Бушевавшая вокруг них буря меж тем стихала, сила вновь обрела прежнее течение, хаотическое, но всё-таки.

— Я должен знать, что они задумали, Аэ. Ведь не просто же вытолкнуть меня из этого мира!..

— У них много планов, — кивнула драконица.

— У кого «у них»? Ты их знаешь?

— Местные… средоточия силы.

— Как Древние Боги?

— Нет, — за жутким всадником Хаоса угадывалась целая кавалькада. — Я не скажу точнее, а память крови молчит.

— Что ж, справимся и без этого, — некромант поудобнее перехватил глефу. — Мне только обидно, Аэ, что и ты решила, что мною можно управлять. Что ты настолько выше, лучше, проницательнее. Что ты имеешь на это право.

— Я дракон, — бесстрастно ответила она, не опуская взгляда. — Я делаю не то, что хочу, но что должна.

— А откуда ты знаешь, что именно ты должна?

— Все драконы знают, — отвечала она с выражением мраморной статуи. — Память крови, забыл? Это вложено в нас от рождения. Долг превыше всего. Поэтому-то у нас… гм… такие своеобразные семьи.

— Точнее, их у вас нет, — уточнил некромант.

— Неважно, — отмахнулась драконица. — Сейчас важно лишь то, что у меня за спиной. Дохлый мир-зомби. Неживая тень. И то, что вокруг него.

— А что же «вокруг него»? Разве не Межреальность, куда мы просто не нашли ещё выхода?

— Я не ощущаю никакой Межреальности, — отрезала Аэсоннэ.

— Этого не может быть!

— Я не говорю, что «может». Я говорю, что «не ощущаю».

Они замолчали. Крылатые всадники Хаоса, или того, что действовало здесь его именем, приближались, повеяло холодом, словно воинство это и в самом деле вбирало в себя разлитое кругом тепло.

— Это не должно было так кончиться, Аэ.

— Ты сам не захотел, чтобы было по-другому, — возразила она. Взгляд был холоден, голос сух. — Ты не знаешь, что такое гордость дракона. Что ж… будь с нею, коль так. С рекомой Ньес.

— Зачем ты так, Аэ?..

— Ты должен принять решение, в конце концов! — она топнула ногой. — Быть собой — или быть рабом. Никто не скажет тебе, как осуществить первое; зато насчёт второго в наставниках недостатка не будет.

Фесс только покачал головой.

— Аэ… если ты хочешь только упрекать меня, то лучше вернись… вернись к себе, к той настоящей Аэсоннэ, которая не знаю, где сейчас и неведомо чем занята.

— Я не могу указать тебе путь. И никто не сможет. Любая дорога приведет только в тупик.

Предводитель тёмного воинства пришпорил своего дракона. Тот изогнулся дугой, ринулся вниз; небеса заполыхали лиловым. Застонала и колыхнулась земля, или то, что здесь служило ею.

— Ты наш-ш, ты наш-ш, твоё место здесь!.. — зашипел, казалось, сам воздух.

Аэсоннэ посторонилась, скрестила руки на груди с деланым равнодушием. Конечно, что ей, она «не настоящая» …

— Не настоящая… — повторил он вслух.

— Очень даже настоящая, — вскинулась Аэ. — Порежусь — кровь пойдёт. Перекинусь — обернусь драконом. Взлечу. Изрыгну пламя. А потом вернусь. И вновь стану одна, единая… А теперь сражайся, некромант!

Кажется, впервые она хоть как-то обратилась ему, иначе чем просто «ты».

Здесь было очень много силы. Он давно привык к её «горечи», и, даже лишившись черепа на посохе, направлял потоки, почти не ощущая неудобств. Напротив, «горечь» словно становилась частью его самого, и казалось — всегда было так, и даже непонятно, когда оно обстояло иначе.

Скосил глаза на Аэ. Драконица застыла алебастровым изваянием, жили только глаза.

— Это твой путь. Всё, на что я укажу, будет тупиком, — повторила она.

Чего же тут выбирать? Вот она, орда крылатых стражей, демонов, бестий из упорядоченного хаоса, из Города греха; он, некромант, видел лишь малую его часть, он не добрался до исполинских живых сущностей на горизонте, он даже не мог сказать, что это «ужасно» или «греховно»; но математическая правильность могущественных чар — весь этот город, похоже, являл собой исполинский инструмент неведомого чародея.

Порядок посреди Хаоса. Порядок как инструмент Хаоса. Порядок как слуга Хаоса.

И в центре — он, Кэр Лаэда.

Так чего же тут выбирать?

Он закинул посох за спину и изготовился.

В безумно пляшущей вокруг силе читались странные паттерны, неожиданно-упорядоченные. Те, кто пытался остаться скрытыми, вплетали в бушующий шторм свои собственные чары, окружали некроманта, ожидали его ответа, и готовили что-то своё, поистине невообразимое по мощи. Западня готова была захлопнуться, и приманка уже на месте — великая сила, которая вот она, рукой подать.

Он ощущал это так же ясно, как видел в своё время орка, гнома и ту женщину-богомола в своих странных снах.

— Я привёл их всех сюда… — проговорил он, глядя в мятущийся шторм, рвущий лиловое небо.

— Привёл, — кивнула Аэ. — Я знала. Я чувствовала, но не могла ничего сказать. Твой путь — только твой. Мои на нём лишь тупики.

Кто бы ни скрывался за этой бурей, какие бы сущности — они явно знали, кто он такой, Кэр Лаэда, и знали очень хорошо. И сейчас готовились обрушить на него такой ураган, чтобы у него уж точно не осталось бы выбора.

Ибо выбор — это всегда Порядок. В Хаосе всё равноправно и равновелико, там не из чего выбирать, ибо каждый шаг возвращает тебя к предыдущему, различия Хаоса не связаны с выбором, они совершенно случайны. Невольно некромант подумал о поистине великих примордиальных силах, заточённых в этом вечно ярящемся океане, силах, не осознавших себя, не выделившихся из вечно бушующего и бескрайнего океана; горька была мысль о тех, кто мнит себя достаточно «сильными» или хитроумными, чтобы половить рыбку в глубинах лилового моря, кто надеется «обуздать», «приручить» или «использовать» Хаос.

Он слишком близко подобрался к обитаемым областям, отравил их своими эманациями, разбудил мёртвых. Нашлись его слуги, те, кто трудился не за страх, а за совесть. И крошечный мир где-то в глубине Упорядоченного (что там такое говорит Аэ, что «не чувствует Межреальности»? чепуха какая!) стал поневоле полем битвы.

— Оглядись, — вдруг скомандовала драконица.

Волны крылатых воинов докатились, наконец, до них. Вершины зиккуратов и пирамид полыхнули алым, багряные мечи рассекли нежное подбрюшье облаков. Крошечная часть Города грехов развалилась — но что ему эта потеря, когда стоят сотни и сотни других, протянувшись на десятки лиг — или на сотни, на тысячи? Сколько безмолвных слуг складывают и перекладывают артефакты, меняя по воле незримых владык составляющие могущественных чар? Сколько их готовы будут умереть, напитав собственной кровью творимое волшебство?..

Нет, не обманывай себя. В жертву требуются совсем другие, способны испытывать истинные боль, и страх, и отчаяние. Те, у кого есть настоящая душа. А всё прочие — не более, чем автоматоны, големы, куклы, анимированные несложной магией.

Глефа описала круг над головой некроманта, сила послушно потекла, подчиняясь его воле.

И в тот же миг возникла чужая мысль, словно чей-то голос — с кем и за что ты сражаешься? Это твой шанс, некромаг! Взломай барьеры, вскрой скорлупу этого мира, вырвись на простор! Межреальность ждёт тебя, драконица просто не в силах её учуять! Она тоже может ошибаться, Аэсоннэ дочь Кейден; взломай пределы этого мира, они не смогут тебя удержать, только тебе повинуется эта сила!..

«Только тебе повинуется эта сила…»

А она действительно повиновалась. И он, некромант, мог повелевать ею, мог придать ей форму, заставить, как не раз делал, отнимать то злое подобие жизни, что двигало неупокоенными; и, значит, осталось совсем немного, всего ничего — между ним и свободой.

«Только ты можешь шагнуть туда!»

Предводитель крылатого воинства вскинул длань, указывая на некроманта.

Крылья ударили разом, слитно, как одно — словно не огромное войско явилось сюда, а лишь несколько, размноженное иллюзией.

Кэр Лаэда готовился выпустить силу на свободу.

— Уходи, Аэсоннэ. Это моя битва.

— Ещё рано, — невозмутимо ответила она. Сунула руки в карманы курточки, упрямо задрав нос.