Как вы уже понимаете, более шикарной музыкальной кунсткамеры в Питере было не сыскать. Репетиции придали нам дури, приближался дебютный концерт. На выступление приехали музыканты моего уездного городка – Лёха в люди выбился, надо позырить; стайка хорошеньких одногруппниц из бурсы, друзья и товарищи остальных музыкантов.

Фишкой концерта мы сделали исполнение песен без пауз. Нон-стоп-гоп-стоп-поехали!

Начало. Мандраж. Занавес поехал в стороны, я дал счёт палочками, Женя закрутил хаером, я сделал вступительный брейк и промахнулся мимо тарелки, отчего выронил палочку. Педаль с первого удара проткнула пластик на бас-бочке и застряла в нём до конца концерта.

Смеркалось, как любили писать классики русской литературы.

Краб надменно повернулся жопой к публике, широко расставив ноги и сложив руки на груди.

Михуил уныло загудел расстроенным басом, перепутав песни. Брызнула первая кровь с гитары Андрея, сверкнул белоснежный оскал. Маша взяла ноту хуй-бемоль, Даша вытянула хрен-диез. Взвизгнула пилорама, это Коля проорал первые строки, тоже перепутав песни, выдавая что-то мелодически потустороннее, явно отличное от наших с Михуилом стараний. Из начисто, до дыр протёртых в паху джинсов между широко расставленных ног у солиста вывалилось косматое яйцо.

Я скорчил страдающее ебло.

Зал отозвался восторженным хлопком. Зрителей мы не видели и плохо слышали. Чувствовали, что идём к успеху. От такого кайфа я увеличил скорость подачи. Весело и задорно мы сыграли всё наше говно-панк-попурри. Краб показывал яйцо и жопу зрителям до конца концерта. В последствии он очень этим гордился, типа песдец гениально, никто так не делал, только он один догадался. И яйцо, мол, было запланированным номером. Михуил так ни разу не угадал с песней, гитаристы шатались, один от головокружения, другой от потери крови, а Даша с Машей вызвали дьявола, который сразу в ужасе унёсся обратно в геенну.

Последнее наше произведение подошло к концу, занавес стал закрываться. Евгений выбросил в воображаемую толпу у сцены свой медиатор, я кинул палочки, Даша решительно показала сиськи. Зал восторженно молчал.

По Крабу сразу стало ясно: вот она, блядь, известность. Человек имел вид, словно анально покарал Памелу Андерсон и она слёзно просит ещё. Мы вышли в фойе нашего актового зала раздавать автографы и принимать поздравления. Я приготовил маркер, чтобы ставить факсимиле на сиськах одногруппниц. Фойе было пустым. Ни бурсачек, ни музыкантов уездной группы «Пропиздоиды», никого. Мобильные телефоны в то время были роскошью. Позвонить и спросить, куда это все делись, мы не могли.

Недоумевая, группа «Одноклассники» отправилась отмечать успех. Видимо, решил Краб, засовывая непослушное яйцо в штанину, все настолько охуели, что не знали, каким способом выразить свой восторг знаменитой группе, и, стесняясь своей темноты, скромно разбежались.

Девушек, посетивших концерт, я не видел где-то с неделю. Появились они в бурсе одновременно и, краснея, сдержанно хвалили выступление. Просили звать ещё. Кусали губы, кривили лицо, похрюкивали, как сучары, по точному определению не помню кого.

Только через несколько лет мне рассказали, что бедные люди во время выступления ползали по залу на коленях, помирая со смеху, подслеповато, как котята, тыкались заплаканными мордами друг другу в сраки, кричали от боли, причиняемой сведёнными межреберными мышцами.

Мы этот шум наивно принимали за восторг и поддержку.

К концу фееричного шоу всем пришло осознание, что вот сейчас придётся с серьёзной миной хвалить ЭТО, дабы не ранить в самое сердце гениальных музыкантов. Зрители благоразумно выползли на четвереньках из зала и долгое время не выходили на связь ввиду невыполнимости миссии воспеть нам хвалебные оды. Растеряв всех поклонников на первом концерте, мы стали готовиться ко второму, он был близок.

У нас в стране принято, что дома с детьми, типа Дома пионеров или Дома культуры, непременно даны в нагрузку какой-нибудь милитаристской организации. Военно-уставной пригляд обязан поднять детское воспитание на недосягаемую допрежь высоту.

По крайней мере, так выходило у меня. В какой дом-чего-нибудь ни приду, над ним обязательно шефствует воинская часть. Только вот… Всё какая-то лажа происходит от этого: то ли во мне дело, то ли в домах, то ли непосредственно в военных. Я так и не смог разобраться, но факт очевиден, как яйцо Краба.

Посудите сами. Приходит директору Дома культуры из части разнарядка: «По нашей информации, полученной от управления внешней разведки, имеется в Вашем распоряжении виртуозный и знаменитый ВИА „Одноклассники“. Просим доставить в военную часть для празднования Международного женского 8 марта в количестве 1 шт. Транспорт и тяговую силу в виде солдат срочной службы предоставим».

Неказистый Штирлиц, давший командиру части донесение о «виртуозном ВИА», радостно потирает клешни, блестя потной лысиной и сверкая дурным глазом за нелепыми квадратными очками.

В назначенный день условленный час приезжает военная машина, выходят солдаты-срочники во главе с командиром неопознанного мною звания. Пусть будет прапорщиком, я человек не военный, мне можно и ошибиться. Солдаты быстро грузят оборудование, закидывают на борт обалдевших от такого сервиса музыкантов, щиплют Машу с Дашей за жопы, и мы, словно Бременские музыканты, отбываем в расположение части.

У военных есть большой актовый зал, оснащённый допотопным, но исправным оборудованием. Имеются колонки-мониторы и микрофон, чтобы начальник части мог туда разговаривать ртом по торжественным случаям.

Местный электрик, которого я прозвал про себя Пых, более походящий на актёра, который в гриме сбежал от режиссёра Тима Бёртона, Восьмое марта, видимо, уже отпраздновал. Досрочно, как это и принято с советских времён, чтобы осталось время на отдых.

Пых шатается, пахнет водкой и канифолью, матерится, давая советы, что куда подключать. Я быстро расставляю барабаны и шляюсь без дела, размышляя, куда можно кинуть кости вечером, и гадая, покажет ли Даша сиськи на этот раз. Эти две мысли переплетаются в голове двойной ДНК-спиралью, подсказывая гениальное решение, что было бы охуенно кинуть кости таки к Даше. Группа таскает и подключает привезённые с собою комбики, усилители и микрофоны. Подходит заведующая залом, бабулька, одуванчик армейский, но гонору как у генерала, и повелительно кричит Крабу, то бишь – по её словам – «долговязому очкастому хую», чтобы он «пизданул для проверки что-нибудь в микрофон», в который будет толкать поздравительную речь командир части.

Голову даю на отсечение – сучья бабка что-то знала. Все они Ванги после шестидесяти.

Краб как раз в этот момент стоит рядом и мучает басуху Михуила.

– Отчего бы и не пиздануть, – опрометчиво пожимает плечами говнарь. – Пиздану.

Я стою спиной к сцене и вдруг слышу пронзительный, чистый, как звонкий ручеёк, фальцет. Знаете, как Витасу защемляет яйцо в припеве? Вот то-то и оно.

Визжит Краб.

Рок-идол впервые в жизни руладами амбициозных нот брал абсолютно недоступные ему ранее высоты, паря музой над концертным залом, выходя далеко за пределы пианинных октав, срамя самого кастрата Фаринелли.