– По моему совету сегодня император сделает тебя наместником Египта.
Реакция Балена была несколько иной, чем ожидал Авиола. Бесстрастный адвокат, свидетель многочисленных казней, внезапно начал дрожать.
Трясущейся рукой он отыскал руку Авиолы, спокойную и твердую.
– Не шути! Не шути такими вещами. Это бессмыслица! Ведь в Египет выехал Макрон…
Авиола смотрел, приподняв занавеску, на золотые листья палатинских дубов. Какая красота!
Бален настаивал, взволнованно сжимая руку Авиолы:
– Говори же! Император назначил Макрона. Ты мне сам это сказал…
Макрон уже на пути в Египет. Что это все означает?
Авиола высвободил руку и пошире раздвинул занавеску.
– Посмотри, Марк, на эту красоту. Видишь? Настоящее золото.
Море ударялось в остийский мол. Макрон соскочил с коня, помог Эннии и Валерии выйти из носилок и пошел между ними, сзади шли рабы и рабыни.
Недалеко от берега на якоре стояла большая трирема с римским орлом на носу.
Горечь и гнев, первые чувства, которые охватили Макрона, когда Калигула сообщил ему о столь серьезной перемене в его жизни, отошли, их сменила радость. Слова "так он отблагодарил меня за то, что я посадил его на трон" приобретали радужную окраску. Макрон был доволен. "Я годы стоял за спиной Тиберия и правил, старик мне ни слова не говорил, только иногда, когда я позволял лишнее. Но я постоянно чувствовал на себе его взгляд.
Удивительно, но я никакими силами не мог освободиться от него. Я был уверен, что легко обведу вокруг пальца этого мальчишку, если я сделаю его императором. У него о правлении не было никакого представления. На уме были одни лошади, девки и попойки. И более того, я отдал ему жену, чтобы крепче держать его в руках. И посмотрите! Марионетка вышла из повиновения.
Он вбил себе в голову, что он больше, чем просто "царь царей", чем бог, – фараон. Снюхался с Курионом и меня медленно, но верно устранял от власти.
Слава Фортуне, что все приняло такой оборот. Я избавился от этого негодяя, и жена вернулась ко мне…
Макрон с удовольствием посмотрел на Эннию, идущую рядом. Ее молочно-белая кожа сияла под копной черных волос. Красивые губы слегка дрожали. Я могу поспорить, что это она повлияла на мое назначение наместником Египта! Наместник! Властитель самой богатой римской провинции!
Настоящий властелин с неограниченной властью. Два легиона солдат, которые пойдут за меня на смерть. Что, если бы со временем мои солдаты провозгласили меня императором? Там бы это прошло легче, чем в Риме. Я не окажусь такой тряпкой, как Марк Антоний! Я за это возьмусь иначе, чем этот тетерев, толковавший о Клеопатре. Из Египта я смогу овладеть Сирией, Азией, Грецией и, наконец, Римом.
Макрон остановился и громко, в полный голос рассмеялся. Энния и Валерия посмотрели на него удивленно.
– Что ты увидел смешного? – спросила Энния, нервно теребя конец муслиновой шали.
Макрон не заметил страха в ее голосе. Он ответил бодро:
– Да ничего, египетская царица!
– Я уже была императрицей, – проронила она сквозь зубы и ускорила шаг.
Он посмотрел на дочь. У Валерии были покрасневшие, опухшие глаза. Она резко сказала отцу:
– Здесь нет ничего, над чем стоило бы смеяться.
Макрон понял. Одна потеряла императорскую мантию, другая – любовника.
Та, первая, тяжело несла бремя славы, купленной садистскими нежностями императора. Другая переживала, что ею пренебрег любовник-аристократ. И обе гусыни вместо того, чтобы радоваться, что избавились от таких сокровищ, почему-то скорбят. Женская сентиментальность.
Они дошли до конца мола. Стена была высокой, и о нее разбивалось разбушевавшееся море. Трап к лодке был узким, по нему можно было спускаться только поодиночке. Первым сошел Макрон, за ним – Энния. последней – Валерия.
Они медленно шли вниз. Обеим женщинам казалось, что они спускаются в Тартар.
Внизу под ними волновалось море. И в лучах солнца оно было темным, почти черным. Они спускались все ниже и ниже.
– Ну, по рукам, Марк. Мне нужно от тебя две вещи: на следующий год пошлешь в Рим на одну треть зерна меньше, чем обычно поставляет Египет…
Марк кивнул:
– Понимаю. Хотите поднять цены…
Авиола и глазом не моргнув продолжал:
– С солдатами – двух когорт будет достаточно – отправишься из Мемфиса на восток, в Арсиною. Пройдешь через полуостров к городу Элане, арабы называют его Эль-Акаба, на юго-востоке там обнаружены огромные залежи золота и серебра. Арабы понятия не имеют о стоимости этих рудников.
Подкупишь их предводителей, заткнешь им глотки хорошим вином и организуешь добычу. Что добудешь, отправишь на хорошо вооруженных кораблях мне. А я передам это императору для пополнения его опустевшей казны.
Бален долго смотрел на своего родственника. Восторг и зависть смешивались с удивлением. Этот человек умеет заработать на всем: на Египте, на войне, на мне. И сразу миллионы! Он почувствовал к нему неприязнь, но, ради богов, ведь он благодарен ему за то, что будет после императора самым могущественным человеком в империи.
И Бален торжественно поклялся, что выполнит оба желания Авиолы.
Они добрались до дворца, вышли и, приветствуемые стражей, поднялись вверх по лестнице. Нубийцы-носильщики уселись на корточки возле носилок и принялись разминать затекшие руки.
Император играл с Луцием в кости. Он проигрывал ему уже в третий раз.
– Мы играем на амфору вина, – сказал капризно Калигула пришедшим. – Луций – дитя Фортуны. Он меня обыгрывает. Скоро во дворце не останется ни капли вина для гостей. Но для вас еще найдется. Садитесь! Пейте!
Когда возлили Марсу и выпили за императора, Калигула произнес короткую речь, в заключение которой назначил Марка Эвтропия Балена наместником Египта. Бален присягнул императору в верности, принял пергаментный свиток со своим назначением, такой же, какой три дня тому назад получил Макрон, поблагодарил императора, Авиолу, Луция и удалился.
– Хочешь сыграть с нами? – спросил император Авиолу.
Нет. Авиола не хотел. До него дошли слухи, что император играет фальшивыми костями и поэтому постоянно выигрывает. Может быть, сегодня нет, а может быть, да. Лучше не играть. Со мной он вряд ли бы играл на амфоры вина, подумал ростовщик. И усмехнулся любезно:
– Я приготовил тебе сюрприз, мой божественный. который тебя, знатока состязаний и борьбы, заинтересует больше, чем игра в кости.
Император кивнул, и Авиола разговорился. Почему римские легионеры сражаются короткими колющими мечами, когда длинными они одолели бы противника легче и быстрее? А если мы собираемся вооружить армию новым современным оружием, как это мудро посоветовал Луций Курион, почему им не дать мечи, перед которыми неприятель бежал бы, едва завидя их? Авиола имеет в виду не галльский меч, который невозможно поднять, меч тех времен, когда Рим защищался от Ганнибала, сохраните нас боги! Нет, нет. Длинный – да, но легкий, из упругой бронзы, двусторонне отточенный и приспособленный одновременно и к колотью, и к рубке.
Император был действительно заинтересован. Через минуту все трое уселись в маленьком салоне в палатинских садах, где Авиола продемонстрировал бой двух рабов, специально для этого подготовленных.
Могучий германец с коротким римским мечом был поставлен против небольшого, явно более слабого испанца, стражник сунул ему в руки длинный меч, достававший до щиколотки.
– Но это же неравные противники, – заметил император. – Этот коротышка должен проиграть, даже если меч у него будет в два раза длиннее.
– Я ставлю на коротышку с длинным мечом, – сказал Авиола, усмехаясь.
– На амфору фалернского!
– Позор, – повел носом Калигула. – Мы делаем ставки, достойные грузчиков из Затиберья. Ну да ладно.
Бой начался нападением германца. Испанец на расстоянии отражал удары короткого меча легко и точно. Вскоре германец, прикрываясь щитом, бросился на испанца, намереваясь проткнуть его. Прикрыв грудь, он забыл о голове.
