— Я должен кого-то убить, — с мрачной решимостью проговорил Скофа. Отступать было уже поздно. Перешагнув за порог таверны, он определил свою судьбу, и переписать её теперь было под силу лишь богам.

— А ты сможешь?

Скофа ответил долгим и тяжелым взглядом.

— Ха, да знаю, что сможешь. Нет, Скофа Рудария, хоть мне твоя решимость и по нутру, пока никаких грëбанных убийств. Мы же тут, сука, не дикари какие, чтобы как что людей резать.

— И что же тогда от меня требуется?

— От тебя требуется доказать, что ты злобный сукин сын, который нам подходит. Тут недалеко, на главной базарной площади Фелайты, есть ювелирная лавка, принадлежащая вшивому членососу Керо Викувии. Эта сучка всё никак не поймет значение гребанного слова «вовремя». Сломай ему каждый палец на каждой гребанной руке, а потом воткни вот этот ножичек куда-нибудь в стенку. Только так, чтобы он хорошо его увидел.

Скофа молча уставился на нож. На войне он видел разное. Видел смерти и боль, видел, как мучили на допросах и как потом казнили пленных такими способами, от которых кровь застывает в жилах. Но вот сам, своими руками, он никогда никого не пытал. Как-то просто не доводилось. Рядом всегда находился кто-нибудь, кому это ремесло оказывалось больше по вкусу.

— Если у тебя есть гребанные сомнения, то лучше прямо сейчас свали на хер и мы сделаем вид, что этого разговора не было.

— Никаких сомнений, — ответил ветеран, поднимая со стола кинжал. — Я всë сделаю.

В таверну он вернулся меньше чем через час. В этот раз тавернщик лишь молча кивнул, а потом указал пальцем в сторону лестницы. Людей в верхней трапезной за время его отсутствия заметно прибавилось. За столами сидело больше десятка мужчин, в основном молодых и крепких, которые ели, пили вино и играли в колесницы и составные кости. А за главным столом, подперев кулаками подбородок, всё также сидел Лифут Бакатария. Скофе показалось, что он оставил его ровно в такой же позе. Только вот вместо одного сотрапезника с ним теперь сидело четверо, а горка фиников стала намного меньше.

Увидев ветерана, бандит подманил его жестом.

— Дай угадаю, Керо визжал как сучка, которой в жопу кулак запихали? — произнес он и сидевшие вокруг бандиты тут же загоготали в голос.

Ломать пальцы было нетрудно. Тем более такие тонкие и ухоженные как у этого ювелира. Они хрустели и трескались, словно высушенные хворостинки. Скофе даже не пришлось использовать палку или камень. Хватило и силы его де рук. Но вот слушать этот визг, эти всхлипы и мольбы, оказалось просто невыносимым. В ушах ветерана до сих пор стоял тот истошный вопль, который раздался, когда он сломал первый палец Керо Викувии. А ведь это был всего-навсего мизинец. К счастью уже на третьем пальце ювелир отрубился и Скофа смог закончить работу в полной тишине.

— Визжал. Дело сделано, Лифут.

— Вот, сука, и славно. А то задолбал уже в край со своими отговорками. То ему мать хоронить, то дочь замуж отдавать, то крышу латать, то у него из жопы гной течет. Урод долбанный. Так ему членососу и надо. Ну что, Скофа Рудария, доказал, что кремень, а не говно. Готов с нами работать?

— Готов, Лифут. Я должен на чем-то поклясться, или что-то в таком роде?

— Потом, служивый. Если дружба заладится. А сейчас присаживайся давай. Голодный же? Так, сука и знал. Все вы голодные. Не умеют у нас граждане все же ценить героев войны. Эй, парни, крикните кто-нибудь Двиэну, пусть притащит пожрать нашему новому другу.

Лифут Бакатария налил в медную чашу вина из стоявшего рядом кувшина и протянул Скофе. Ветеран отхлебнул и чуть было не выпустил её из рук. Вино был чуть сладким и терпким, отдававшее медом, пряными травами и цитрусом. Настоящее вино кадфелла. Такое, каким оно и должно быть.

Тут же рядом с ним появилась ширококостная девчушка с крупными руками и поставила на стол глиняную тарелку с нарезанной полукольцами репой, вареной чечевицей посыпанной кинзой и двумя лепешками, которые источали столь сильный аромат специй и трав, что у бедного ветерана закрутило в животе.

— Кушайте, господин. Я вам потом ещё пави принесу. Они у нас тут вкусные-вкусные. Вот-вот уже приготовятся.

От этого слова Скофа чуть не захлебнулся собственной слюной. Пави… эти круглые шарики, полные брынзы, кинзы и чеснока, да ещё и залитые сметаной с оливковым маслом. Как же долго он тосковал по ним, да и вообще по нормальной, настоящей еде, достойной свободного человека.

Взяв бледно-желтый полукруг, он и сам не веря во всё происходящее, сомкнул зубы на овоще, наполнившим его рот сладко-горьким вкусом перемен.

— Ха, заулыбался-то как сразу! Что, совсем херовой вольная жизнь оказалась?

Скофа кивнул. Следом за репой в его рот направилась ложка полная разваренной чечевицы

— Скажи-ка, служивый, а много вас таких, гребанных голодных героев войны, по городу шарахается?

— Довольно много. Солдатам в городе тяжело. Соблазнов больше чем следует, а деньги из рук слишком легко уходят. Командиров же нет, чтобы мозги вправили.

— Тогда вот тебе ещё одна задачка. Приведи сюда трех геройских ветеранов. Таких, сука, злых и крепких, как жопа у Меркары.

— Всего троих? Нас много.

— А мне целая армия тут на хер не нужна. Я же не в поход собираюсь. Но если твои парнишки докажут, что яйца у вас всё так же в наличие, то может и ещё парочки другой дорогу дадим. Тут как бы всё от вас зависит.

— Договорились.

— Вот, сука, и славно. Так что давай, служивый, набивай вдоволь брюхо, а ближе к вечеру жду тебя с рекрутами.

Лифут Бакатария похлопал ветерана по плечу, а потом, встав, направился к ведущей вниз лестнице. Оставшись наедине с тарелками, Скофа вычистил их почти сразу, а когда пухлая девчонка принесла ему миску с пави, он набросился на них, так жадно запихивая в рот, словно пес, которому бросили в миску кусок мяса после многих дней голодовки. Хотя он и был таким — голодным и потерянным псом, который, наконец, обрел нового хозяина. Ну а то, что для него надо будет ломать кости и запугивать до полусмерти всяких купцов и несговорчивых лавочников… ну что же, так тому и быть. У псов другой судьбы не бывает. Он больше двадцати лет убивал и калечил во имя Тайлара, так почему бы не делать тоже и для господина Сэльтавии?

Доев, он быстро спустился вниз и пошел по улицам города в сторону «Красной накидки», чувствуя, как брюхо тянет вниз совсем уж забытой сытостью.

Три человека. Ему нужно было привести всего трёх человек.

Один из них точно будет Мертвецом. Даже если бы Лифут взял только его одного, Скофа не бросил бы своего лучшего друга в этом бесконечном кошмаре. Да он бы скорее на меч прыгнул, чем поступил иначе.

Со вторым он тоже определился почти сразу — бывший фалаг Кирот Энтавия как нельзя лучше подходил для этой роли, да и сам к ней, похоже, тянулся. Но вот с третьим у Скофы не было никаких соображений. Кого бы позвать? Всё их маленькое братство было достойно лучшей жизни и всё подходило. Все они прозябали в пьянстве, нищете и безделье. И все заслуживали своего шанса. Мда… выбор казался ему просто невозможным. Скофа и за себя самого не очень-то умел принимать решения. Что уж тут говорить про других.

Подумав ещё немного, ветеран пришел к мысли, что раз уж боги начали вмешиваться в его судьбу, то пусть в том же духе и продолжают. Пусть заветное приглашение получит тот, кто первый заговорит с ним. А что? Так тоже было честно.

В таверне было не то чтобы людно, но гостей хватало. Их ветеранское братство как всегда сидело за большим столом в дальнем углу. Ещё пара столов поменьше были заняты различными гостями, пившими вина и заедавшими их жареным мясом, травами, лепёшками и рассыпчатой брынзой. А на столе, отведенным под ветеранов, как всегда царила скупая строгость и лишь пара глиняных кувшинов нарушали его вынужденную пустоту.

— Опа, гляди ка мужики, Скофа! Скофа вернулся! — раздался визгливый голос, стоило ему войти в общий зал. — Я ж говорил вам, что не издох Бычок. А вы все мефы его то, мефы его это…