Там, далеко под ногами, кружил в потоке воздуха кондор, носились легкие парашютики семян и первые робкие лучи солнца. Здесь же, в густой черной тени над пирамидой, горели звезды. Ровный, сильный ветер ерошил волосы и трепал одежду.
Рамон смотрел в долину, окруженную зубцами гор, и чувствовал, как сильно колотится сердце. Прежняя сила вдруг всколыхнулась в душе. Все еще слепая и безгласная, она рвалась на волю, пытаясь найти две другие такие же силы и слиться с ними.
Негоциант уже забыл, какое наслаждение вызывает этот великолепный обман. И как долго он сам жил этим обманом…
Он едва слышал, как Дина кричит ему что-то, захлебываясь от восторга, смеется, сжимая его плечо, и ее милое лицо становится волшебно-прекрасным… Как у всех, кого он приводил в свой храм давным-давно, в прошлом…
— Оптический обман, — сказал он негромко, но Дина поняла его, и радость мгновенно скатилась с ее лица. — Магия фэриартос.
Рамон взял воспитанницу за плечи и шагнул вместе с ней в сторону. Пирамида, созданная сотнями отражений, стала плоской и мгновенно погрузилась в зеркальный пол. Вместе с ней там же скрылась долина. Теперь вьесчи стоял на тонком стекле, под которым угадывались очертания его старого храма.
Горы исчезли. Лишь потоки воды, искусно нарисованные на стенах, указывали на те места, где только что на скалах росли густые джунгли. Да на потолке поблескивали огоньки южных созвездий.
Дина освободилась из рук Рамона, шагнула туда-сюда, резко обернулась, присела, вглядываясь в прозрачный пол, выпрямилась и тихо рассмеялась:
— Это не обман. Все по-прежнему здесь. Просто нужно уметь видеть.
Негоциант улыбнулся, думая, сколько времени он проводил в этом зале, упиваясь воспоминаниями прошлого, пока не понял однажды, что не может вернуть былую силу.
Он посмотрел на Дину, но вместо современной девчонки, дико несовместимой с древним великолепием подземного храма, увидел совсем другое…
Зал был залит кровью. Ни водопады, ни ливни, мастерски нарисованные, не могли смыть ее. Густой запах меди висел в воздухе.
Вольфгер, шагнувший было сюда, остановился. И рассмеялся, когда к его ногам упало все еще теплое тело юной девушки. Она была мертва. Так же как и юноша, раскинувшийся поодаль.
— Друг мой, — задушевно произнес некромант, глядя на бойню, учиненную в храме, — тебе пора остановиться. Иначе ты изведешь всех молодых людей Мемфиса.
Ра-Ил свирепо обернулся. Его руки были по локоть залиты кровью, своей и чужой. По золотому жреческому облачению расплывались багровые пятна, с клыков оскаленного морского дракона на маске падали тяжелые липкие капли.
— Жалкие, выродившиеся твари! — прорычал он сквозь зубы. — И это ты называешь хорошим материалом?!
Лугат едва сдержался, чтобы не пнуть все еще живое человеческое тело, распростертое на алтаре у его ног.
— Эта, например, была очень хороша. — Продолжая посмеиваться, Вольфгер наклонился, повернул к себе голову мертвой девушки, раздвинул ее губы и полюбовался совсем недавно прорезавшимися клыками. — Чем она тебя не устроила?
— Они все пусты! — Ра-Ил вытер лезвие ритуального кинжала о свою одежду. — Ни капли силы, ни частицы умения! Все, что я даю им, уходит как будто в песок!
Некромант выпрямился и прошел в зал, больше не обращая внимания на кровь, пачкающую подол его белоснежного одеяния. Приблизился к жрецу, задумчиво посмотрел на новую жертву — длинноногую чернокожую девушку.
— Но ты же понимаешь, что это значит? Дело не в них.
Ра-Ил содрал с головы золотую маску, небрежно отбросил ее в сторону.
— Да. Дело во мне. Они не могут принять мою силу, потому что ее у меня нет. Я надеялся, время излечит… Но, видимо, ждать бесполезно…
— Бесполезно убивать новообращенных, мстя им за свою беспомощность. Сколько еще веков ты будешь сидеть в этом зале, упиваясь воспоминаниями прошлого?! — жестко спросил Вольфгер. В его светлых чуть косящих глазах загорелся зеленый магический огонь, но он тут же притушил его и произнес мягко: — Если не возражаешь, я заберу тела. Мне, в отличие от тебя, они пригодятся.
Повернулся и неторопливо пошел прочь. Остановился у подножия лестницы и бросил небрежно:
— Ты больше не лугат. Смирись с этим.
Ра-Ил с ненавистью взглянул на его высокую фигуру, медленно, с величием живого бога-фараона, поднимающуюся по лестнице.
Кадаверциан был прав. И осознание этого вызывало еще большую ярость.
Девушка у его ног открыла затуманенные глаза и глубоко, с дрожью, вздохнула. Эта была последней.
Жрец поднял руку и снова взрезал свое запястье, произнося про себя слова обряда посвящения…
Рамон тряхнул головой, прогоняя видение. Провел обеими руками по лицу. Улыбнулся Дине, напряженно наблюдающей за ним:
— Воспоминания.
— Я поняла, — отозвалась она, но тактично не стала спрашивать, что именно он вспомнил.
На полу, точно в том месте, где возникала вершина пирамиды, тускло светился алтарь. Золотой круг, образованный тонкими золотыми дорожками, тянущимися в центр, к выемке в форме человеческого тела.
Вьесчи крепко сжал кулак, чувствуя, как начинает покалывать пальцы сила, разбуженная телепатом-даханаваром. В воздухе запахло озоном.
А потом снова вспомнилась мертвая жертва, залитая кровью, но негоциант усилием воли прогнал видение.
— С тобой так не будет, — уверенно сказал он, глядя на Дину, присевшую на корточки возле круга.
— Не будет что? — спросила воспитанница, поднимая взгляд от золотых дорожек.
Рамон не ответил. Его все сильнее охватывало лихорадочное возбуждение.
Предвкушение…
— Сними все лишнее, ложись сюда и не бойся.
Девушка послушно разулась, стянула курточку, расстегнула длинные бусы из разноцветного стекла и бросила поверх одежды. Оставшись в тонкой кофточке и юбке, она, помедлив, осторожно опустилась на алтарь, поеживаясь от холода металла.
— Не бойся, — повторил Рамон.
Лицо Дины было спокойно, она смотрела на патрона с любопытством, полностью доверяя ему. А он подумал, была бы воспитанница так же невозмутима, если бы знала о десятках молодых людей, загубленных им в злобном отчаянии.
Негоциант вынул из кармана брюк перочинный нож, опустился на колени рядом с Диной, бережно взял ее левую руку, перевернул вверх запястьем и быстрым движением надрезал вену. Девушка вздрогнула от боли, инстинктивно дернулась, но Рамон держал ее крепко. Тяжелые красные капли закапали на золотую дорожку и, сливаясь друг с другом, побежали тонким живым ручейком. Быстро заполняя желобки, прорезанные в золоте, вычерчивали запутанный узор.
В глазах Дины мелькнул страх. Вместе с кровью из нее уходили и силы, но негоциант не собирался отпускать ее. С терпеливым вниманием естествоиспытателя он смотрел на девушку, замечал, как белеют ее губы и сереют щеки.
Наверное, на его лице отразилась тень прежнего безумия, с каким он пытался передать людям часть своей несуществующей силы, потому что девушка отчаянно рванулась, желая выбраться из алтаря. Вьесчи толкнул ее обратно и крепко прижал руку, из которой теперь лился непрерывный красный ручеек, к золотому основанию круга.
— Нет! — вскрикнула она, пытаясь освободиться. — Рамон, не надо!
Он почти не обратил внимания на то, что она назвала его по имени, хотя это было впервые.
Кадаверциан привыкли работать со смертью, едва ли не умирать сами в своих немыслимых магических действах, нахтцеррет равнодушно относились к убийству, вриколакос не знали страха перед физической гибелью, асиман ставили над ней эксперименты, фэриартос умели видеть в ней своеобразную красоту. Вьесчи не знали ничего из этого. Поэтому страх перед смертью ослепил ученицу негоцианта, и несколько минут перед тем, как потерять сознание, она отчаянно боролась за свою жизнь. А потом затихла, покорно вытянувшись на каменном ложе, окруженная тонким красным орнаментом, вытекшим из ее вен.
Рамон погладил Дину по спутанным русым волосам и закатал рукав своей рубашки. Теперь его кровь с растворенной в ней древней магией полилась на желтый металл, смешалась с кровью воспитанницы. Багровая жидкость, ставшая похожей на подвижную ртуть, быстро устремилась в обратную сторону — к руке девушки, и через порез стала втекать обратно, неся с собой новую силу.