– Сейчас подойдём к люку, я аккуратно вылезу, если всё спокойно, бегу к забору, на угол. Вы за мной.

– Палево, палево! – попытался пошутить Андрюха.

Костик смерил его уничтожающим взглядом, и Андрюха примолк.

Преодолев путь по коллектору, мы добрались до выхода. Костик поднялся на трубы и выключил фонарик. Стараясь не греметь крышкой, он приподнял её и сдвинул в сторону. Сверху потянуло холодным воздухом, и над головой показался круг высвеченного московского неба. Наш товарищ подтянулся и выглянул:

– Всё нормально вроде, давайте за мной.

Я поднимался последним, но, вместо того чтобы сделать всё быстро и ловко, начал суетиться и чуть было не свалился обратно в коллектор – рука соскользнула c оттаявшей мокрой земли. Больно приложившись локтём об острый край обечайки, я всё же выбрался на поверхность, подхватил свой рюкзак и бросился к забору. Ноги проваливались в рыхлый снег. Перелезая через ограждение, я осмотрелся по сторонам и вдруг, всего в нескольких десятках метров, увидел милицейскую машину. Из машины тоже заметили нас. Завертелись мигалки, патрульный автомобиль неровно пересёк улицу и подкатил к тротуару. Бежать было некуда. Одновременно открыв двери и надев форменные меховые шапки, к нам вышли милиционеры с автоматами наперевес.

– Подходим, подходим, – сказал один. – Рюкзаки на землю, из карманов, так сказать, всё на капот.

Мы прошли через газон, проваливаясь по колено в рыхлые сугробы, и, положив рядышком рюкзаки, начали опустошать карманы.

– В такой праздник такое сделать! – сипло бубнил один из милиционеров, разглядывая наши паспорта. – А вот подстрелили мы бы вас – я бы поглядел.

– За что же это нас подстрелить? – поинтересовался Костик.

– А про террористическую угрозу слышали? Поздравляю с Новым годом, так сказать. Мамки теперь вам передачек навозятся. Ой! – зажмурил милиционер глаза, пытаясь передать на своём лице все страдания, которые испытают наши матери, отвозя передачки.

Лицо у него было нездорового красноватого оттенка, толстые губы, под широким носом с лопнувшими капиллярами, лениво шевелились, выпуская, точно нехотя, наружу отрывистые слова. От милиционера сильно и резко пахло одеколоном. Второй милиционер встал за капотом, положа одну руку на автомат. Он был намного моложе и в основном помалкивал, наблюдая за досмотром. Изучив документы, краснолицый начал перебирать вещи.

– А это, так сказать, что такое?! – возмутился он, разглядывая наши фонарики.

– Это фонари, – подсказал ему Андрюха.

– Самый умный, да? Из рюкзаков всё доставайте.

Мы сделали шаг к нашим вещам, но сотрудник предупредил нас:

– По одному!

В рюкзаках тоже, по-видимому, не оказалось ничего запрещённого. Вертя в руках разводной ключ, милиционер сипел:

– Щеглы, на слесарей вы что-то не похожи. Ну, посидите сейчас недельку – сами сознаетесь. В такой праздник… – расстроенно причмокнул он.

– Да что мы сделали-то? – не выдержал Костик.

Милиционер был явно разочарован. Заставив меня развернуть костюм химзащиты, он долго смотрел на него, потом покашлял и потребовал:

– А ну переверни его.

Я перевернул и даже потряс.

– Рыбак?

– Да, в некотором смысле! Подарить хотел на Новый год, думали через забор срезать, а тут вот вы.

– «Вы-ы-ы», – передразнил он. – Что же с вами делать?

– А давайте так! – предложил Андрюха, широко улыбаясь. – Сегодня же Новый год. Мы вас чем-нибудь угостим, а вы нас отпустите.

Милиционеры переглянулись.

– Слушай, ты, угощатель, так сказать, ты язычок попридержал бы. Давайте в машину.

Мы залезли на заднее сиденье, молодой сотрудник за руль, а сиплый рядом на переднее.

– Ну товарищ майор! – снова умоляюще попросил Андрюха.

Но тот, повернувшись к водителю, произнёс:

– Давай к Миграну!

Мы ехали запутанными переулками, проезжали под красный свет, бросая на ноздреватые сугробы синие отблески маячков. И наконец остановились. Но вовсе не возле районного отделения, а у небольшого магазинчика, на углу пятиэтажки.

– Ну, давай, действуй! – послышался тяжёлый сип.

Совместными усилиями мы наскребли на две бутылки советского шампанского, которые и вручили экипажу патрульной группы, и те, даже не попрощавшись, укатили в ночь.

– А я сразу понял, что они просто мимо ехали. Нас же даже не обшмонали. Мало ли чего мы из карманов могли не достать, – размахивая руками, весело говорил Андрюха.

Только тут до меня начало доходить, почему нас в самом деле отпустили: сотрудники и не догадывались о наших приключениях, о том, где мы были, о сорванной сигнализации. Проезжая мимо по своим делам, они заметили нас, перелезающих через забор.

– Я ещё капитана майором назвал, слыхали? Я всегда так делаю! Они добреют и отпускают быстрее, – продолжал хвастаться наш товарищ.

– Слыхали! – хмуро отозвался Балакин. – Ладно, пошли в метро, там хоть в переходе погреемся.

В палисадниках, между торчащими тут и там отсыревшими картонными блоками от ракетниц, жёлтыми и фиолетовыми крапинками валялись конфетти. В некоторых окнах ещё мигали новогодние гирлянды и мерцали телевизоры, но большинство москвичей, шумно встретив праздник, уже погасили свет в своих жилищах. А мы, пошатываясь от усталости, грязные, с мокрыми ногами, шли по пустому и сонному городу в новый год нашей жизни.

Мои друзья постепенно остывали к поиску Колодца трёх рек, да я и сам не то чтобы разочаровался, но держал эту идею где-то в глубине, заперев её в самых дальних, потаённых уголках души. Да и как его искать? Никто ничего подсказать не мог, Задикян отчего-то намеренно избегал разговоров о Колодце, даже в Музее воды об этой шахте ничего не знали. Текущие дела так или иначе заставили подзабыть о поисках, и каждый из нас продолжал жить своей обычной жизнью – у Андрюхи институт, у Костика работа, у меня школа. Мы даже в подземелья стали выбираться редко. По субботам встречались в диггерском штабе. Чаще всего Маклаков назначал на этот день какие-нибудь съёмки, а мы его сопровождали. Бывало, снимали что-то и под землёй, но чаще шеф вёз нас куда-нибудь в центр и, ставя за своей спиной, рассказывал журналистам о причинах появления на том или ином доме трещины. Иногда обнаруживал едва заметные проседания почвы и тогда рассказывал о процессах, происходящих под ногами москвичей.

Нередко Владимир говорил в интервью: «Наши специалисты обследовали коммуникации в этом районе…» или «вместе со своими помощниками я спускался в этой точке.» – и у меня постепенно стало возникать чувство, похожее на ревность. По всему выходило, что у него есть ещё какие-то помощники, кроме нас. Вот им-то и достаются самые интересные подземные исследования, однако никаких других помощников я никогда не видел.

– Да никого у него нету, не переживай, – успокаивал Костик. – Ты что думаешь, что с понедельника по пятницу в штабе дежурит другая смена диггеров? Если Маклаков что-то и исследует по будням, то сам, а журналистам про помощников говорит так, для важности!

Было что-то странное и в самом главном диггере: с одной стороны, он общался с нами как бы на равных, но его эрудиция поражала. С другой – мне иногда начинало казаться, будто Маклаков просто придумывает некоторые истории: например, он любил рассказывать, как спускался в подземное московское море – огромную пещеру, расположенную на глубине восьмисот метров, но каждый раз в его рассказе появлялись какие-нибудь новые подробности. И он никогда не говорил самого главного – как нашёл туда вход. К тому же в Колодце трёх рек он тоже, по его словам, побывал не раз, но частенько рассуждал о необходимости его найти.

– Ну, есть Колодец, есть, должен быть! – заявлял Владимир.

– Так ты же в него спускался? – удивлялись мы.

Маклаков отворачивался, а потом, точно вспомнив что-то более важное, заговаривал на отвлечённую тему: