Глава 26

— Это я во всем виновата.

— Что? В чем ты уже виновата?

— В том, что Антон погиб, — кое-как мне удается произнести эту фразу.

Никак не верю в это.

— Лер, что случилось?

— Тоша погиб из-за меня. Понимаешь? Он звонил мне, перед нашей встречей с тобой…

— И?

— Юль, он предложил мне сходить прогуляться, но я отказала ему. Если бы я тогда пошла с ним… Он бы остался жив, понимаешь?

Я делаю глубокий вдох.

— Лерочка, успокойся. Ты ни в чем не виновата.

— Не нужно меня успокаивать. Я знаю, что вина на мне.

Закрываю рот рукой, вспоминая еще одну деталь нашего с Тошей последнего разговора.

— Юль, я не дослушала его.

— Что ты имеешь в виду?

— Он говорил мне что-то, а я сбросила, — хрипло объясняю подруге. — Я не дослушала его фразу. Он сказал «Лер, я тебе…», а дальше я сбросила вызов.

— Зачем ты это сделала?

— Не знаю. Я думала, что он опять начнет мне говорить о своих чувствах, а мне не хотелось этого слышать. Я хотела ему перезвонить, но не сделала этого.

Какая же я дура, если так поступила с близким человеком.

— Давай я сейчас приеду, — предлагает Юля. По ее голосу понятно, что она плачет.

— Нет. Не сейчас. Мне нужно идти.

— Ты все-таки решила сходить на похороны?

— Да. Мне необходимо увидеть его в последний раз. Так будет правильно.

— Умница, — тихо говорит Красильникова. — Я горжусь тобой. Могу я приехать, хотя бы вечером?

— Да. Думаю, что вечером я буду уже дома.

Не дожидаясь ответа, отключаю телефон. Надев черные джинсы и черную зимнюю куртку, выхожу из квартиры. Я не выходила на улицу всего один день, а все вокруг уже кажется таким незнакомым и странным. Мир стал другим, когда не стало Тоши.

Рано утром я позвонила Виктории Александровне, уточнив все о похоронах.

Целую ночь я не могла уснуть. Меня мучили мысли о том, что это я виновата в смерти Антона. Только я. Никто другой. Чувствуя вину, я решила пойти на эти похороны. Мне нужно там быть.

* * *

Набрав в легкие побольше воздуха, подхожу к маме Антона.

— Здравствуйте.

— Привет, Лер. Как ты?

— Лучше и не спрашивайте. Когда все начнется?

— Минут через десять, — шепчет Виктория Александровна и вытирает слезу. — Ты все-таки решила прийти.

Я киваю.

— Я решила, что так будет правильно.

Когда я поправляю капюшон куртки, мама Антона замечает мою перебинтованную руку.

— Лер, это что?

Опустив взгляд, убираю руку в карман.

— Ты…

— Нет, я не пыталась покончить с собой. Я просто кулаком разбила зеркало.

— Ужас. Сильно болит?

В ответ качаю головой.

— Рана глубокая?

— Не больше душевной.

Виктория Александровна обнимает меня и начинает рыдать. Я делаю то же самое.

— Поверить в это не могу, — шепчет она. — Еще вчера он ходил в садик, а уже сегодня я на его похоронах. Он так просил меня купить, этот чертов мотоцикл…

Я еще крепче обнимаю маму Тоши.

— Я ведь и не хотела покупать ему мотоцикл, но Антон буквально умолял меня это сделать. Если бы я только знала, чем обернется эта покупка для него.

— Вы ни в чем не виноваты.

Минуты две мы просто стоим, обнявшись, пока не подходит какой-то мужчина и говорит, что привезли тело. Тело, черт возьми. От этого слова, меня передергивает и начинает трясти. Не выдержав всего этого, отхожу подальше от этой толпы.

Спустя три минуты я так и не решаюсь посмотреть в сторону гроба.

Ко мне подходит какой-то парень и закуривает сигарету. Я не обращаю на него внимания, пока не начинаю кашлять от сигаретного дыма. Но я не сдвигаюсь с места.

— А ты чего здесь стоишь? — спрашивает у меня этот парень.

— У меня нет сил, быть там, — шепчу, указывая в сторону толпы.

— Ты Антону кем была?

— Почему «была»? Я и есть его подруга.

Ненавижу говорить о Тоше, в прошедшем времени.

— Тебя случайно не Лерой зовут?

— Да. Я Лера, а что?

— Филатова?

Я поднимаю одну бровь, не понимая, к чему клонит этот незнакомец. Он что, меня знает?

— Да. К чему вообще все эти вопросы?

— Просто. Тоха все время о тебе рассказывал. У него почти все разговоры сводились к одному — Лера Филатова.

Пытаюсь улыбнуться, но у меня не получается. Видимо, я просто разучилась улыбаться.

— Ты его друг?

— Ага. Мы с Тохой, с детства дружили. Мы были, как братья.

— Понятно.

Парень выбрасывает сигарету на землю, затем берет меня под руку.

— Пойдем туда. Тебе здесь незачем стоять.

Вместо ответа, киваю. Мне действительно уже пора туда пойти.

— Не бойся ты так.

— Легко сказать.

Опускаю глаза на землю, стараясь смотреть только на нее, пока меня куда-то ведут.

— Все. Мы пришли. — Это звучит, как приговор.

Незнакомец отпускает мою руку и уходит.

Я слышу громкий плач Виктории Александровны, и мое сердце сжимается в тиски. Видимо, это очень сложно, терять своих детей.

Когда-то у меня была непростая ситуация, и я говорила, что выхода нет. Как же я ошибалась. Выход есть всегда, только если ты не находишься в гробу. Как Антон. У него нет выхода.

Делаю глубокий вдох. Второй. Третий. Медленно поднимаю взгляд. Я не сдерживаю крика. Я кричу так, что меня можно услышать в соседнем городе. Нет дела до того, что обо мне подумают. Крик, помогает излить душу.

Крепкие руки прижимают меня к теплому и сильному телу, но я продолжаю неистово кричать. Можно подумать, что кого-то убивают. Да, убивают меня изнутри.

— Тише… тише, — шепчут мне на ухо.

Он там. Его тело лежит в этом чертовом гробу. Огромные гематомы на лице. Глаза плотно закрыты, а я все жду, когда они смогут открыться. Почему его не хоронят в закрытом гробу? Его тело изувечено.

— Антон, нет! — кричу, вырываясь из рук какого-то парня. — Нет! Пожалуйста, нет!

Меня буквально оттаскивают от тела Антона. Пытаюсь сопротивляться, но это бесполезно.

— Антон! — снова кричу, захлебываясь слезами. — Тоша!

— Не нужно было тебе все-таки сюда идти.

Подняв взгляд вижу, что нахожусь в крепких руках того самого парня, с которым недавно общалась.

— Отпусти меня, — буквально умоляю, вырываясь из его рук. — Отпусти меня. Я хочу к Антону. Я пойду к нему. Почему он? В мире миллионы людей, которые не ценят жизнь, но продолжают жить. Но почему небеса забрали именно его? За что? — мой голос срывается.

— Давай успокаиваться.

— Я спокойна.

— Ну да, я вижу.

Всхлипнув, прижимаюсь к этому парню и не сдерживаю истерику.

Одно дело — говорить, что человек умер, другое — видеть его в гробу.

— Я пойду к нему. Мне нужно с ним попрощаться.

— Нет. Мы пойдем вместе, но не сейчас.

— А когда? Когда? — снова перехожу на крик.

— Позже.

* * *

— Ты готова?

— К чему?

— Идти к могиле.

Подняв голову, смотрю в карие глаза этого парня. Киваю головой и беру его теплую руку.

— Я сама пойду.

— Нет уж. Я уже пустил тебя одну, и в итоге кое-как смог успокоить.

Кареглазый обнимает меня за плечи и ведет к могиле. Кроме нас, на кладбище больше никого нет. Мне приходится закрыть рот рукой, чтобы снова не закричать. Глаза изучают надпись на табличке.

«Шелыгин Антон Анатольевич»

Нет. Это не Тоша. Может это его однофамилец, брат, двойник? Кто угодно, только не мой Тоша.

Ноги подкашиваются, и я падаю на колени перед могилой, снова начиная кричать. Меня поднимают на ноги и уводят оттуда.

Только оказавшись около своего подъезда, начинаю понимать, что происходит.

— Как мы тут оказались? — ошарашено спрашиваю.

— Ты сама, сказала мне адрес. Тебе нельзя было находиться на кладбище. Не ходи туда сама, ладно?

Я качаю головой.

— Я тебя даже не знаю. Почему я вообще должна тебя слушать?

— А, ну да, я ведь так и не представился, — говорит парень, протягивая мне свою руку. — Никита.