Она поднесла изящную руку к виску, пытаясь отогнать болезненное головокружение.
Крис Джонсон, руководивший постоянным комитетом, сидел в кресле секретаря и смотрел на своего босса, Ровену. Он очень беспокоился. Зал битком набит студентами, на скамейках ни дюйма свободного пространства, многие уселись на полу. Сегодня среда. Выборы в пятницу. Сами президентские дебаты, обращение кандидатов к избирателям обычно проходили вечером накануне выборов. Но на этот раз наследная принцесса Швеции Виктория будет выступать с речью. Так что сегодня — настоящая проба сил.
Ровена Гордон — звезда. Прекрасный оратор. Она могла, как тряпкой, вытереть пол этим Джилбертом Докером. В девяноста случаях из ста. Поэтому и собралась такая толпа — все жаждали насладиться кровавой баней.
Да, должна быть именно кровавая баня, мрачно подумал Крис. Но вот для кого…
Ровена смотрелась потрясающе в своем бальном платье без бретелек из жатого красного бархата, его носила когда-то мать Ровены, и оно выгодно подчеркивало маленькие груди и изящную талию. Пышные малиновые фалды спускались до пола, цвет подчеркивал красоту сверкающих волос, а глаза искрились, словно зеленоватые льдинки. Но не слишком ли ярко они сверкают, подумал Крис. Девушки глядели на Ровену с завистью, а ребята — оценивающе. Никто из них не видел ее утром, с волосами, липкими от пота, мертвенно-бледной кожей. Крис видел. Он вызвал врача: у Ровены Гордон в канун президентских дебатов была температура выше тридцати восьми, доктор прописал ей постельный режим. Крис пытался уговорить послушаться эскулапа, но как только дверь за ним закрылась, Ровена, шатаясь, вскочила и проглотила десять таблеток норофена.
— Это того не стоит, ради Бога, — в ужасе пытался остановить ее Крис, — ты же доконаешь себя.
Ровена, которую трясло от лихорадки, покачала головой.
— Нет, — ровным голосом произнесла она. — Я доконаю не себя, а Джилберта.
Питер Кеннеди с галереи напряженно наблюдал за Ровеной. «Ч то-то не так, — думал он. — Я знаю, что-то не так».
Он воображал, как будет здорово успокаивать Ровену, проигравшую выборы. Леди должны научиться откусывать не больше, чем они могут проглотить. Он снова посмотрел на нее. Он не знал почему, в душе сидела уверенность: у Джилберта будет полный порядок.
Питер Кеннеди инстинктивно чувствовал слабого, как чувствовал бы убийца.
Топаз Росси пыталась сосредоточиться на дебатах, но не могла. Ровена выглядит очень здорово, и она без труда сделает свое дело. А если почему-то подруга сморозит глупость или не сумеет стереть Джилберта в порошок, то в номере за пятницу уж «Червелл» постарается…
Голова Ровены кружилась, но девушка отчаянно стремилась сосредоточиться. Как душно. На ней была еще красная шелковая накидка, и она дернула за шнурок. Соберись, девочка, соберись, лекарства затуманили мозг, ей показалось, что она оторвалась от земли, куда-то полетела…
Ровена улыбнулась другу, Ричарду Блэку, он сидел напротив нее. В ответ парень тоже неуверенно улыбнулся, яростно махая руками перед грудью.
Ровена подняла бровь. Что он пытается ей сказать?
Ричард продолжал жестикулировать. Так ни о чем и не догадавшись, она дружески пожала плечами и презрительно взглянула на Докера.
Джилберт вернулся на место под вежливые аплодисменты, в зале раздались редкие возгласы одобрения — из угла, где сидели представители Ориел.
Джек Харкуорт, президент, поднялся со своего места.
— Я хотел бы поблагодарить нашего секретаря за эту речь, а теперь мне доставляет огромное удовольствие…
— О Боже, нет, — пробормотал Крис.
— …пригласить Ровену Гордон, Крайстчерч…
Гул голосов и смех прокатились по залу.
— …подняться сюда и высказать свои возражения.
Ровена изобразила яркую улыбку и встала, пробираясь к своему месту.
На миг зал замер. А потом оглушительная тишина взорвалась такими громкими криками и аплодисментами, каких Ровена никогда в жизни не слышала. Она смущенно улыбнулась, но даже Гарри Линикер… он тоже был странно возбужден. Все вопили, хохотали, топали ногами. Ровена снова улыбнулась. Они просто посходили с ума. Потом девушка увидела смачную улыбку Джилберта и заметила потрясенное лицо Криса. Ровена опустила глаза. О мой Бог! Казалось, время остановилось, а после — потекло, размягчившись, как патока.
Платье без бретелек соскользнуло. Лиф спустился до талии, и Ровена стояла перед всеми с обнаженной грудью.
Боясь, что сейчас упадет в обморок, Ровена рванула накидку и прижала ее к груди, вцепившись в ткань мертвой хваткой. Возгласы превратились в гомерический хохот, тысячи студентов хлопали, свистели, а сторонникам Гордон хотелось просто умереть. По-разному можно проиграть выборы, но так…
Сидящая на галерее Топаз вынырнула из своих грез и заплакала от потрясения и сочувствия.
Питер Кеннеди впал в оцепенение. Эти совершенные маленькие торчащие грудки распалили его, и он почувствовал, что совершенно готов…
Окаменевшая Ровена стояла в центре бушующего шторма, парализованная, как кролик в свете автомобильных фар. Она чувствовала горячие слезы на глазах и тошноту в горле. Этого ей не пережить за все оставшиеся годы в Оксфорде.
Веселье не утихало.
«Почему они не заткнутся? — молча вопила Ровена. — Чего они ждут?» Потом поняла. Они ждут, что она разразится слезами и убежит. Ровена взглянула на Джилберта Докера, с победным видом и отвратительной улыбкой взиравшего на нее, и внезапно все встало на место. Не выпуская накидку из левой руки, она подняла правую, призывая к тишине, поразительно, но публика затихла.
Ровена дождалась полной тишины, потом улыбнулась.
— Ну что ж, мистер президент, — ее голос звучат ровно и ясно, — из случившегося следует сделать лишь один вывод: вы сами видите, что вам предлагается. — Она шагнула вперед. Сотни глаз впились в нее. — Будьте осторожны, — продолжала она, театрально повернувшись к продолжавшему улыбаться Джилберту, — для тех, кто на нашей стороне, никакая жертва не является чрезмерной, никакое унижение слишком страшным во имя проклятой победы. — И она расхохоталась.
Зал снова взорвался, но на этот раз аплодисменты были другими. Мужество, которое она только что проявила, оценили все, собравшиеся поднялись и стоя аплодировали. Но Ровена еще не закончила. Держа накидку, она подтянула лиф платья другой рукой, потом отпустила красный шелк.
— Мистер президент, — сказала она громко, — если моя просьба не идет вразрез с принципами, изложенными в речи, только что произнесенной досточтимым секретарем, я хотела бы попросить мистера Докера помочь мне справиться с «молнией». С ней что-то случилось.
И Ровена тут же повернулась спиной к потрясенному Джилберту, он встал и с перекошенным от злости лицом застегнул платье сопернице.
Крис, Топаз и Ник торжествующе заорали, а за ними — весь зал.
Дебаты закончились к полуночи, и на сад окружавший здание «Оксфорд юнион», обрушился ливень. Студенты выскакивали на улицу, бежали к себе в колледжи, в свои берлоги или пытались протиснуться в бар, который и так уже походил на банку с сардинами, все хотели пропустить по последней кружке. Команда, работавшая на Джилберта, стоя под дождем, яростно спорила, не сделала ли все это Ровена намеренно. Оправившись от случившегося, она произнесла зажигательную страстную речь и выиграла дебаты с большим отрывом.
— Мы выиграем эти чертовы выборы, — резко бросил Джилберт Докер Крису Джонсону.
Крис расхохотался ему в лицо. Он уже получил удовольствие, отвергнув кандидатуру Джилберта на место казначея, когда тот попытался перебежать на другую сторону.
Топаз выскочила из зала, радостно вопя, расцеловала Ровену и понеслась в другую сторону.
— Эй, ты куда?
— В «Червелл»! Умираю, как хочу добраться до компьютера с той самой минуты, как ты села. Вот эта материальчик! Первополосный!
— Ну ладно! — крикнула Ровена ей вдогонку.