- Но тогда уж Мигель, в местной традиции, а не Михаэль!

- Августинцы придерживаются греческих традиций в написании и произношении имён.

- Ну, значит Михаил Сергий Иванно, а не Джованни!

- Достаточно Михаил или Михаэль, в общем поправляйте других, когда считаете нужным, никто не усомнится, что это ваше церковное имя.

Новоявленный аббат быстро вошел в роль, отнял у Снорре цирюльные принадлежности, обрил себе затылок, укоротил волосы, напрочь сбрил щетину, роскошные усы и козлиную бородку, которыми обладал ранее, потребовал ещё вина или пива, выпил, потянулся, посмотрел на нас с неудовольствием, потом разделся догола, с отвращением бросил свои лохмотья прямо в костер. Неосторожно, ведь костер задымил, зато символично. Туда же отправилась испорченная стражниками обувь архитектора. Сам он полез в ручей, практически лег туда, чтобы смыть тюремную грязь и остатки волос.

Оставшиеся при стрижке волосы тоже отправились в огонь. Мы уничтожали все, какие могли следы. Поднимался утренний бриз, надеюсь, никто не заметит вонь от костра.

- Ещё один чокнутый любитель водных процедур, – пробурчал под нос Снорре. Насупившись, палочкой поправлял края горящей одежды чтобы сгорело всё до последнего кусочка. – Вы что, в воде что ли родились, так в неё лезть?

Серхио, а скорее с этого момента уже Михаэль, с достоинством, которое никак не вязалось с его обнаженным, похудевшим в заточении телом со следами побоев, встал в ручье в полный рост, твердо произнес «Dieu le veut», то есть «на всё Божья воля», вышел на берег, уверенно вытерся одной из монашеских ряс (да, про полотенце я не подумал) и стал основательно одеваться в заранее купленное исподнее, нательную рубаху, штаны и вторую сутану.

- Почему она такая пыльная?

- Для натурализма, вы же по легенде пешком прошли через Пиренеи. Снорре замаскировал. При помощи дорожной пыли, а так была новенькая.

Аббат, пробормотал что-то явно неблагодарственное в адрес норда, стал разбирать «свои» вещи в походной торбе. Нашел и нацепил сначала большой красивый нагрудный крест с позолотой, потом маленький нательный, подпоясался некогда солидным, но потрепанным поясом (купил на рынке вместе с историей чудесного спасения владевшего ремнем купца), нацепил старый кошель с медяками (того же купца), глянул сверток официальных документов монастыря, там был даже восстановленный мной список монахов, письменные принадлежности, кухонные и столовые приборы, щербатый походный тесак в ножнах, библия, потёртый молитвенник, пустой дневник для записей, аккуратный кожаный мешочек с монастырской печатью, стоптанные походные ботинки (не по размеру, понадобятся новые), легкие домашние сандалии и увесистый медный подсвечник.

- Нахрена мне в скитаниях этот канделябр?

- Ну, типа под руку попался, когда убегал, – растерялся я.

Вздохнув с христианским страданием, Михаэль аккуратно сложил всё назад, с трудом обулся, забросил торбу за спину, протянул руку, требуя ещё пива.

- Готов топать дальше. Туши костер, язычник!

- Я не язычник, меня зовут Снорре Искатель.

- Все норды проклятые язычники, но моя миссионерская доля ставить их на путь исправления. Только ради этого соглашаюсь работать. Просвещать буду. А если серьезно, сеньор Кайл, с чего вы решили, что в жестокой издевке своей Бог не столкнет меня лбом с настоящим аббатом Михаилом? Меня же в лучшем случае повесят?

- Михаэль, теперь постараюсь вас только так и называть, вас же и так собрались сжечь за ересь, не всё ли равно?

- Нет. Я теперь новую жизнь начинаю, мне не хочется на плаху.

- Ну, смотрите, причин, почему вы не столкнетесь с другим Михаэлем из аббатства Святого Яго – две. Первая, от места разгрома аббатства святого Яго до земель Соллей тысяча лье. Вроде того, кто там мерил. Это здорово уменьшает вероятность. И вторая. Тот Михаэль – покойник.

- Но вы же сказали, труп не нашли, судьба не известна?

- Это официальная история. Дело было так. Есть серьезная причина строить монастыри, аббатства и прочие церкви как военные крепости. Их иногда натурально осаждают и жгут. То аббатство - не исключение. Когда пришли барберы, Михаэль и святые братья не стали подставлять вторую щеку, достали мечи, луки с горящими стрелами, копья, крючья, заперлись и держали оборону. Михаэль верил, что конница не возьмет высокие каменные стены монастыря. А вот несколько монахов не верили и под шумок сбежали, отсиделись в местных кустах. Малодушие. Тот парнишка, которого я расспросил, послушник, один из них. Они видели, что барберы тоже не ослиный бздёх. Конники притащили сцепку. Шесть лошадей попарно соединены вместе. С третьей попытки забросили на ворота осадный крюк, на длинной прочной веревке. Сцепка дернула и вывернула ворота с корнем. Нападавшие ворвалась внутрь. Крики умирающих. Одного из монахов распяли на внешней стене. Аббатство заполыхало. Выгорело дотла. Так что, трупа никто не видел. Вот только берберы берут в рабы молодых девушек, парней, детей берут. А упорных церковников не берут. Смерть. Кто спрятался от воинов, погиб при пожаре. И некому будет даже отыскать и захоронить тела. Война. Теперь вы понимаете, как один человек исчезает, второй исчезает, а первый появляется вновь. С одеждой, документами, атрибутами. И лучше всего вообще никому ничего не объяснять и не рассказывать. Статус барона и сына хозяев земли – защищают от лишних вопросов. Просто помалкивайте. А на севере никто и не слыхал толком про Пиренеи. Да, и это всё немного напоминает мою собственную жизнь. Потом поймёте.

Теперь идем. Скоро солнце встанет, двинемся открытым пешим путем сначала на юг, там, на брошенной ферме спрятаны наша конная коляска, надеюсь, не уперли, можно было в трактире оставить, но я не до конца доверяю местным. Не хочется оставлять никаких следов. Вообще. И притом, когда вас утром станут искать, основная версия будет – колдовство. Вы же еретик? Ну там, ведьмы прилетели, утащили, всё такое. Не будем мешать людям верить в то, что хотят. Скоро будем дома. По дороге выдумаем скучную историю как мы познакомились и про мои уговоры уехать в Арморику.

* * *

Штаб по спасению жителей Кубба заседал на свежем воздухе, во дворе. Под деревьями растянут плотный парусиновый навес, сколочен длинный грубый стол и лавки. Норды готовили еду, кашу и мясо на открытом огне, Валентины привезли два бочонка пива.

Никто не лёг спать. Аббат сидел в сторонке, почесывал порезы от стрижки и бритья, помалкивал, вливаясь в обстановку. Возбуждение выдыхалось и запивалось. Для целей секретности, то есть чтоб не сболтнули лишнего, никто кроме меня и Снорре не знал про побег и реальную историю аббата. Мы просто вошли с утра сквозь калитку, я представил его, попросил с дороги не приставать к человеку и вообще не приставать. Расселись. Йон отсалютовал огромной деревянной ложкой, затянул похабную байку, Магнус принес глиняные кружки, выпили за знакомство и понемногу перешли к серьезному разговору.

Штаб решал проблему, с которой постоянно сталкиваются жители этого мира – нужны деньги.

Давно перестали стесняться Валентинов, обсуждая возможность ограбления местного отделения ордена Тамплиеров.

Наказание за это ждало – исключительно смертная казнь, не спасся бы даже я со своим рыцарским статусом, разве что мне отрубили бы голову, а не повесили, как прочих. Наверное. Отделение было хорошо защищено и укреплено, чувствовалось, что тамплиеры в первую очередь – рыцари. И всё же этот вариант пока что самый жизнеспособный.

Но, проговорили все, какие есть у кого варианты, даже предлагалось женить меня на некрасивой, но богатой местной толстухе Анритте Анне, дочери городского казначея.

- На свадьбу уйдет куча времени. На то, чтобы получить приданое и смыться – тоже. Не говоря про то, что потом с благоверной делать?

- А я снова говорю, давайте гробанём торговое судно на выходе из Аркошонского залива. Заранее присмотрим побогаче. А если большое будет, даже не придется фриманца нанимать, – запел старую песню Тур.