– Это в тебе говорит вино, милый, – сказала она примирительно, – не храбрись…

Он беззаботно махнул рукой:

– "Смелому счастье в подмогу!" – говорит Вергилий. – Идем!

Он потянул Квирину к огонькам жилищ. Глиняная бутыль осталась лежать на разрытом песке.

У моряка, говорят,
В каждом порту – любовь,
Но обручен моряк
Только с зеленым морем.
Лишь оно над ним всевластно,
Лишь ему он предан страстно,
Лишь его во все века
Любит сердце моряка.
Да, зеленая отрава,
Только ты – моя отрада!
Так снимай меня скорей
С якорей…

Едва отзвучала матросская песенка, в таверну вошел высокий мужчина, а за ним бесшумно проскользнуло маленькое хрупкое создание, укутанное в плащ, только черные глаза смотрели боязливо и испуганно.

Мужчина помял длинную редкую бороду и заговорил, коверкая латынь:

– Привет властителям моря, братьям Нептуна. Я пришел из далеких стран, владелец бескрайних земель, сегодня пеший путник, у которого жестокие люди здешних мест недалеко от вашего города, который, говорят, называется Остией, украли коня, ослов и мулов, повозки с дорогими товарами и драгоценными подарками. Мое великолепное платье они сняли с меня. Моих рабов освободили, а меня самого с этой развалиной оставили бедам и опасностям ночи. Я хочу обратиться к властям. Где вооруженные стражи вашего порядка, чтобы твердой рукой вернуть мне то, что мне принадлежало?

Рыбаки уже были достаточно подвыпившими, но, несмотря на это, поняли смысл слов чужеземца. Ведь надо же, событие. И какое. Это известие всколыхнет спокойную поверхность дремлющей Остии. Они с участием обратились к чужеземцу:

– Откуда вы, благородный господин?

– С дельты Нила, граждане.

– А что это за куча тряпья?

– Это живая жертва великой Изиде. Поэтому она тоже идет со мной в Вечный город.

– Парень или девушка?

– И то и другое, уважаемые.

– Фу, вот это нравы! И тебе не стыдно!

– Стыд, мои дорогие, – удивительное слово. Мы, люди владетельные, этим словом не владеем. Очевидно, только низкий плебс может похвалиться этим качеством. Зачем нам, богатым, стыд? Чего нам хочется, то для нас закон, и за свое желание мы платим золотом.

– И у тебя есть золото, человек? – заикнулся Октав Семпер, и в его затуманенных глазах появился жадный блеск.

– Две бочки золота у меня отобрали. Поэтому я и хочу его вернуть. Ну, где ваши стражники?

– Э. дорогой, ваши попытки напрасны. Наши вигилы нализались, как повелевает Бахус, и давно уже храпят в канаве у дороги. Теперь их не разбудит даже гром.

– Так, значит, за вашим покоем никто не следит и вы отданы на произвол любого грабителя?

– Эй ты, бородач, не болтай попусту. Что там грабители. Мы сами рады, когда видим, как вигилы уходят. А на твои несчастья нам начхать. Пусть тебе помогает твоя Изида. ха-ха!

– Так. значит, в этих краях закон ничего не значит?

– Ты попал в самую точку. Ха-ха! Ничего.

Мужчина сверкнул белозубой улыбкой и внезапно заговорил на безупречной латыни:

– Спасибо вам за сообщение, остийские люди, а за ясность ума вы должны быть благодарны этой здоровой воде, которой трактирщик так основательно разбавляет вино. Ну, теперь можно и представиться.

Он сбросил плащ, сорвал бороду и расхохотался, видя изумленные лица рыбаков.

– Люди добрые, да ведь это сам Фабий Скавр! Фабий! Фабий!

– Ах ты бездельник! Ах ты чучело комедиантское! Снова ты нас провел, хитрец. Откуда ты!

Тем временем из-под плаща вылезла Квирина. Ее появление было встречено взрывом хохота. И снова все обратились к Фабию:

– Говорят, ты здорово отличился в Риме, не так ли? А теперь скрываешься от доносчиков? Пей быстрее. Трактирщица! Рыбы! Оливок! Вина для нашего весельчака и для нашей Квирины! Ну рассказывай! Дайте ему поесть! Он скрывался бог знает где и, конечно, голоден. Ешь! Пей!

Рассказывай!

Челюсти Фабия заработали. Это прекрасное занятие жевать так, что за ушами трещит, но только рыбаки нетерпеливы, все хотят знать.

Октав Семпер таращит глаза на эту пару: вот так дело, птичка уже в силках! О Юпитер Громовержец!

– Рассказывай, что ты играл в Риме, почему тебя за это преследуют, как паршивого пса! Рассказывай, рассказывай!

Фабий усмехнулся, сначала Квирине, потом рыбакам.

– Рассказать об этом трудно, друзья. Но если вы дадите мне возможность доесть тунца и запить его вином, я вам это сыграю. Хотите?

– Вот это разговор, дорогой ты наш! Давай играй. Подожди! Как так сыграешь? Ты один? Сколько же вас было в Риме?

– Наверное, двенадцать.

– А здесь ты хочешь играть один?

– Так, может быть, мне послать в Рим за остальными?

Все рассмеялись. Послушайте его, он хочет играть один!

– Хотел бы я на это посмотреть! Ну, играй! А ты, девочка, собирай деньги. У каждого из нас еще завалялся какой-нибудь сестерций. Ну так за дело, Фабий!

Рыбаки перенесли лавки, сдвинули столы и уселись поплотнее, чтобы освободить место для сцены. Трактирщица стояла в дверях кухни, сложив костлявые руки на ввалившемся животе. Трактирщик подправлял факелы, воткнутые в стены, чтобы лучше светили.

Фабий одним глотком допил кружку, вытер губы тыльной стороной ладони и поставил посреди "сцены" стул.

Наступила тишина. Только Семпер Ступид не мог угомониться и, обозвав трактирщицу огородным чучелом, потребовал вина.

– Пш-шт! Заткнись, Ступид! – зашипели на него со всех сторон.

Фабий вскинул руки:

– Благородные господа, я приветствую вас, пришедших посмотреть новую комедию! Многочисленная труппа Фабия Скавра покажет вам фарс, который называется "Бездонная бочка". Ну, мои дорогие, веселитесь!

Все зааплодировали. Очень интересно, как это сыграет "многочисленная труппа".

Фабий подошел к стене. Квирина подала ему глубокую медную миску и дубинку. Миску он надел себе на голову. а дубинку взял в руки. Повернулся к публике. Все рассмеялись: посмотрите, солдат! До чего хорош! Просто лопнуть можно от смеха, ха-ха!

Квирина забилась в угол и смотрела. Солдат заговорил. Разве это голос Фабия? Нет! Голос был писклявый, резкий:

– Громы и молнии, люди, не толкайтесь так! У кого тессеры, марш на свои места. У кого нет, смывайтесь! Раз мы в театре – здесь будет порядок, это так же верно, как то, что я преторианский центурион Тард!

Фабий двинулся от стены к середине, расталкивая руками невидимую толпу, эта толпа относила его, он угрожал, рассыпал удары и цветистые проклятия.

Потом засопел, вытер пот, приподняв миску, и уселся на стул.

– Фу. Нет, это не люди. Толкаются, словно волы в хлеву. Не уважают представителя власти. Но я вам покажу, бродяги. Я здесь лицо важное. – Он посмотрел вдаль, как будто на сцену:

– Можно было бы уже и начать. Эй вы, комедианты паршивые, пошевеливайтесь!

Таверна сотрясалась от хохота. Великолепный центурион с дырявой миской на башке и с дубинкой! Правда, Фабию часто приходилось сталкиваться с этими вояками. Он хорошо их знает.

Центурион, опираясь о дубинку – символ власти. – настороженно смотрел перед собой:

– Наконец-то начали! Не до утра же мне торчать здесь! Ого! Что это там на сцене? Пекарня? Ха-ха! Такого в театре еще не было. Посмотрите.

Собрание пекарей? Вот глупость-то. Какое нам дело, что один пекарь строит себе новую пекарню, а другой будет печь хлеб из гнилой муки? Главное, что он улучшает хлеб, не так ли?

Центурион самозабвенно ковыряет в носу и оглядывается по сторонам.

– Вон там сидит господин префект. С претором. О чем они шепчутся?

Префект выглядит рассерженным. Вот так дело! Не происходит ли на сцене чего-нибудь недозволенное? Ага, пекари договорились, что, когда эдил придет проверять качество хлеба, они дадут ему взятку. Это хорошо, ха-ха.