— Вы думаете, он нам поможет? — на лице мужчины появилось сомнение.
— Я не знаю, — она застегнула последнюю пуговицу на своей куртке и повязала на шею лохматый мохеровый шарф. — Но у нас ведь теперь нет выбора, правда?
Хранья изобразила печальную улыбку, и Альгерт, конечно же, воспринял ее как горькую реакцию на воспоминание о Миклоше. А девушка тут же до боли прикусила нижнюю губу. На месте брата она бы убила, не задумываясь. Тогда, в день Нового года. А он снова начал вспоминать прошлое и просить одуматься. Конечно, как можно уничтожить сестру, которая смотрит на тебя отражением твоих глаз, плачет и произносит красивые, благородные слова. В душе Хранья торжествовала: «Как он был слепцом, так и остался, дурак. И он любит меня до сих пор!»
Машина свернула с Кремлевской набережной, миновала развязку и оказалась в пробке на Большом Каменном мосту. Водитель выругался.
— Не нервничай, Лазарь, — успокоила его Хранья. — Мы никуда не торопимся.
— Это надолго, нахттотерин. Впереди крупная авария.
— Ну, раз так, пройдемся пешком. Тут недалеко.
— Подгони машину к его дому, — отдал распоряжение Альгерт и, выбравшись на улицу, придержал дверь для нахттотерин.
Девушка повесила на плечо кожаный рюкзачок и, спрятав руки в карманы, пересекла дорогу, на которой раздраженно гудели стоящие в пробке автомобили. В трех шагах за ней неотлучными сторожевыми псами следовали Альгерт, Ульрих и Розалия.
Несмотря на сильный мороз и поздний вечер, улицы Столицы были полны людей. Хранья миновала веселую стайку девиц под ручку с молодыми людьми, спешащих в кинотеатр, где вот-вот должен был начаться новый фильм. Возле места аварии стояли водители и крутились зеваки. Один из идущих навстречу мужчин, вооруженный пивом и отмеченный татуировкой на лысом черепе, засмотревшись на покореженные машины, едва не врезался в Хранью. Ей пришлось отступить к перилам моста, чтобы пропустить грубияна и успеть дать знак озверевшему Альгерту не чинить человеку неприятностей.
— Ваш брат сбросил бы его вниз! — все еще с яростью в голосе произнес помощник.
Хранья представила, как было бы приятно собственными руками свернуть молодому наглецу шею, и грустно улыбнулась:
— Иногда я начинаю думать, что ты так ничему и не научился, мой друг.
— Нахттотерин, я…
— Знаю, Альгерт, — она вздохнула, окинув взглядом заснеженную, закованную в лёд реку и яркий Кремль. Этот город так и не стал принадлежать ей из-за проклятого Миклоша. — Ты хочешь, как лучше. Но иногда излишняя агрессия может увести на путь, с которого трудно вернуться. Порой ты забываешь об этом.
— Простите. Вы, правы, разумеется. Убивать этого смертного было ни к чему.
— Я рада, что мы оба понимаем это. Пойдем. Здесь прохладно.
Они прошли заиндевевший Большой каменный мост. Остановились у перехода, дожидаясь зеленого света, и оказались возле сквера, разбитого на Болотной площади. Невысокие круглые фонари светили так ярко, что не оставляли ночным теням ни малейшего шанса на существование. Снег сверкал, точно россыпи драгоценных камней, и скрипел под подошвами ботинок. Хранья с жадностью набрала полную грудь ледяного воздуха, но тут же поежилась, подула на остывшие пальцы и натянула шарф до носа. Морозы в этом году были нешуточные.
Сквер кончился, и тхорнисхи оказались на набережной, возле неширокого рукава реки. На правом берегу застыли в ледяном плену затянутые брезентом старые баржи. Еще дальше, почти рядом с автомобильным мостом — стояли на швартовых два потасканных временем частных катера.
Изогнутый неправильной подковой пешеходный Горбатый мост с ребрами-ступеньками по краям и велосипедной дорожкой в центре был младшим уродливым братом железнодорожного красавца, располагавшегося в шести сотнях метров ниже по течению.
На Кадышевской набережной, в отличие от других частей Столицы, народу было немного. Третьяковская галерея к этому времени уже закрыта, а редкие прохожие спешили по домам, подальше от продуваемой ледяным ветром реки.
Хранья безошибочно нашла трехэтажный особняк Кристофа, прошла в открытую калитку, миновала палисадник. Ступени высокого крыльца вели к дубовой двери с изящными коваными вставками, сделанными под старину.
Розалия осталась у реки, взяв под свое наблюдение улицу и трассу с машинами, ползущими здесь со скоростью ленивого пешехода. Ульрих застыл возле калитки. К входу в особняк вместе с Храньей подошел только Альгерт.
Она скорее почувствовала, чем услышала звонок в доме, после того, как помощник нажал на кнопку. Довольно долгое время ничего не происходило, но нахттотерин была терпелива. И к тому же знала, что хозяин здесь.
Наконец дверь распахнулась, и тхорнисхи увидели высокого черноволосого мужчину в темно-сером камзоле, отделанном серебряным шнуром. Хранья сразу узнала Кристофа. «Он привлекательнее Вольфгера, — оценила она, — но, к сожалению, не в моем вкусе». Взгляд зеленых глаз скользнул по стоящей на пороге девушке, задержался на Альгерте, устремился к Ульриху и мерзнувшей на ветру Розалии и вновь вернулся к Хранье.
— Не предполагал, что сегодня меня почтят визитом.
В его словах не было грубости, лишь легкая ирония и невысказанный вопрос.
— Простите, что без приглашения, Кристоф. Я…
— Я знаю, кто вы, — он избавил ее от представления. — Вы как две капли воды похожи с братом.
— Разве что внешне.
Он не спешил приглашать ее в дом, все так же стоя в дверях.
— Мы можем поговорить? — Хранья изобразила волнение, намеренно поторопившись с вопросом. Однако на какое-то мгновение ее тревога стала искренней. Девушке показалось, будто колдун сейчас захлопнет дверь перед ее носом. Но он, помедлив, ответил:
— Проходите, — и отошел в сторону, открывая дорогу в святая святых клана Кадаверциан.
— Жди здесь, — сказала Хранья Альгерту и, не дожидаясь подтверждения приказа, переступила через порог.
Мастер Смерти был слишком вежлив, чтобы не помочь ей снять куртку. Оставшись в черной водолазке и широких молодежных штанах с большими карманами, Хранья сняла серебряную заколку, позволяя светлым волосам рассыпаться по плечам. Это всегда придавало ей нежно-романтичный вид и, самое главное, делало меньше похожей на Миклоша. Она уже поняла, что именно на несходстве надо сыграть.
Кристоф провел девушку в большую гостиную, где в камине пожирал поленья огонь. По мнению Храньи, здесь было темновато. Какие-то погребальные тона: болотно-зеленый, черный, густо-серый. На стенах — гобелены, явно изображающие картины загробного мира. В четырех углах — статуи из серого песчаника: ибис, шакал, бык и крокодил. Великолепный ковер на полу, удобные кресла, диван. Стоило признать, вкус у кадаверциана был, хотя и своеобразный.
— Уютный дом.
— Что вам предложить?
Она улыбнулась:
— Кофе, если это не затруднит вас.
Ей удалось поставить колдуна в тупик. Одна темная бровь поползла вверх, но он быстро справился с собой:
— Конечно. Какой предпочитаете? — в его словах вновь зазвучала ирония. Он считал это игрой и принял правила.
— Целиком доверюсь вашему выбору.
Некромант кивнул и сделал приглашающий жест.
Кухня показалась Хранье слишком… обжитой. И пользовались ею не только для хранения крови. Пахло человеческой едой. Чем-то сладким. На полукруглом столе стояло широкое блюдо со свежими фруктами. Один из апельсинов был наполовину очищен. Возле открытой коробки с печеньем виднелись крошки. Рядом с мойкой на крючке подставки под кофейный набор висела мокрая чашка.
Хранья с удобством расположилась на высоком стуле и, опираясь локтями о барную стойку, с интересом смотрела, как некромант колдует у плиты. Он варил кофе в маленькой латунной джезве, на медленном огне.
До этого она никогда не встречалась с кадаверцианом. Лишь видела его фотографии да слышала истории о нем. Разумеется, рисовала в голове какой-то образ, но, кажется, сильно ошиблась. Реальность оказалась далека от ее представлений.
Хранья следила за точными, неторопливыми движениями и, сама того не замечая, улыбалась. Он не был простым исполнителем приказов Вольфгера. Старый мэтр доверял ему. Но может ли рассчитывать на его лояльность она?..