несоленую. А народ продолжал пялиться на меня. Прямо какое-то скопление статуй.

- Хера застыли? – проорал над Пяткой знакомый голос Гюнтера. И продолжил, вкладывая протяжный вой в каждое слово.

- В военном походе наш господин делит с нами все тяготы и лишения! Гордитесь, что преломляете хлеб с ним рядом. Но нехера тут пялиться, как на голую бабу. Полудурки! Пьяницы прокажённые! Уткнулись рылами в миски и бегом жрать!

К этому времени со мной рядом уселся невозмутимый Снорре. Кажется, его изначально не смущало ни качество еды, ни вопросы этикета, и идею пожрать он принял как родную. Похлебка, кстати, мне понравилась. Вообще нравилась человечья еда. Такая со вкусами, текстурой и плавающими кусками. Бобы слегка скрипели на зубах.

А вдалеке Кристэн, поставив руки в боки, заставлял толстяка что-то собирать, а увидав что ужин начался, размашистым жестами отправил жрать.

* * *

Каждое утро, ещё до восхода солнца – подъем. Я вставал, одевался, шел в господский туалет, пугающую деревянную конструкцию, которая торчала из каменной стены донжона в сторону реки, чтобы отдавать результаты физиологических стараний сразу в воду. Практичная идея разбивалась о то, что конструкция продувалась всеми ветрами и угрожающе скрипела.

Потом во двор. В чистом дворе были бочки с дождевой водой, ошеломительно холодной, в которой я умывался, отфыркиваясь и подмерзая, когда появлялся Снорре, одетый, вооруженный, всем своим видом осуждающий водные процедуры.

Вместе мы шли на Пятку.

На второй неделе к обучению присоединилась вся дюжина «стариков». «Копьё» -дюжиной было условно, потому что вместе с Оливером, который появлялся изредка, и то, чтоб присмотреть за мной - стариков было одиннадцать. Но математика не имела особого значения, к тому же никакого строгого рыцарского правила о численности отряда-копья не было.

К рассвету, когда подростки ещё только начинали бегать в кусты по зову мочевого пузыря, старики появились в полном боевом облачении и протрубили в рог. Когда молодые вывалились из шалаша, особо их потряс Жак, среди жителей замка заочно именуемый - Людоед.

Жак Людоед был высок, широк в кости и сразу во всем теле толстоват. В этом мире полнота редкость, а Людоед к тому же обладал непривычной короткой неровной стрижкой тёмно-русых волос, короткой плотной бородой и зарослями по всему телу. Огромный мрачный полуоткрытый рот, полный крупных гниловатых зубов и незабываемый цепкий взгляд. Такой огромный лохматый недобрый человек, который смотрит на тебя, как будто хочет съесть. Буквально. Никогда ни у кого не было вопросов – почему его зовут Людоедом? И каждый интуитивно понимал, что лучше в глаза его так не называть.

Старики дали молодежи приготовиться, пописать там, одеться, вооружиться, выстроиться в бесформенную толпу, после чего крикнули – «обороняйтесь!» и наваляли феерических звездюлей.

Мы со Снорре стояли неподалеку и обуревались эмоциями от зрелища.

Потом мат-перемат Гюнтера, который, конечно, тоже принимал в этом участие на стороне стариков. Он собрал разбежавшуюся по кустам молодежь назад и начал новые тренировки.

Старички были не так выносливы и активны, как молодняк. Но опыт и мастерство были налицо. Время от времени они показывали удары и защиту. Потом час за часом их отрабатывали.

День за днем.

Основа оружия – меч, топор, копье и лук. Лук – только у тех, у кого получалось, и при условии одновременного умения владеть топором или мечом, такой воин сразу же ценился. У остального оружия всего по три-четыре основных движения атаки и защиты.

Мне, естественно давали больше, поскольку предполагалось что Кайл, несмотря на характер гаденыша и лентяя, в основном, всё умеет. Я схватывал на лету, помогала сила и скорость.

Теперь, обрастая приемами и движениями, приходилось показывать высокий класс и оправдывать баронское происхождение. Из любого учебного поединка я неизбежно выходил победителем, потому что добавлял к ударам большую подвижность.

Мне казалось странным, что, одновременно орудуя мечом и щитом, эспье почти всегда стояли как вкопанные. Конечно, логика в том, чтобы не упасть - есть. Даже без тяжелой брони падение означало заведомо проигрышное положение.

Я же крутился как волчок. Не включая своё тело на полную катушку, уходил из-под удара, атаковал сбоку или отскакивал.

Конечно, это всё тренировка, чувствовалось, что старики могут намного больше.

* * *

Под вечер одного из дней я подошел к кузне, где, как сытый паук властвовал Кристэн. Вокруг него мелким бесом суетился Жерар. Сын мельника похудел, выглядел измотанным, но глаза его горели, а движения стали уверенными. Хотя, увидав меня, он запнулся и выронил какой-то хлам. Впрочем, Кристэн этого не заметил. Его взгляд пожирал мою баронскую персону. Они оба явно меня не ждали и не знали, как себя вести. Кузнец даже не сразу догадался встать.

- Мессир Кристэн!

Сквозь пот и грязь лицо кузнеца просияло. Благородные рыцари чаще называют хоть кузнецов, хоть свинопасов фразой вроде «эй ты, как там тебя!» и непременно слегка визгливо. А тут целый «мессир»!

- Да, милорд Кайл, – он слегка поклонился.

- Позволите ли вы на некоторое время отпустить Жерара со мной для небольшой клинковой тренировки и молитвы. Когда он покончит с вашими поручениями, разумеется.

Кристэн, польщенный таким уважительным тоном, отослал паренька тут же, сделав указующие жесты руками, напоследок действительно придав широкий учебный меч.

Когда мы оказались одни, вдалеке от Пятки, Жерар начал что-то бормотать, вроде благодарности или извинений.

- Стоп. Жерар. Ты что, боишься, что ли?

Он опасливо поглядел на меня и кивнул.

- Отставить бояться. Вижу, что мессиру ты глянулся. А он тебе. Собственно, хочу быть последовательным. Сейчас разучим пару ударов. Буду осторожно парировать, ты медленно, потом быстрее атакуй. Запомни. Воины в замке - эспье. Но вооружены и будут драться все обитатели. Потому что, когда придет враг, если замок падет – пощады никому не будет, даже малым детям. Лучше уж смерть в бою. Так что навык обращения с мечом не повредит. Потом помолимся перед ужином и сном.

Конечно, меня мало интересовала тренировка, хотя стоит немного «подтянуть» навыки Жерара. Он ведь совсем отошел от воинского ремесла, всецело взявшись за кузнечное. Когда он порядком намахался клинком, я велел ему стоять ровно и повторять за мной молитву по словам.

Взял его двумя горячими от упражнений руками за шею. Медленно мы повторяли.

- Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли…

Я лечил. Не очень сильно, не как Снорре, потому что Жерар не был ранен или болен. Но ежедневное утомление догоняло его, а лечение даст ему прямо с завтрашнего дня силу троих. Так я хотел поддержать его, раз уж начал помогать. Молитва была нужна, чтобы объяснить странное состояние во время лечения.

После молитвы я отпустил ошарашенного Жерара, а сам побрел к замку. Совсем не удивился, когда из кустов образовался молчаливый Снорре и помог идти. Как и в прошлый раз, ему влетело от матушки.