«Это безумие — плыть дальше, — все громче слышатся голоса. — Это самоубийство. Почему мы должны идти за этим чужеземцем? Ведь он же обманул всех; недаром ученые люди предупреждали, что плавать в этом океане невозможно. Правда, в этом-то они, пожалуй, не совсем нравы, но кто поручится, что будет дальше? Еще они говорили: если вы и доберетесь до этих… как их… антиподов, вы все равно не сможете вернуться обратно».
И совсем тихо, чтобы не коснулось чужих ушей, некоторые шептали: «А что, если сбросить капитана за борт, когда он будет заниматься своими счислениями? Что вы думаете по этому поводу, сеньоры?» И зловещая улыбка, появлявшаяся на их лицах, пугала юнг, кровь застывала у них в жилах, им было наверное страшнее, чем другим, ведь они же были детьми!
«Понедельник, 8 октября. Плыли к западу-юго-западу… Море, как река в Севилье, воздух мягкий, как апрель в Севилье, и одно наслаждение дышать им, такой он душистый», — между тем безмятежно текли строчки из-под пера Колумба.
Да, но в Севилье под ногами земля. В Севилье — дом, родной дом! Там мелодично звенят гитары, и молодежь танцует «фанданго», и такт отбивают кастаньеты…
А здесь? Волны и небо… Небо и волны… И полная неуверенность в завтрашнем дне…
Но Колумб по-прежнему спокоен. Он ободряет моряков, он говорит: «Что вас тревожит? Ведь мы уже прибыли в Индии, скоро вы это сами увидите. Вы вернетесь домой со славой и богатством!»
«Слава? Золото? Нет, нам ничего не надо, — упрямо твердили моряки. — Вот вам условие, сеньор адмирал: если через три дня мы не увидим землю, придется вам ловить другой ветер, тот, что принесет нас в Испанию. Конечно, если вы это сможете, в чем мы, однако, не совсем уверены». — «Хорошо, — сказал Колумб, — я принимаю ваши условия». И ушел в свою каюту…
А в склянках сыплется и сыплется песок, и юнги переворачивают их и поют свои песни; они мужественно стараются преодолеть страх, море учит их отваге, море делает их настоящими мужчинами.
Но смотрите! Вот в волнах качается совсем свежая ветка, она недавно отломилась от дерева и не успела увянуть… А вот цветы, тоже еще не увядшие… И стаи птиц в небе, они спешат достигнуть земли, чтобы ночевать там. И Колумб меняет курс, следуя полету птиц, и этим сокращает расстояние до ближайшей земли. Моряки возбуждены. Они уже не ропщут. Не угрожают. Они охвачены волнением. Настороженно ждут чего-то…
И вот настала ночь с 11 на 12 октября. Колумб записывает, что на горизонте виден свет. Это песчаная отмель, думает он. Но пока это еще только предположение. Тот, кто первый увидит землю, пусть сейчас же возвестит об этом пальбой из пушки. Смотрите вперед, вахтенные, смотрите внимательней вперед!..
«Ночь была свежей и прекрасной, — пишет Моррисон, — луна поднялась поздно… Таких яростных волн Колумбовы моряки еще не видали за все время путешествия… Корабли летели со скоростью 9 узлов. Матросы были испуганы и возбуждены, офицеры встревожены и раздражены, капитан-генерал ясен и спокоен…
Кончается шестая склянка ночной вахты: истекают последние минуты исторической эры, длившейся с первобытных времен. Еще несколько мгновений — и судьба перевернет склянку: песок из нее течет и ныне, и мы еще стоим у нее на вахте».
Два часа ночи. 12 октября 1492 года. Вахтенные зорко всматриваются в морскую даль. И вдруг крик, знаменитый крик матроса с «Пинты» Родриго да Триана: «Земля! Вижу Землю!» И выстрел, радостный, торжественный выстрел победы!
«Придет время, и будет открыт обширный континент, когда кормчий откроет новые миры и Туле не будет пределом земли» — так много веков тому назад предсказал знаменитый древнеримский философ и поэт Сенека.
Если бы он мог видеть, как исполнилось его пророчество!
На чудесных островах моря-океана
В пятницу 12 октября 1492 года Колумбовы моряки достигли острова Гуанахани, как называли его индейцы, Сан-Сальвадор, как переименовал его Колумб, что на русском языке означает «Спаситель».
И адмирал моря-океана, Христофор Колумб, и Мартин Алонсо Пинсон — капитан «Пинты», и Яньес Пинсон — капитан «Ниньи», сошли в лодку, захватив с собой королевские штандарты, знамена с зелеными крестами и оружие.
Но оружие не понадобилось. Местные жители, индейцы, как их стали называть с легкой руки Колумба — ведь он же думал, будто достиг Индий, — держали себя дружественно по отношению к неожиданным гостям, и «поскольку я, — писал Колумб, — сознавал, что лучше обратить их в нашу веру любовью, а не силой, я дал им красные колпаки и стеклянные чётки», то есть бусы, нанизанные на шнурок; их перебирают верующие, отсчитывая, сколько прочтено молитв и сделано поклонов. Для индейцев же это были просто блестящие игрушки.
«Они так хорошо отнеслись к нам, — продолжает Колумб, — что это казалось чудом. Они вплавь направлялись к лодкам, где мы находились, и приносили нам попугаев, и хлопковую пряжу в мотках, и дротики, и много других вещей… Все они ходят нагие… и сложены они были хорошо, и тела и лица у них были красивые, а волосы грубые… зачесывают они их вниз, на брови, и только небольшая часть волос, и притом длинных… забрасывается назад. Некоторые разрисовывают себя черной краской… другие красной… Они не носят и не знают железного оружия: когда я им показывал шпаги, они хватались за лезвия и… обрезали себе пальцы… Я же был внимателен к ним и упорно дознавался, имеют ли эти люди золото. Я видел, что у некоторых кусочки золота воткнуты в отверстия, которые они для этой цели проделывали в носу».
Колумб осматривал остров и все время твердил, что индейцы незлобивы, простодушны, что они живут без оружия и без закона, а между тем присматривал место для крепости, думая о том, что если «их высочества короли испанские» пожелают, то здесь можно основать маленькую крепость с гарнизоном, чтобы держать всех жителей в покорности.
А покамест он взял к себе на корабль несколько индейцев-проводников и направился дальше, к другим островам. Их много, какой навестить раньше? Все они ровные, без гор, веселые, зеленые, с прекрасной природой. Это был архипелаг Багамских островов. То и дело мелькают в дневнике записи о местных жителях других островов. «Они нагие, без оружия и без закона… У них у всех один язык, и все они дружны между собой».
Но вот беда: тот человек, которого Колумб взял с собой из Испании как переводчика, человек, знающий восточные языки и немного арабский, не понимал у индейцев ни слова! Так что приходилось объясняться знаками. И представьте, они друг друга понимали.
«Вот люди, явившиеся с неба, несите им пищу и питье!» — говорили индейцы. И добрые вести о людях, «явившихся с неба», летели впереди моряков на другие острова и там Колумба тоже встречали хорошо. Около кораблей кружились лодки — каноэ, — выдолбленные из стволов больших деревьев, и жители приносили с собой пищу и питье. Но так бывало не всюду. В иных местах индейцы в страхе убегали в лес, бросив свои дома, построенные «на манер боевых шатров» с высокими, хорошо сложенными очагами.
Острова пленяли Колумба свежей зеленью, прозрачными, чистыми источниками, душистым воздухом и птицами с пестрым, радостным оперением. Колумб — поэт, он любуется этой прелестью природы под синими небесами. Одно наслаждение, писал он, дышать чудесным воздухом, но… одной природы мало, вряд ли короли испанские интересуются ею, им нужно золото. — Колумб это знает отлично, и он ищет золото. Он видит — оно здесь есть, иначе откуда бы взялись на индейцах золотые украшения. Но где оно родится? Адмирал постоянно задает этот вопрос, и индейцы неопределенно показывают куда-то вдаль и говорят о каком-то большом острове Куба, где есть и золото, и жемчуг, и много разных чудес.
