Было ли это, иль не было? — неважно. Нужные чары сплетались, и никакой откат уже не мог ему помешать.

Лицо девушки в берете, девушки с двумя саблями в руках. Рысь, его Рысь.

Он видел её и совсем недавно. Тоже во сне, только в жутком и страшном. На пути, который можно пройти, увы, лишь не ощущая под собой тверди.

Мёртвое поднималось из мёртвого. Ты умел и искусен, лич, но и меня не зря звали некромант Неясыть.

Прах поднимался над дорогой, частицы некогда отжившего соединялись. Сила изменила ход, поменяла направление, рухнула каменной тяжестью на плечи некроманта, кончики пальцев онемели, и — знал он — стали черны и тверды, словно камень, ударь посильнее — раскрошатся.

Но тёмные иглы, не нуждавшиеся ни в какой иной форме, хлынули на лича сплошным потоком, разбиваясь о древние кости.

Лич больше не смеялся.

Вскинул ручищи — костяные пальцы сливались, вытягиваясь двумя смертоносными серпами, словно меч-хопеши. Иглы разили его, вонзались в провалы глазниц, в пустоту безносья, рассыпались чёрной пылью, по желтоватой кости паутинкой бежали трещинки, тотчас затягиваясь обратно, но игл было слишком много.

Глефа плясала перед некромантом, разом чертя атакующую спираль, рождая руны разрушения и гибели, однако уже ясно было, что дело решит сталь — как некогда всё в том же Эгесте, во сне, что не был сном.

Они сшиблись — со спины на Фесса накатывались пятеро мертвяков, шестой отставал.

…И здесь не было Западной Тьмы, у которой можно было попросить помощи, даже великой ценой.

Ливень чёрных игл прекратился — лич ухитрился зачаровать каждую пядь собственного скелета, не поскупился; чувствуется множество алхимических эликсиров, впитанных старой костью, прячутся ушедшие вглубь руны и знаки, укрыты в аккуратно высверленных отверстиях крошечные обереги.

Лич делал себя по частям, медленно, методично и скрупулёзно.

Некромант прокрутил глефой восьмёрку (на самом деле — куда более хитрое и тонкое движение, многослойный символ власти рождался в единое мгновение), однако лич атаковал сам — куда делись медлительность и неуклюжесть, скрип костей и неверные движения!

Хопеш встретил начарованное лезвие глефы, искры так и брызнули; некроманта отбросило, так, что он едва удержался и едва успел отбить молниеносный выпад левого серпа, оставившего бы его без головы.

Каждое движение лича полнила магия. Тщательно сберегаемая где-то в пустом межреберье, она сейчас щедро выплёскивалась, тратилась, и, наверное, чудовище можно было бы измотать, если бы не его слуги.

Что он сделал с ними, этот лич?! Какое заклятье набросил, да так быстро и ловко?!

…Уклоняясь, он отступал. Они могли бы долго играть так с этим давно мёртвым чародеем — однако тут вмешался сэр Конрад.

Достойный отпрыск рода вер Семманусов ухитрился-таки справиться с чёрной жижей мертвяков, наповал валившей его людей, и сумел подняться. Сияние в его кулаке угасло, однако сэр рыцарь либо не заметил, либо не почувствовал.

— Во имя Господа!.. — завопил он, бросаясь вперёд с занесённым мечом.

Что ж, он, по крайней мере, не был трусом.

Однако один храбрый глупец, бывает, наделает больше бед, чем сотня умных трусов.

Сэр Конрад вкось рубанул в шею отставшего мертвяка, того самого, с пробитой спиной — лезвие засело в отвердевшей плоти, эфес вывернулся из руки рыцаря, и сам он поскользнулся на чёрной жиже, растянулся, вскрикнул.

Неупокоенный с мечом в шее развернулся и рухнул сверху прямо на молодого лорда, растекаясь кашей и теряя форму.

Однако вер Семмануса защищало и что-то ещё, помимо доспехов.

Идиотская улыбка ещё играла на распухших и потемневших губах мертвяка, а тягучая слизь уже начала гореть, распространяя отвратительный смрад, словно кто-то накрыл костёр основательно протухшей звериной шкурой.

Размякшее мёртвое мясо обугливалось и рассыпалось пеплом. Выброс силы заставил лича обернуться — а сэр Конрад уже поднимался, быстро и неестественно, шатаясь из стороны в сторону, словно маятник очень спешащих часов.

— Сэр?! — рыцарь даже не повернулся, он шёл прямо к сержанту и к девушке, по-прежнему укрывавшейся у того за спиной. Лицо у Этии — белее мрамора, глаза расширены.

Случилось всё это в считанные мгновения, пока некромант отражал ещё один выпад изогнутого костяного серпа. Он понял, что случилось, понял, что сейчас будет и никак не мог этому помешать.

Сержант тоже понял, кто нужен его господину. Он помешать попытался, однако благородный Конрад вер Семманус ловко поймал его пику голыми руками, резко оттолкнул — Артеур едва не опрокинулся в пламя пожара, всё ещё пожиравшего остатки сруба караулки.

И протянул руки к дрожащей, оцепеневшей от ужаса деве Этии Аурикоме.

Фесс попытался достать безумного простой и чистой силой, но лорд лишь стряхнул её с себя, словно пёс дождевую воду.

— Вот она, владыка! — прохрипел он, и голос его был поистине нечеловеческим. Хрип и рычание пополам с мокрым хлюпаньем, соединение несоединимого; рыцарь — или уже мертвяк? — сгрёб Этию в охапку, шагнул раз, другой; лич внезапно и резко сжался, прижал костяные лапищи к груди, серпы-хопеши исчезли, и сам он вдруг стал распадаться на отдельные кости и костяшки, рухнув бесформенной белёсой грудой, словно кто-то перерезал проволоку, стягивавшую воедино человеческий скелет в аудитории почтенного медицинского колледжа.

Вместе с ним падали, оседали и растекались дурнопахнущими лужами и остальные мертвяки. Рыцарь Конрад деловито волок впавшую в ступор девушку куда-то в сторону леса, и Фесс не мог поверить своим глазам — что случилось?! Почему лич отступил?.. Почему сбросил столь тщательно сработанное, отлаженное вместилище своего злобного духа, и зачем ему теперь.

Взвыл ветер, ему отозвался огонь, бушевавший над караульной. Слепая сила ударила некроманта, словно мешок с песком, и он глазом моргнуть не успел, как рассыпавшиеся грудой кости подхватил плотный вихрь, закрутил воронкой, бросил в сторону, обхватил рыцаря и Этию; сэр Конрад пошатнулся, выпустил девушку и рухнул; а сама Этиа вдруг оказалась в сердцевине стремительно собиравшегося костяного кокона, выстраивавшегося с молниеносной быстротой.

Сердце не ударило и одного раза, а заострённый конец этого жуткого вместилища упёрся в землю, та брызнула в разные стороны, словно вода, и вся дикая конструкция исчезла, уйдя под поверхность; грунт с мокрым шелестом сошёлся, открытая рана схлопнулась, оставив лишь небольшой взрыхлённый круг.

Брошенное некромантом заклятие полыхнуло голубыми росчерками боевой руны, но поздно, слишком поздно.

Фесс замер, обессилено уронив руки.

Личу, оказывается, нужен был совсем не он. А вот эта странная дева Этиа Аурикома, утверждавшая, будто она из Эгеста, знавшая о случившемся в Кривом Ручье и о Саттарской Ведьме.

Некромант опустился на одно колено. Болело и ныло всё тело, словно лич отдубасил его тяжёлой сучковатой палкой.

Перед глазами плясали красные круги. Капли пота стекали по вискам, срывались с носа, а голова кружилась так, что хоть сейчас ложись да помирай.

— Некрос… эй, некрос?

Сержант Артеур. Надо же, уцелел в этакой заварухе…

— Давай руку, помогу. И… на лорда нашего, сэра Конрада, глянь, будь ласков?

Верный пёс… первый вопрос — что с господином? Даже не о том, что здесь случилось…

Земля переставала качаться под сапогами. Лич исчез окончательно — теперь Фесс не сомневался. Злобное присутствие больше не ощущалось; да и вившиеся над лесом гиббеты совсем скрылись. Иных поглотило пламя, остальные убрались восвояси — их хозяину они более не требовались.

Рыцарь Конрад вер Семманус замер недвижным нагромождением тёмных доспехов и не шевелился.

— Что с ним, некрос? — настойчиво повторил сержант. — Глянь, а. Лорда нашего сынок. Моему попечению вручённый…

И теперь вер Семманус-старший живьём спустит с тебя шкуру, подумал некромант.

— Отойди, Артеур. Не знаю, что мы увидим, перевернув твоего молодого господина на спину. Где ваши лошади, кстати, сержант? Коновязи я тут не заметил.