Когда мимо нас проследовал поезд, мы выбежали на пути и стали наблюдать. Оказалось, что вагоны сильно кренит и болтает на поворотах, но я не смог припомнить, чтобы ощущал что-то подобное, оказываясь пассажиром. Мы прекрасно видели, как раскачивающаяся хвостовая кабина с двумя красными габаритами уплыла по правому тоннелю. Под поездом вспыхивали синеватые молнии, похожие на электросварку. Товарищи объяснили, что это эффект вольтовой дуги и происходит он при разрыве токосъёмника с контактным рельсом. Пропустили ещё два или три состава. Все они уходили на разъезде вправо, значит, нам нужно было успеть спрятаться в левом тоннеле. И вот мимо снова прогрохотал поезд, мы, выскочив, бросились ему вслед. Впереди бежал Балакин, за ним – мы с Андрюхой, сначала парой, но оказалось, что бежать вдвоём неудобно, так как одному приходится бежать между рельсов, перепрыгивая со шпалы на шпалу, а другому по ровной и удобной дорожке. Левую сторону тоннеля занимать было страшно из-за контактного рельса, хоть и одетого для безопасности в специальный эбонитовый кожух. Вот и разъезд – обширный освещённый зал. Мы забежали в левый тоннель и заметили впереди квадратное сужение, напоминающее ворота. Не сговариваясь, бросились к нему. Нужно было успеть спрятаться от машиниста следующего состава, который должен был прибыть на стрелку с минуты на минуту.

Каково же было наше удивление, когда за суженным участком, представлявшим собой, в сущности, шлюз, мы увидели огромные распахнутые гермоворота. Не знаю, как ребятам, а мне ничего подобного видеть прежде не доводилось. Толщиной в метр, если не больше, огромная створка даже не висела на циклопических петлях, способных выдержать, наверное, целый корабль, а была установлена на специальный рельс, полукругом пересёкший тоннель. Забились за торец гермоворот и притаились, тяжело дыша. Только сейчас я заметил, что лица моих друзей были уже вовсе не такими чистыми, как раньше.

– Ну вы и чистюли, – попытался я пошутить.

Те с недоумением поглядели на меня, затем друг на друга и расхохотались.

– Молчал бы уж, – ответил Костик.

Вначале нас пугал звук приближающихся поездов. Он нарастал, и казалось, что ещё чуть-чуть, и в тоннеле, по которому мы идём, покажется состав. Но поезда курсировали по соседним путям и тоннелям, напоминая о себе только периодическим грохотом, разносившимся по подземелью. Через некоторое время страх притупился, и мы уже свободно и не торопясь гуляли по освещённому тоннелю, рассматривая каждую мелочь, попадавшуюся нам.

Особенное внимание привлекли автостопы – цилиндрические устройства, похожие на амортизаторы автомобиля, приделанные к маленьким светофорам без линз. То есть вроде бы светофор – но без лампочек, а голова закрыта двумя металлическими щитками. Костя пояснил, что это специальные аппараты, обеспечивающие безаварийное движение составов. Если машинист проедет на красный свет, то поднятый башмак автостопа сам сорвёт кран аварийного торможения.

– Это вообще очень интересно! – возбуждённо рассказывал он. – Когда поезд движется по тоннелю, все светофоры за ним переключаются. Затем, по мере удаления, включается жёлтый сигнал, затем зелёный. Но самое любопытное – стрелочные светофоры: если включены два жёлтых и один мигает – значит, маршрут заложен с отклонением по стрелочному переводу, следующий светофор открыт, а если закрыт – то просто горят два жёлтых.

– Откуда ты всё это знаешь? – удивился я.

– Вовка инструкцию давал почитать. У него же батя машинистом в метро работал.

В глубине души я завидовал Костику: так разбираться в подземке. Казалось, что даже если он чего-то не знал, то просто видел и понимал, что для чего нужно и как это работает.

Мы проходили камеры съездов, тоннели, стрелки. Освещённые участки сменялись угольно-чёрными, а мы были совершенно одни в бесконечном лабиринте метро. Хотя так просто казалось, людей, конечно, поблизости было много, они собирались, переодевались, чтобы за короткую ночь подготовить огромный транспортный механизм к рабочей смене, и для нас в этом была основная опасность.

Мы отдыхали в тёмном тоннеле, сидя на узкой платформочке-банкетке, когда включился свет. Совершенно бесшумно и абсолютно неожиданно вдруг засветились бесконечные гирлянды фонарей.

– Чёрт, час ноль две! – посмотрел на часы Андрюха. – Выбираться надо, скоро напряжения с контактника снимут и сюда путейцы попрут.

Быстро поднявшись, мы отправились в обратный путь, прошли стрелку, и вдруг за поворотом показалась станция. Андрюха схватил Костика за плечо, прошипев ему в самое ухо:

– Сюда, быстро!

Спрятавшись за электрошкафом, мы вглядывались в даль. Тоннель изгибался, но позволял хорошо рассмотреть всё, что происходило на платформе, нас же могло выдать любое неосторожное движение. Сидя на корточках, мы пытались вжаться в стенку как можно сильнее. На станции собрались по меньшей мере человек пятнадцать рабочих в оранжевых жилетках.

– Они, походу, поезда ждут, – предположил Костик. – Если нас машинист спалит, нам кранты.

Я вспомнил, что недалеко от стрелки видел чёрный боковой проход, вроде не запертый.

– Ребята, там какой-то ход был! Пока поезд не пошёл, давайте туда! – сказал я товарищам.

– Так, на раз, два, три бежим, держимся стенки, ближе к контактнику, так нас не видно будет. Раз, два, три! – сосчитал Балакин.

Вскочили одновременно, пересекли тоннель и бросились к спасительному убежищу. Сердце выпрыгивало из груди, когда мы добежали. Теперь в запримеченном мной проходе было светло как днём. Преодолев несколько ступеней вверх, пробежав короткий бетонный коридор, мы снова чуть было не выскочили на пути обратного направления. Проход оказался межтоннельной сбойкой. Послышался грохот прибывающего на станцию поезда.

– Вовремя мы, – почему-то шёпотом сказал Андрюха, разминая в руках сигарету.

Минуты тянулись мучительно долго. Нужно было что-то делать, как-то выбираться. Но куда бежать? Резкий и чистый звук гудка прокатился под чугунными сводами и замер вдали.

– Почему он гуднул? Сейчас поезд пропустим и бежим в хвост! – хрипло скомандовал Костик. – Пытаемся сориентироваться, откуда пришли. Всё понятно? Вспоминайте тоже дорогу.

Ещё гудок, уже намного ближе, долгий и тревожный, вперемешку с визгом колёс на кривой тоннеля.

– А ведь это он нам гудит! – осенило Андрюху. – Видимо, заметили нас.

Состав проехал подозрительно медленно и только вдалеке начал набирать обычную скорость. Выскочив в тоннель, мы бросились бежать прочь от станции. По перегонам разносился низкочастотный гул от включившихся вентиляторов. Когда мы добежали до решётки, за которой будто бы притаился гигантский шмель, Костик юркнул туда и поманил нас рукой:

– Тут передохнём, и нас не слышно будет, если что.

В помещении было темно, дул сильный ветер. Мы зажгли фонарики и остолбенели. Зал заканчивался стенкой с дверным проемом, по бокам от которого были вмонтированы два огромных вентилятора. Один из них вращался. В детстве я видел вентиляторы, приделанные к потолку в гастрономах. Но теперь они казались просто игрушечными в сравнении с этими турбинами. Размах лопастей каждой был значительно больше человеческого роста. Казалось, что за стенкой спрятан самолёт. Мы прошли в проём мимо двух механизмов, приводящих в движение лопасти, размером по меньшей мере с легковой автомобиль. В конце машинного зала в потолок уходил ствол.

– Предлагаю проверить! – сказал Андрюха. – Может, через венткиоск удастся выбраться.

Возвращаться на перегон было страшно. Нам казалось, что, как только отключат контактный рельс, в тоннель ринутся монтёры и сотрудники милиции, чтобы поймать нас. Через несколько лестничных пролётов мы поднялись на решётчатый балкончик, опоясавший изнутри шахту, осмотрелись. Балкончик был как бы отделён от ствола пыльными швеллерами, поднимавшимися снизу бесконечным частоколом. Пачка кабелей ныряла в узкий проём в стене, чуть выше уровня перил. Заглянув внутрь, мы обнаружили, что стоим в начале причудливо изгибавшегося коллектора. В горле першило от едкого запаха. Я дотронулся до одного блестящего новенького кабеля рукой и чуть было не влип. Его покрывал густой слой свежей мастики, похожей то ли на смолу, то ли на клей липких лент – мухоловок. Ни дать ни взять – паучье логово.