Тодд покачал головой и молча указал на дерево, меж ветвей которого по-прежнему пробивался свет. Теперь ангел устроился поудобнее. Он уже не скакал с ветки на ветку, а спокойно ждал.

– Боюсь, очень скоро мне придется уйти с ним, – сообщил Тодд. – Я дал ему обещание.

– Обещание? Но почему? Ты же хотел убежать от него! Почему же ты не попытался это сделать?

– Как я мог бежать? Вы обе лежали без сознания. Я не решился вас бросить.

– Но ты мог бы спастись!

– Знаешь… мне кажется, я уже спасен, – произнес Тодд.

– Ничего не понимаю.

– Я спасен… хотя и не совсем так, как думал… и не совсем от того… Спасен от самовлюбленного эгоиста, которым был всю жизнь. – Тодд пристально взглянул в глаза Тэмми. – Думаешь, умри я до встречи с тобой – по мою душу явился бы ангел? Ничего подобного. Хвостатые черти утащили бы великого грешника Тодда Пикетта прямиком в ад.

Голос Тодда звучал шутливо, но Тэмми, неотрывно смотревшая ему в глаза, чувствовала: сейчас он говорит о самом сокровенном.

– Я должен тебя поблагодарить, – прошептал он, наклонившись к ней и коснувшись губами ее щеки. – И знаешь, я все думаю, вдруг в следующей жизни нам с тобой повезет больше?

– Повезет?

– Да. Вдруг мы с тобой родимся в домах по соседству. Будем вместе играть, ходить в школу. И с детства поймем, что предназначены друг для друга.

– Прекрати, – выдохнула Тэмми. Слезы застилали ей глаза, и лицо Тодда расплывалось. Это ее никак не устраивало. Скоро, совсем скоро он уйдет от нее навсегда, и ей хотелось наглядеться на него напоследок.

Тодд поднял голову.

– По-моему, помощь уже близка, – заметил он. Тэмми тоже слышала гудки сирен, раздававшиеся у подножия холма.

– Это сигнал. Мне пора уходить. – Тодд вздохнул. Сирены становились все громче. – Черт возьми, почему они так быстро прибыли?

Тодд тоже плакал; горячая капля упала на щеку Тэмми.

– Господи, Тэмми, знала бы ты, как мне не хочется уходить. Как не хочется покидать этот мир.

– Нам всем придется покинуть его, рано или поздно. – Тэмми нащупала руку Тодда и крепко сжала ее. – В твоей жизни было много хорошего. Ты сам это знаешь.

– Да. Да. Я знал хорошие времена.

– Тебе повезло. Ты прожил свою жизнь лучше многих.

– Да. Да.

Источник света начал спускаться с дерева, и впервые – потому ли, что ангел был близок к выполнению своей цели, потому ли, что сама Тэмми балансировала на грани между жизнью и смертью, – ей удалось разглядеть то, что находилось внутри луча. Ангел уже не пытался одурманить ее при помощи видений, и она различила в круге света человеческие очертания – не женские и не мужские. Ангел встал за спиной Тодда, и на мгновение Тэмми показалось, что это и есть Тодд. Тодд Пикетт в новом, доселе невиданном, невыразимо прекрасном облике, красоту которого не способны уловить кинокамеры и бессильны передать слова.

Тодд нежно провел рукой по ее щеке и выпрямился.

– Мы встретимся в следующей жизни, – прошептал он.

– Я верю в это.

Пикетт улыбнулся своей знаменитой улыбкой, той самой, что некогда пленила Тэмми; а потом улыбка его померкла, но лицо вовсе не стало печальным. Напротив, взгляд его исполнился безмятежного покоя. Ему больше не надо было притворяться. Не надо было очаровывать и влюблять в себя.

Тэмми попыталась в последний раз встретиться с Тоддом глазами. Она все никак не могла вдоволь на него насмотреться. Но взгляд его был устремлен вдаль, в неведомую даль, куда ему предстояло отправиться.

А когда он заговорил, в голосе его слышалось такое счастье, что Тэмми не удержалась от рыданий.

– Демпси? – воскликнул Тодд. – Ко мне, мальчик! Ко мне!

Тэмми повернула голову к серебристому лучу, все еще надеясь в последний раз взглянуть на Тодда, но тут ангел заговорил – или ей показалось, что он говорит. Он проронил одно-единственное слово – словно лентой увязал потуже все ее мечты и желания. То было тихое слово, но оно на мгновение заглушило вой сирен. А потом свет начал растворяться во тьме каньона.

Тэмми знала, что теперь о ней позаботятся; знала, что скоро рядом с ней будет Максин, которая не даст ей умереть. Она выпустила конец ленты и позволила ей улететь, едва касаясь земли.

И когда слово, пророненное ангелом, растаяло в воздухе, все обитатели каньона забыли свой страх. Животные вновь обрели голоса; цикады застрекотали в траве, ночные птицы защебетали на ветвях, а на дальнем склоне раздался ликующий хор койотов. Они радовались не добыче, но тому, что им дарована возможность жить.

Многие недели Тэмми находилась в руках медиков, и все они – ортопеды, нейрохирурги, гастроэнтерологи и старые опытные медсестры – в один голос утверждали, что ей невероятно повезло и что она «родилась в сорочке». Несмотря на это, изнывая от боли томительно долгими днями и ночами, Тэмми отнюдь не ощущала себя везучей.

Скорее наоборот. Нередко ночью, в часы бессонницы, ей казалось, что она никогда не встанет на ноги. Разумеется, ее пичкали болеутоляющими, из-за которых она постоянно пребывала в состоянии легкого дурмана, но даже после укола или приема таблетки, когда боль немного затихала, Тэмми чувствовала ее присутствие. Боль таилась здесь, в ее израненном теле, и лишь выжидала удобного момента, чтобы вновь воспрянуть и продолжить свою мучительную работу.

В течение первых трех суток после катастрофы Тэмми лежала в отделении интенсивной терапии госпиталя в Сидар-Синае. Но как только непосредственная угроза ее жизни миновала, страховая компания потребовала перевода Тэмми в окружной госпиталь Лос-Анджелеса, где она могла получать лечение со скидкой в пятьдесят процентов. Так как сама Тэмми была совершенно неспособна возражать, ее бы, вне всякого сомнения, туда перевели, не вмешайся тут Максин. Выяснилось, что у мисс Фрайзель есть близкие знакомые в Совете госпиталя, и она недвусмысленно дала им понять, что миссис Лоупер лучше не беспокоить и в противном случае их ожидают весьма серьезные неприятности. Руководство госпиталя сочло за благо не перечить Максин. Тэмми оставили в Сидар-Синае – более того, перевели в отдельную палату. Максин заботилась о том, чтобы каждое утро в палату доставляли свежие орхидеи в огромном количестве, а в три часа дня – шоколадный торт из магазина «Леди Джейн».

– Поправляйся побыстрей, – приказала она Тэмми в одно из своих первых посещений; Тэмми тогда только что перевели из отделения интенсивной терапии. – У меня уже составлен длиннющий список обедов и вечеринок, на которые нас пригласили. Боюсь, на ближайший год ни одного свободного уик-энда не предвидится. Мне уже звонила Ширли Маклейн. Сообщила, что ей привиделся Тодд, отлетающий на небеса. На нем была светло-голубая рубашка. Я не стала огорчать старую перечницу и заверила ее, что именно в такой рубашке он и отбыл в лучший мир. Кстати, ты не помнишь, как он был одет в действительности?

– На нем были потрепанные джинсы и никакой рубашки, – улыбнулась Тэмми. – Футболку он разорвал, чтобы сделать мне перевязку.

Голос ее все еще был слаб, но в нем постепенно оживали прежние интонации.

– Об этом ты сама расскажешь старушке Ширли. И всем прочим друзьям Тодда, которые сгорают от желания с тобой познакомиться…

– Со мной? Но почему?

– Потому что я рассказала им, что ты – совершенно потрясающая особа, – заявила Максин. – Так что залеживаться на больничной койке тебе некогда. Как только разрешат врачи, я отвезу тебя к себе, в Малибу.

– Господи, зачем тебе столько хлопот?

– Думаю, хлопоты – это как раз то, что мне сейчас нужно, – с неожиданной серьезностью ответила Максин. – И чем больше хлопот, тем лучше. Надеюсь, это поможет мне забыть… о том, что с нами произошло.

К счастью, Тэмми не мучили тяжелые воспоминания. Помимо болеутоляющих ей давали и транквилизаторы, так что большую часть времени мысли ее текли вяло и лениво, и все случившееся казалось всего лишь странным сном.