Вместо ответа молодой парень протянул мне дрожащую руку, чтобы опереться и подняться на ноги. Я подал её. Когда он встал, то неловко поклонился. Чувствовалось, что кланяться не умел.

Пока я раздумывал, как завершить это мероприятие, Оливер Рэд вышел вперед и снова показал, что не зря носит мажордомов знак на груди.

- Ты согласен? Скажи, - я готов.

Снорре просипел, что «так тому и быть».

Мажордом повернулся к крестьянам.

- Вы правильно поступили, обратившись за правосудием к дому барона! Та коза зачтется вдове в осенний побор – ренту. Благодарите кавалера Кайла!

Крестьяне загомонили, явно довольные разворотом событий, а также тем, что их не накажут.

Оливер продолжил, глядя на Снорре.

– Ты! Казни не будет. Теперь твоя жизнь принадлежит хозяину. Становись перед милордом на одно колено и приноси клятву фуа, слова сейчас подскажу.

Вот так, прямо на грязном дворе замка, рядом с обломками виселицы, Снорре, или как его часто называли – Снорри, держась двумя своими костлявыми руками за мою правую, по одному слову повторял:

- Я клянусь в верности. Клянусь быть преданным с этого мгновения роду баронов Соллей и хранить перед всеми и полностью свое почтение, по совести и без обмана. И пусть накажут меня люди и Господь, если нарушу эту клятву.

Реальность происходящего накатывала, как волны, с каждым ленивым порывом ветра.

Когда всё окончилось, я поблагодарил Оливера, а он смотрел на меня странным взглядом глубоких голубых глаз.

* * *

Еда была холодной, простой и сытной, но показалась безумно вкусной. Вчерашняя похлебка с каким-то вареным зерном и крупными кусками баранины, вместе с постными лепешками. Деревянная ложка с упоением скребла по глиняной миске. Если подумать, я ел местную пищу впервые. И это после девяносто одних суток полета и трех дней (ха-ха, всего три, мгновение по сравнению с вечностью полета) стояния на полу местной церкви. Колени всё ещё болят.

Рядом осторожно, чтобы не наброситься на пищу, разбухшими от побоев губами, ел Снорре.

Мы были в «людской столовой зале» и я понимал, что баронская семья питается совершенно отдельно, на втором этаже донжона, при открытых на реку окнах, из медной посуды и при определенном церемониале. Но - хотелось жрать.

Кухарка Кларен налила нам холодного кислого вина в глиняные кружки. Я пил немного, действие местного пьянящего вещества было мне пока не знакомо, а норд налегал вовсю.

Мы оба молчали и, наверное, представляли странное зрелище, особенно с учетом моего разбойного плаща на голое тело. Оливер привел нас сюда, распорядился накормить, прогнал зевак и не остался сам, так что кроме кухарки с уставшими глазами, нам составлял компанию только бардак по углам и жирный паук в полутьме потолка.

Пока ели, мысленно провел аналогию с флотом. Вероятно, я – офицер. Отец старше меня по званию. Так. Оливер по всему видать – младше, допустим мастер-старшина. Вон он как всех гоняет. Хотя в замке бардак, его слушаются, а он слушается меня, хоть и старше по возрасту. Жители замка рядовые, или около того, потому что они не совсем гражданское население. Ну, может кроме кухарки и старых слуг. А замок выходит вроде военной части? Да ну, бред. Не может звание присваиваться при рождении и вообще плясать по наследству, а военная часть быть одновременно жилым домом. Фу. Кажется, на меня действует алкоголь.

Я встал и громогласно поблагодарил Кларен. Она вздрогнула, посмотрела испуганно, встала со стула, на котором сидела, сложив в кучку свои натруженные морщинистые руки и зачем-то поклонилась мне в пояс.

Смущенный, я поблагодарил ещё раз и стал вытаскивать из-за стола слегка нетрезвого Снорре.

Людская столовая зала выходила прямо на нижний двор. Оттуда мы направились к воротам, тем более что они были приветливо распахнуты. Норд не понимал, куда мы идем и был недоволен прекращением трапезы.

- Хватит жрать! С голодухи нельзя сильно налегать, продрищешься, – поучал я его совершенно небаронскими выражениями, потом напрягся, чтобы вспомнить, как зовут мужика на выходе из замка, который вместо караула ремонтировал какую-то телегу. Или делал вид, потому что заметил меня.

- Здравствуй, Клоде. Оторвись, будь любезен, от работы и найди кого-то, кто организует мне и Снорре одежду поприличнее, а мы пока немного прогуляемся.

Воин вздрогнул, когда я поздоровался с ним, но с достоинством выслушал и учтиво поклонился. Когда же мимо него проходил Снорре, заулыбался, хлопнул его по плечу и поприветствовал.

- Добро пожаловать в отряд эспье барона Соллей, Снорри - Висельник.

Снорре не ответил, но когда мы вышли за ворота на земляной вал, служивший дорогой, пробурчал себе под нос:

- А этот хер помогал правильно скручивать висельную петлю, на которой меня потом вздернули. А теперь вишь, приветствует меня. И кличку уже придумали, попёрдыши. Пёсья кровь.

Я усмехнулся и повел его к месту, которое знал только по памяти.

Аборигены не уважают гигиену или вовсе не знают о её существовании. Моются редко. Там, в начале вала, рассекающего мелководье, была тихая чистая заводь, речной песок, крошечный пляж и несколько крупных плоских камней, где иногда купались замковые мальчишки. Плескался в своем детстве и маленький Кайл. Надо теперь и нам смыть грязь, тем более что одного недавно вешали, а другой последний раз мылся в другой части галактики. Заодно протрезвеем.

Моя идея Снорре не понравилась, он посмотрел на воду как старая дева на дохлую крысу, горестно вздохнул, но вслед за мной скинул свои лохмотья и недовольно полез в воду. Зато в отличие от меня, похоже, умел плавать как рыба. Надо запомнить, чтобы и меня научил.

Искупавшись, я по примеру Снорре потерся песком. Смыл. Страшно подумать, что этот минеральный скраб - единственное средство для чистоты кожи. Надеюсь, хоть что-то ещё найдется. Потом мы лежали на песке и грелись под полуденным солнцем.

Пока я молча размышлял о необходимости питания, сна и гигиены, молчавший как пень Снорре заговорил.

- Почему вы меня не расспрашиваете?

- О чем?

- Ну, там, кто я, откуда, всё такое.

- Захочешь, сам расскажешь, – отмахнулся я.

Норманн засопел.

- Я из Бурнёфа. Это на юге. Мой отец норд, а мать родом из фламандцев. Батя бросил нас и сбежал в морские разбойники. Мечтаю найти его. Поэтому тут, где полно северян.

- И прочего сброда, – закончил я за него. - Только пираты в последний раз наведывались на эти берега задолго до моего рождения.

- Все равно я норд, северянин и здесь их много.

Я перевернулся на живот и поглядел на него. Полуголого, со следами побоев, худого и жалкого и, тем не менее, с какой-то идеей в грязной башке.

- Что такое свобода, норд?

Он промолчал.

- Вот ты поглядываешь на заросли камыша за валом. Небось, хочешь сбежать. Это для тебя свобода? Полусырая сожранная коза? А я тебя не держу. Дело даже не в клятве, хотя мне показалось, что ты был искренен.

Снорре молча скривился, вроде бы с чем-то соглашаясь.

- Вот что. Не надо быть звездочётом, чтобы понять, куда что движется. Допустим, ты сбежишь, я за тобой даже не погонюсь. И люд мой не погонится, я совру что послал тебя за какой-нибудь потребностью. И вот. Ты будешь дальше бродить и рано или поздно тебя повесят за кражи. Или руку отрубят. А кому ты нужен без руки? Или хуже. Не силен в морских разбойниках, но даже если на нашем берегу набредешь на таких, с чего ты взял что они тебя возьмут в команду, а не в рабы и не продадут за два мешка сушеной рыбы? Чего молчишь, нос повесил?

Кажется, он всхлипнул.

- Больше скажу, Снорре – Искатель. На свою жопу приключений искатель. Ты никому на всем белом свете не нужен.

Вот я урод. Он уже рыдал. Я взял его за лицо и повернул к себе. Кажется, наставник из меня не очень.

- Не ной. Я тоже нахрен никому не нужен. Правда меня и не вешают. Ну, смотри. Только успокойся, ладно. Смотри. Что случится с тобой там, за камышами, понятно. Но и здесь я тебе спокойной жизни не обещаю. Тут убийцы бродят и всё такое. Скорее всего, ты при любом выборе помрёшь молодым. Но со мной будешь при деле, сытый и с оружием в руках. Я слышал, для нордов это важно.