Лишь в Новом Тайларе Шето смог установить прообраз того порядка, который готовился им для всего государства. В этих шести провинциях им была создана единая иерархия власти и единый закон. И хотя в Касилее алатрейские семьи и были всё ещё сильны, удерживая посты эпарха и стратига, города провинции были покорны именно Шето. Ещё, пусть и с сильными оговорками, созидаемая им власть распространялась в Верхнем и Нижнем Джесире, а также в Прибрежной и немного в Дикой Вулгрии.

За минувшие двадцать лет им было сделано немало. Куда больше, чем даже могли представить его отец с дедом. Но всё это было лишь основой. И все его свершения меркли, по сравнению с тем будущем, которое он готовил для своей семьи и своего имени. Вот только чем ближе он подбирался к своим заветным целям, тем страшнее и губительнее становился возможный провал. Даже самая небольшая оплошность могла низвергнуть все его труды, сокрушив и его самого и всё его наследие, словно деревянная лошадка недостроенный дворец из кубиков.

Великий логофет не чувствовал всего того, что довлело над Шето. Да, он был увлечён их общей мечтой, и ради неё был готов, возможно, даже на большее чем сам глава рода Тайвишей. Ведь он был почти ослеплен своим желанием служить и угождать. И всë же, ему было незнакомо и непонятно то чувство хрупкости будущего, которое не покидало Первого старейшину все эти годы. А без оглядки на это чувство, Шето Тайвиш уже давно не принимал никакого решения.

— Нет, я не сделаю этого, — произнёс он после долгого молчания. — И не позволю сделать этого Лико. Я не допущу, чтобы мою семью или моего мальчика обвиняли в узурпации. Походные тагмы продолжат свой путь в Хавенкор. Там они сейчас нужнее, чем в Кадифе. Город и так нам верен. Моë наследие сохранится иными способами.

Великий логофет откинулся назад, закусив кулак. Его глаза были полны боли и страдания. Но смотрел он на Первого старейшину не со злобой или разочарованием, а с той печальной нежностью, с которой родитель смотрит на свое чадо, услышав наивный лепет о премудростях жизни.

— Ты знаешь, я всегда восхищался твоей проницательностью и дальновидностью. И парою мне даже казалось, что ты словно жрец вспарываешь плоть всякого события, дабы заглянуть в него, пощупать его внутренности и прочесть по ним истину. Но сейчас ты видишь не лучше слепца, которому для пущей уверенности выжгли глаза калёным железом!

— Ты что, поучаешь меня Джаромо?

— Я пытаюсь уберечь тебя!

— Уберечь, подарив нашим врагам возможность обвинить нас в узурпации власти?! О нет, я не буду с ними столь щедр. Мы так близки к тому, чтобы принести в Тайлар единый закон и единую власть! Нашу власть! Так неужели мы дрогнем только из-за того, что алатреи вытянули на свет полумертвого воителя из глухой старины? Может когда-то он и был велик и прославлен, но теперь он никто. И я не боюсь его имени. Как не боюсь Кирота Кардариша и всех прочих алатреев и их заговоров. Так что нет, Дажромо, я не дам им законного повода лишить моего мальчика его должности и тем самым погубить всё то, что должно стать моим наследием. Даже не смей просить меня об этом.

— Но Шето…

— Я всё сказал.

— Тогда пусть Лико хотя бы изгонит из домашних тагм листаргов и арфалагов, верных алатреем, — тяжело вздохнув, проговорил Великий логофет.

— Я не стану его об этом просить. Но обещаю, что мы поговорим о верности домашних тагм и их командиров. Я думаю, мы найдем изящный способ укрепить свою власть и в гарнизонах.

— Как скажешь. Лишь бы благосклонность времени нас не покинула и в этом деле.

Джаромо Сатти выглядел поникшим. Словно верный пес, которому только что крепко досталось от любимого хозяина. И как и пес, он никак не мог понять, где именно ошибся, страдая от этого лишь сильнее и сильнее. Ведь он всего-навсего хотел защитить и уберечь от опасности. Так почему же им недовольны?

Шето налил в его кубок фруктовой воды и, улыбнувшись примирительной улыбкой, положил руку на плечо старого друга.

— Да, а что там с вещателем? Они же не оставили Сардо …

— О нет. Обломок золотого языка харманского змея теперь способен лишь гулко шипеть и брызгать слюной, но уже не источает яда. Сардо Циведиш сам покинул пост вещателя, уступив его Лиафу Тиверишу.

Первый стареёшина поморщился, словно нечаянно надкусил кислый фрукт. Значит, теперь в Синклите он часто будет видеть, а, главное, слышать Лиафа Тивериша. Этого сопляка и выскочку, что два года потешался над ним и принижал подвиги его сына и подчиненных ему войск. Нет, такой соперник точно не заслуживал его уважения. В Шето ещё заставит его пожалеть о каждом сказанном ранее, да и в будущем, слове.

Рабы подали горячие блюда, и их разговор плавно перешел на иные темы. Правда Шето в основном ел, а Джаромо, заинтересовавшийся из всех яств только орехами и сушеными фруктами в меду, рассказывал о делах в государстве и за его пределами. А шли они весьма и весьма недурно. Договор с Эурмиконом и ожидание скорого возобновления торговли с государствами Фальтасарга, загрузили рынки невиданным шквалом заказов, что тут же подстегнули спрос на рабов среди всех крупнейших землевладельцев. А они, почуяв запах больших и скорых денег, бросились скупать захваченных Лико невольников, а следом — и брать на себя обязательства по новым и новым закупкам, благодаря чему расходы на войну семьи Тайвишей уже были покрыты наполовину. Нетрудно было подсчитать, говорил увлечённо Джаромо, что уже к концу этого или, крайний срок, следующего месяца, Тайвиши полностью закроют брешь в сундуках, пробитую харвенской кампанией.

В самом же Хавенкоре постепенно утверждалась тайларская власть. Поставленный временным наместником Келло Туэдиш, младший брат Басара, не сидел без дела. По его приказу возводились крепости и размещались гарнизоны, прокладывались дороги и мосты, земли переписывались и отчуждались у местных племен для создаваемых колоний. Покоренные харвены почти не сопротивлялись и не противились Тайлару, так что создание первых поселений проходило весьма успешно. Даже их первоначальный план с ловушкой для алатреев у озера Эпарья, начинал исполняться, пусть и пока в весьма скромных масштабах. Великий горести, да если бы не острая нужда услать Басара Туэдиша подальше от столицы, то его тихий младший брат вполне мог и остаться в наместничестве.

Единственное, что беспокоило Великого логофета, так это участившиеся сообщения об отрядах варваров на другом берегу Мисчеи. И если на западе, это были в основном патрули валринов и вигров, народов клавринских и не сильно отличных от самих харвенов, то на востоке всё чаще и чаще появлялись ватаги кимранумов. И, по мнению Джаромо Сатти, они не просто присматривались к своим новым соседям, а готовились пощупать на прочность их рубежи.

И вот это могло стать уже серьёзной проблемой.

Кимранумы всегда славились умением воевать и своей лютой ненавистью ко всему чужеземному. Сами их законы и религиозные обычаи предписывали всякого вступившего на их землю чужака либо приносить в жертву богам, либо обращать в «дзах» — даже не рабов, а двуногих животных для работы в полях, коим запрещается говорить и носить любую одежду кроме шкур. И даже для торговцев и путников они не делали исключений.

Для всех соседей этот дикий и странный народ желтоглазых людей с телами, расписанными синими татуировками, был бичом и проклятьем, что разорял земли и выжигал поселки в бесконечных ритуальных войнах.

Раньше между ними и Тайларом лежали непроходимые Харланские горы и за свою историю они сталкивались в крупных боях лишь дважды. Во время войн Великолепного Эдо с Кубьяром Одноглазым, когда Царство вулгров было уже на краю гибели, эти татуированные воины в волчьих шкурах вторглись на земли варварской страны, вступив в затяжные бои с тайларскими войсками. Тогда их орду удалось прогнать, но через семьдесят лет они как-то смогли пересечь Харланы и вторгнуться в Дэйрисфену. Два с лишним года эти дикари жгли и опустошали весь запад некогда тихой и прилежной провинции, пока царь Эдо Первородный не смог собрать большую армию и не перебил большую часть их орды в битве под городом Таор, который варвары держали в осаде. Позже эту битву даже прозвали Битвой красных вод, из-за заваливших переправу через реку Квэр десятков тысяч трупов.