— Верно, — согласилась Ровена, внезапно почувствовав себя старой. «Лютер рекордс» наняла целую группу подростков, которые лазили по всем городским подвалам, откуда только доносились звуки музыки.

— Да и вообще, подумай о солнце, о джакузи, — искушал ее Джон. — Представь, мы бы вышли сейчас из дома, погрузились в теплую ванну под открытым небом, голые, смотрели на звезды и пили шампанское.

Ровена попыталась представить. Первые три месяца в качестве главы отделения стали для нее физическим и эмоциональным испытанием, какого она даже не могла вообразить. Одно дело — руководить в «Лютере» самой собой или небольшим штатом, и совсем другое — сейчас.

В эти дни она следила за рождением седьмой фирмы в Америке, а это означало — каждую минуту принимать решения по самым разным вопросам, о которых никогда раньше голова не болела. В «Лютере» единственной заботой была музыка. А в «Мьюзика Норс Америка» — и маркетинг, и промоушн, и бюджет, и налоги, и распространение. Сплошная головная боль.

Ровена занималась и транспортом — она летала то в Детройт, то в Миннесоту на переговоры с компаниями грузовых перевозок. Иногда целыми днями беседовала с банкирами, вкладывавшими деньги в их дело, и с бухгалтерами. Она должна была разбираться в рекламе, чтобы судить о деятельности рекламных агентств. Дни ее незаметно перетекали один в другой в головокружительном темпе. Если бы Джон не настаивал на совместных выходных, у нее вообще не было бы свободного времени.

А теперь шла работа над вторым альбомом «Атомик масс» — «Зенит».

— Что, жарковато, детка? — зафыркал Джош Оберман, в очередной раз прилетев в Штаты. — Интересная жизнь только начинается.

Сначала он хотел упомянуть о звонке Топаз Росси, но передумал. Незачем беспокоить ее напоминанием о злой маленькой журналистке в такое напряженное время.

Ровена простонала:

— Не думаете ли вы, что Френк Уиллис с этим не справится? Он же в конце концов отвечает за маркетинг.

Он покачал головой:

— Никоим образом. После твоей удачи с «Колизеумом»? Да нет, никто не может распоряжаться этим диском, кроме тебя.

— Боже мой, — пробормотала Ровена, проведя рукой по волосам.

— В последнее время ты мало общаешься с Майклом Кребсом, — проницательно заметил шеф. — Не годится. Я прослушал последние записи — они ужасные. А «Хит-стрит» будто сделан в спальне Джо за пару недель. И я хочу, чтобы Майкл включился в работу, проталкивал диск на радио и поддерживал мальчиков на гастролях.

— Но это же не дело режиссера?

— А Кребс не просто режиссер.

Она не хотела его видеть.

Но это неизбежно. И что ей сказать? «Шеф, я чувствую себя неловко с Майклом, потому что я спала с ним. Я думаю, Кребс предпочел бы работать с кем-то другим. Я вообще не хочу с ним встречаться»?

Но на самом-то деле Ровена хотела видеть Майкла.

Вот в чем дело.

Красивая Америка, свободная Америка, думала Ровена, собираясь на трудную встречу. Америка, где все одержимы идеей переделать себя и своими руками направлять собственную жизнь.

Но разве она поступила иначе? Разве она не бросила одну жизнь и не создала другую? Сейчас у нее все атрибуты преуспевающей американки: собственная квартира с самой необходимой мебелью, регулярные занятия в гимнастическом зале, где она тренировала свое тело, обтянутое лайкрой, гардероб, состоявший из классических вещей, холодильник забит минеральной водой, фруктами, овощами — все, как полагается обитателям Манхэттена, высочайший стиль и польза.

Однако Ровена упустила один момент. Причем наиболее важный. Ее любовную жизнь всегда отравляло слово «вперед». До двадцати двух лет у нее было несколько приятелей, несколько любовников — хорошие ребята, правда, имен ей сейчас не вспомнить, они всегда жаловались: Ровена спешит, у нее нет времени для себя, она никогда никого не любила. Ровена смеялась, целовала их, но ее сердце оставалось неприступной крепостью. И никто из них не смог эту крепость взять.

Но когда я влюбилась, так уж влюбилась.

Майкл Кребс. В нем было все, чего не должно было быть в первой любви. Вдвое старше. Другая религия. Другое окружение. Другая страна. Отец трех сыновей. Муж обожающей его жены.

И что еще не так? Ах да, он не просто коллега, но выше по положению, он нетонкий, повелитель по натуре. Но они стали хорошими друзьями, а он еще и умным наставником, правда, все это улетучилось, как только Ровена встретила другого мужчину, потому что единственный способ избавиться от Майкла Кребса — отсечь его.

Ровена размышляла, что надеть. Что-то простое, но красивое, решила она. Если одеться намеренно плохо — Кребс воспримет это как какой-то сигнал. А она должна выглядеть, будто ей все это не важно. В конце концов он женат, у нее потрясающий партнер, а они просто коллеги.

Но что было в прошлом — не проходит.

Она надела свободное кашемировое платье от Армани, цвета масла, подходящие туфли, нацепила толстый деревянный браслет, зачесала волосы на косой пробор и неяркой помадой провела по губам. Естественный стильный вид, ничего провоцирующего. Ровена закончила одевание, спрыснувшись свежими духами «360 градусов» от Перри Эллис.

Да, все прекрасно, думала Ровена, направляясь к двери.

Она выглядела сосредоточенной и собранной.

Она с этим справится.

— Мы рады снова вас видеть, — приветствовала ее Эми Триттен, сотрудница «Миррор». Она даже не старалась изобразить искренность. Эми шла через главную студию с пачкой бумаг, безукоризненно одетая — в голубом костюме от Ариенн Виттадини. Никто из женщин, работавших с Кребсом, никогда не радовался появлению Ровены Гордон.

— Вы хотели встретиться с мисс Линкольн? Она звонила, ей понадобилось срочно увидеть Майкла, но она появится только через пару часов.

— Нет, — ответила Ровена, удивляясь, зачем Барбаре так срочно Майкл Кребс. — У меня назначена встреча с Майклом по новому диску.

Эми слегка улыбнулась:

— Он в офисе. Я провожу вас.

Ровена пошла за молодой женщиной через весь студийный комплекс, пытаясь успокоить нервы, весело улыбалась инженерам и техникам, которые по дороге здоровались с ней. Все обойдется. В общем, правильно, пусть эта беседа состоится. Она может воспользоваться его помощью при запуске «Зенита», и потом Майкл действительно эксперт по части радио. Казалось, едва взглянув на диск, он мог безошибочно сказать, в какой программе он пойдет.

Ее провели в кабинет, Кребс пил кофе и дружески беседовал с симпатичной женщиной под сорок с блестящими, коротко и аккуратно подстриженными волосами. Когда Ровена вошла, та приятно улыбнулась ей.

— Ровена, я рад, что ты смогла прийти, — сказал Майкл. — Ты не знакома с моей женой?

Как она пережила тот день, Ровена никогда не смогла понять.

Дебора Кребс явилась для нее полной неожиданностью. Не свистушка, не старомодная, не сука, — привлекательная, интеллигентная, приятная женщина, проявившая интерес к карьере Ровены. Она явно любила своего мужа. Разговаривая, держала его за руку, и этот жест был непринужденным, естественным для женщины, совершенно раскованно чувствовавшей себя с партнером.

Ровена физически почувствовала укол ревности, ноги ее задрожали, и какую-то долю секунды она не могла дышать.

— Дебби? Да? Рада видеть вас, — сказала она.

В этот момент Ровена поблагодарила судьбу за тяжелые годы, проведенные в английской школе-пансионате. То, что в нее вбивали, вдруг вернулось, пришло на помощь, старые рефлексы сработали. Спокойствие, спокойствие, спокойствие. И она сказала его жене, как много она о ней слышала.

Ровена задавала ничего не значащие вопросы о здоровье сыновей. Потом распелась о своем Джоне Меткалфе.

При этом она избегала смотреть Майклу в глаза.

Когда они перешли к «Зениту», Ровена стала делать записи, понимая — Оберман начнет выспрашивать о встрече, а она не могла вникнуть ни в одно слово Майкла. Она не торопилась, не суетилась, перед уходом пожала обоим руки и сказала — они непременно должны поужинать вчетвером на следующей неделе, когда Джон прилетит в Нью-Йорк. К машине она шла счастливая и довольная. По ее лицу можно было прочесть одно — она только что закончила очень полезную встречу со старым другом. Когда наконец, слава Богу, Ровена отъехала, она еще не плакала, запрятав боль очень глубоко.