Но она не вправе жаловаться. Час от часу ситуация все больше прояснялась. С финансами, например, они на пределе — после ее собственных преобразований, проведенных на Восточном побережье, и после того, что было сделано по ее примеру в Лос-Анджелесе, на Западном.
— Я уже не могу выжать ни единого лишнего цента.
— И «Меншн» не сможет, — подтвердил Дамиан Харт, и казалось, банкиры с ним согласились.
Топаз сумела на бегу поговорить с Джералдом Квином о своей новой идее.
— Как, мы на правильном пути?
— Если это только осуществится…
Итак, собрав все свое мужество, она попросила Гуверса встретиться с ней после работы. «Если я смогла заставить себя позвонить Ровене Гордон, я поговорю и с собственным начальником».
За толстыми стеклянными стенами виднелся Манхэттен, похожий на ковер из электрических лампочек, сверкающих и передвигающихся. Машины, казалось, катили быстрее, небоскребы выше обычного взвивались вверх, сердце Топаз колотилось. А если он подумает, что она ошибается? А если он подумает, что ее ослепляют собственные амбиции? А если она просто истеричная беременная баба?
Но Гуверс ничего такого не говорил. Он слушал.
— Джералд Квин анализирует состояние этой компании несколько лет, и он клянется — сделка себя оправдает. Послушайте, Мэт, если Коннор Майлз проглотит нас, всем конец.
— У нас обязательства перед держателями акций, — предупредил старик.
— Я понимаю, — ответила Топаз, пытаясь сдержать нетерпение. — Но наши обязательства долгосрочные, так ведь? Несмотря на то, что акции могут подняться на пятнадцать процентов после объявления цены при слиянии компании, цена их упадет на тридцать, когда он опубликует свои первые результаты. — Она подалась вперед, и ее живот уперся в стол Гуверса. — Мэт, вы хотите уйти на пенсию? — тихо спросила она. — Учтите, не так уж много свободных мест для безработных вашего ранга в других журнальных концернах.
Мэтью Гуверс вчитывался в аналитическое исследование положения «Меншн индастриз», которое Топаз положила перед ним на стол красного дерева.
— Хорошо, давай так и поступим, — сказал он. — Только, Росси, никаких разговоров.
Ровена Гордон пару часов размышляла, как все это изложить Джошу Оберману, потом позвонила ему домой.
— Гордон, ты знаешь, который час? — резко спросил Оберман. — Что, нашла инвестиционный банк?
— Мне позвонила Топаз Росси из «Америкэн мэгэзинз», — начала Ровена. — Она предлагает нам создать консорциум и с его помощью выкупить «Меншн индастриз». Они уже наняли «Моган Макаскил», и там есть человек, специалист по конгломератам, знающий всю подноготную «Меншн», и он думает, у нас есть шанс провернуть это дело.
Пауза.
— Так, дай-ка мне уяснить, — попросил Оберман. — Значит, «Мьюзика рекордс» и «Америкэн мэгэзинз» объединяются и выкупают Коннора Майлза. Сделка, направленная против него.
— Вы правильно поняли, — согласилась Ровена.
Оберман крякнул, и смех, похожий на скрежет, донесся через Атлантику.
— Гордон, ты ненормальная девушка. Но вообще-то почему бы, черт побери, и нет? Ничего лучшего все равно не светит.
— Так вы серьезно? — спросила Ровена.
— Если ты — серьезно. — И его тон изменился. — А ты ведь не шутишь, не так ли, Ровена?
— Да, сэр. Это, конечно, трудно, но не невозможно. И потом — назовите мне другой шанс.
— Тогда попробуем. Я старый, но еще не мертвый, — сказал Оберман. — Да, Ровена, я не хочу, чтобы об этом знали в исполнительном комитете.
Джерри Квин был в эйфории. Он так хотел провернуть эту сделку, что, кажется, ощущал ее на вкус. Деньги. Плата за победу принесет «Моган Макаскил» миллионы.
Но что еще важнее, создаст ему репутацию. Забудьте Крависа, забудьте Вассерштейна, именно он, Квин, станет новой звездой Уолл-стрит. Давид, убивающий мощного Голиафа в образе «Меншн индастриз». Сделка века. И только из-за одной глупой ошибки Коннора Майлза, возомнившего себя бог знает кем, решившего, что он способен купить сразу и «Америкэн», и «Мьюзика».
Сигнал к действию дан!
«Америкэн» и «Мьюзика». Большие корпорации, но недостаточно большие, чтобы противостоять конгломерату. Компании, где совсем недавно поменялось правление, и новые люди готовы на все ради сохранения обретенной власти. Власти, вкус которой они только что отведали. А этот вкус — о, он для них слаще меда.
Они очень обеспокоены. Они в отчаянии.
Они будут бороться.
Вместе с Ником Эдвардом они быстро разработали соглашение об оплате их услуг и высказали советы по поводу команды, которая займется этим делом. Нужно держать все в абсолютном секрете, потому что именно в неожиданности ключ успеха. Росси предложила воспользоваться ее домом на Бикмэн-плейс, и они договорились собраться там в пятницу в семь утра.
Из «Америкэн мэгэзинз» Гуверс включил в команду Росси, Харви Смита, Дамиана Харта и Эли Лебера. Из «Мьюзика» Джошуа Оберман взял Ровену Гордон и Джеймса Хартона, адвоката компании. Также по совету Джерри он пригласил режиссера Майкла Кребса, работавшего с большинством звезд «Мьюзика», и Барбару Линкольн, менеджера «Атомик масс».
Двое последних пригодятся для связи с общественностью на случай, если Коннор Майлз станет угрожать держателям акций. Они заявят, что если произойдет покупка «Мьюзика», то звезды уйдут, и это произведет впечатление. Ну и к тому же Оберман сказал банкирам, что Барбара Линкольн по образованию юрист со специализацией в сфере шоу-бизнеса. Она несколько лет руководила у него юридическим отделом.
Итак, работа начинается завтра утром.
Джерри Квин едва мог дождаться рассвета.
Только семь утра, но лимузины один за другим проезжали по улице, обсаженной деревьями. Если бы кто-то что-то и заметил, то не проронил бы ни слова. В этой части города большинство соседей скорее умрет, чем признается в собственном любопытстве.
Топаз, совершенно готовая, ждала.
— И мы все это должны устраивать, да? — слабым голосом спросил накануне вечером Джо, стоя с грудой упаковок замороженной пиццы и коробкой пива у двери.
— Да, — ответила Топаз, не отрывая глаз от цифр. — Ты же не пытаешься остановить меня, дорогой, правда? Это может сказаться на моем давлении. — И она похлопала ладошкой по животу.
— Нет-нет, делай что хочешь, — заторопился Голдштейн, слегка сжавшись от угрозы.
Топаз улыбнулась. Кто бы мог поверить, что ей придется прибегать к чисто женским уловкам?
Но Джо был именно тот, кто смеется последним. Когда будильник прозвенел в шесть утра в пятницу, он встал, как обычно, принял душ и пошел одеваться.
— Что ты надел? — спросила жена, опираясь на локоть и плавным движением убирая с сонного лица алые локоны.
Муж стоял в майке с символикой «Метс», в черных джинсах «Левайс» и в старых спортивных туфлях.
— Ну и как? — спросил он.
— Так сегодня пятница.
— Да, пятница, — дружелюбно согласился Джо. — Но я остаюсь с тобой. Я взял выходной.
— Зачем? Ты не можешь! — замотала головой Топаз. — Через сорок минут все будут здесь!
— Попробуй только останови меня! Я не позволю тебе заниматься всем этим одной, — сказал он, ухмыляясь. — Во всяком случае, похоже, ты забыла — я тоже кое-что знаю об «Америкэн мэгэзинз».
— Но ведь мы договорились: никаких посторонних, — слабо возразила Топаз.
— А я и не посторонний. Я твой муж, — сказал Джо, подошел к кровати и поцеловал ее.
Первым появился Мэт Гуверс, а последней Барбара Линкольн в великолепном светлом кашемире от Николь Фархи. В семь пятнадцать все были в сборе, быстро и сдержанно познакомились. Джо всем налил кофе, и работа пошла.
— Партнеры, — начал Джошуа Оберман, — каковы наши возможности?
Вавилонское столпотворение! Банкиры и юристы заговорили разом, Топаз включила компьютеры, а Мэтью Гуверс и Джош Оберман принялись обсуждать долговые коэффициенты.