Всё.

Некромант повёл глефой, вычерчивая острием клинка причудливую руну; старик Парри мог бы гордиться учеником.

Высшее достижение рунной магии — импровизация. Творение новых рун прямо на поле боя. Сейчас Фесс именно творил, и это была даже не «руна» — простой символ в несколько росчерков. Перед ним возникало прочерченное белым огнём сложнейшее построение, окружности и углы, дуги и сектора, хорды и диаметры.

Навстречу налетающим демонам устремились потоки свободной силы, силы, не принявшей никакой формы. Не огонь и не вода, вообще не стихия. Воля некроманта разгоняла её, и было в этом… что-то поистине свободное. Нет, Кэр Лаэда хоть и импровизировал с символами, но всё остальное — чётко по правилам, и факультета Малефицистики, и даже Академии Долины Магов.

Предводитель резко натянул поводья. Его чудовищный зверь взмыл отвесно вверх, в лиловое небо, лавируя среди ярящихся молний, их слепящие разряды, повинуясь беззвучному приказу, устремились вниз, в некроманта. Вместе с молниями отвесно падали и демоны, сложив крылья, словно намереваясь задавить противника массой.

Первая волна обнажённой силы докатилась до них, захлестнула и поволокла за собой. Ломались крылья, рвалась серая кожа перепонок, отрывались конечности и головы чудовищными мячами взлетали ещё выше, исчезая в облаках. В иные попадали молнии и головы исчезали в коротких вспышках.

Всё правильно, некромант! Рази и круши, это твоя природа!.. Ты повергал сонмы мертвяков и даже костяных драконов. Ты был Разрушителем, это твоя сущность, недаром тебе повинуются Алмазный и Деревянный мечи!..

Первый натиск крылатых воинов Города грехов рассыпался и отхлынул. Передние ряды исчезли — только на полыхающие острия пирамид сыпался чёрный дождь останков.

«Верно, Разрушитель! Вперёд, ничто не устоит пред нами!..»

Пред кем это «нами»? Что это за «мы» тут такие?..

Однако он и в самом деле разрушал. Кто бы ни послал в бой этих крылатых чудищ, он крупно просчитался. Некромант широко черпал силу, бездонный океан её окружал Фесса, и среди сметаемых вражьих шеренг некроманту вдруг почудились лица родителей, друзей, однокашников…

Ты сейчас можешь всё. Ты привёл в этот мир отца Этлау, драконицу Кейден, деву Этию. Не говоря уж о личе. Как, почему, отчего?.. И отчего не вернулись по-настоящему родные и близкие, те, кто ему действительно дорог?..

Прадд, Сугутор, Рысь? Он недостаточно любил её? Недостаточно ценил дружбу орка и гнома?

Бедняга Эбенезер Джайлз, угодивший из-за него в такой переплёт…

А вместо него — отец Этлау.

Тёмная ненависть родилась в груди, развернулась, распрямилась, словно бросающаяся на добычу змея.

Неужто я мог открыть сюда дорогу только врагам или же совершенно случайным, как та же Этиа?

Неужто всё, что осталось во мне — это суть Разрушителя?

«Конечно, — зашелестели в ответ голоса. — Ты — Разрушитель, разве ты забыл? Это твои суть и предназначение!.. Смерть, разрушенье живого, страдания-а!» — голоса сбились на протяжный вой. — «Ты уже проделал это, и победил! Ты спас мир, разрушив то, что должен был!..»

Волна магии, посланная некромантом, прокатилась над пирамидами, кое-где их полыхающие багровым вершины лопнули, словно перезревшие гнойники, извергая потоки стекавшего вниз густого пламени; но куда больше уцелело, ярче вспыхнули огненные мечи обелисков, и в лиловых тучах родилось множественное движение, новые и новые шеренги крылатых воителей, демонов, тварей Хаоса возникали там, словно порождаемые самим небом и облаками в нём.

Воздев тонкие копья из костей мертвецов, вниз устремилась вторая волна.

Аэ оставалась рядом, но бездействовала. Замерла статуэткой, ни единого движения; только подрагивают пушистые ресницы.

«Рази, некромант!»

Этот второй натиск оказался куда злее первого. Над некромантом словно зависла исполинская воронка, и каждая её частица были устремлявшейся сверху вниз сущностью, злобной и сильной, существовавшей с одной-единственной целью — уничтожить замершего внизу врага. Потоки чистой магии рвали их в клочья, распадалась вычурная броня, развеивались серым пеплом туго обтянутые кости, разваливались черепа; порой первым погибал крылатый конь жуткого наездника, и тогда воитель, кувыркаясь, летел вниз, прямо в ждущие его трещины, заполненные жидким огнём.

Чем ближе к Фессу, тем медленно становилось их движение, несмотря на яростно бьющие воздух крылья; всадники Хаоса словно пробивались сквозь неистовый ураган, те их них, кто каким-то чудом добрался донизу. Кто-то пытался метнуть в некроманта серое копьё, кто-то — выстрелить из арбалета, но и копья, и короткое болты самострелов замирали в полёте и рассыпались невесомым прахом.

Кэр Лаэда сперва отбивался, гордо расправив плечи и крутя над и перед собой зачарованную глефу; однако движения её становились всё короче, всё медленнее, словно лезвия прорубались сквозь незримое и вязкое. Пляшущая над некромантом руна съёживалась, сжималась, росчерки её становились всё короче; сыпавшиеся сверху останки крылатой орды падали в огнистые трещины рядом, рассыпаясь и исчезая в фонтанах золотистых брызг.

«Ты не выстоишь так», — спокойно сообщили ему голоса.

Он знал, что не выстоит. Те, кто воспользовались силой Хаоса, творили и творили свои полчища, и это была не иллюзия. Сложнейшие чары Города грехов, все бесконечные его кварталы, соединённые в единую магическую сеть, подхватывали потоки силы, перекручивали, сжимали, стягивали, придавали форму — и обрушивали на некроманта.

Стоять под этим — всё равно под неиссякаемой горной лавиной, или всесокрушающей штормовой волной. Он выдохнется, и тогда…

— Аэ?

— Я не могу указать тебе дорогу, — голос её дрогнул, глаза заблестели. — Я же сказала, это будет тупик. Я могу лишь стоять рядом и разделить твою судьбу.

— Как? А… та, другая, Аэ?..

— Исчезну я — исчезнет и она, — просто сказала драконица.

«Ты согласен, некромант?»

Нет. Я не согласен. Пусть Аэ и покинула меня, пусть я не ответил на её призыв — но я не согласен!

Пальцы его разжались. Казалось, он целую вечность месил тягучую, неподатливую глину; пляшущая руна стала истаивать, распадаться, и Некромант ощутил, как пальцы его смыкаются на двух эфесах. Шершавый и тёплый один; гладкий и холодный другой. Да, гладкий, но из руки он всё равно никогда не выпадет.

Алмазный и Деревянный мечи.

Материализация чистых идей — что ещё могло создаться здесь, в Городе греха?

Драгнир с Иммельстормом. Артефакты, которыми он прокладывал себе дорогу во снах, полагая это путём к свободе. Дошёл до конца дороги, упёрся в западню; а теперь в руках его прочно лежали те самые мечи, что сгорели безвозвратно на Утонувшем Крабе, не выдержав безумной силы Спасителя.

Ненависть.

Клинки ненавидели друг друга, и ненавидели его, некроманта — за то, что держал их обоих разом. Каждый из них мог оставаться только одним, и никак иначе.

Но сейчас их было два, и они жаждали битвы.

«Любая дорога, которую тебе покажут, окончится тупиком»

Фесс размахнулся — мечи повиновались, завывая от ярости. Тонко гудел, словно натянутая струна, Драгнир. Шипел, точно ветер в ветвях, Иммельсторн.

«…окончится тупиком!»

Алмазный и Деревянный мечи словно сами нашёптывали слова нужных заклятий. Откуда-то сверху, из фиолетовой тьмы, из клубящихся облаков, вывалился вдруг скелет, нелепо размахивая костяными руками и ногами, рухнул чуть не на голову некроманта, за ним — ещё и ещё.

Словно там, «наверху», вскрывались нижние слои кладбищ, переполненных погостов и катакомб. Впервые, наверное, неупокоенные лезли не вверх, а падали вниз — десятками и сотнями.

Ещё в воздухе они сцеплялись со всадниками Хаоса, хватали их за доспехи, за оружие, за всё, что могли, вгрызались, рвали зубами и ногтями; срывали шлемы, норовили выдавить глаза, перегрызть горло…

Это было сладко.

Какие враги устоят перед ним, когда к нему вернулись Мечи?!

Какие драуги? Какие ещё твари, угнездившиеся под старыми могилами, в склепах и криптах, злобные, голодные и ненасытные? Я — Разрушитель! Я покорю вас и поведу войной!.. Я смету этот нелепый фиолетовый город, невесть кем тут возведённый, я покорю его!..